Музыка для Повелителя (СИ) - Потёмкин Сергей

— О чём? — удивился дух.

Но Глеб так разволновался, что не ответил — и даже чуть по лбу себя не стукнул.

Он же видел, как Хромов менял облик: тот превратился в Повелителя у него на глазах, а у глазной сетчатки есть память… И лишь три вида спиритусов могут её извлечь: пикси, сидхе и тэнгу.

Тэнгу!!!..

— Горо… — произнёс Глеб.

— Что?

— Ты ведь можешь извлекать увиденное?

Дзиро замер с кружкой у рта:

— Повелитель при нас перевоплощался…

— Ну да! — Глеб возбуждённо взмахнул биркой. — Это можно достать из глаз, сохранить, как на флешку, и загрузить в чаросеть! Тысячи людей увидят, кто ограбил «Грей Тауэр» на самом деле!

— Одно «но», — вставил Дзиро. — Нас долбанул огнетушитель, и лично я смотрел в пол.

— Зато я поднял голову, — Глеб прогнал образ Хромова с бегавшими под кожей «жуками». — Если это попадёт в чаросеть, Дею, Вадима Сергеевича и Монгола отпустят… Горо, так ты поможешь?

На лбу спиритуса проступили морщины. Отчего-то понурившись, он сказал:

— Нет. Извините, но я вынужден отказать.

— Но почему?.. — Глеб растерялся; радушие духа внушило ему уверенность, что тот во всём пойдёт им навстречу. — Ты ведь можешь помочь нам спасти законодержцев!

Тэнгу стал похож на дантиста, которого просят вырвать здоровый зуб.

— Во-первых, извлекать увиденное больно.

— Насколько больно? — испугался Глеб.

Спиритус указал на свои глаза — золотистые, с чёрными зрачками:

— Чтобы работать с сетчаткой, я должен воздействовать на всю вашу нервную систему; если этого не сделать, моя магия будет отторгнута. А теперь представьте, что в каждый ваш нерв вонзили по иголке. Боль будет недолгой, но её я и врагу не пожелал бы.

Глеб представил — и содрогнулся. Но ещё представил Дею в наручниках… и Вадима Сергеевича… и Монгола…

И спросил:

— А во-вторых?

— Тебе первого мало? — вспылил Баюн.

Но Глеб не отводил взгляда от тэнгу. Тот мрачнел, хотя и так уже был хмурым:

— Когда я начну, ваша душа отделится от тела.

— Моя душа… что?.. — не поверил Глеб.

— Отделится от тела — на час или два. Вы точно хотите через это пройти?

Пока Глеб и Дзиро (а заодно и Баюн) наслаждались гостеприимством тэнгу, в другой части Спиритлэнда творилось нечто странное.

Дворняга с пакетом в зубах обежала лужу. Пакет она несла за ручки, задрав морду и осматриваясь; если бы кто-то её видел, то сразу решил бы, что эта собака ведёт себя не по-собачьи.

Прошмыгнув в проулок, пёс выскочил к реке, за которой были дома.

Их готовили к сносу, а жильцов расселили из-за дымившего рядом завода. В домах выбили окна, стены «украсили» граффити, двери исписали похабщиной. Лишь над одной осталась вывеска: «ПРИЮТ СВЯТОГО ЭДМУНДА», — гласила она.

Пробежав по мосту и оставив там следы грязных лап, пёс остановился у крыльца. Обошёл его, потоптался среди битой черепицы… и исчез, тотчас возникнув в коридоре без окон. Свет лампы падал на двери с облупившейся краской. В одну из них пёс ткнулся мордой, и дверь открылась.

— Ну наконец-то, — сказала Кали.

Глеб удивился бы, узнав, что ни она, ни Повелитель не покинули город; они покинут его скоро, но пока их убежищем был дом у реки.

Глаза пса мигнули жёлтым, выдав в нём спиритуса. Бросив пакет, он стал лисой:

— Здесь то, что вы просили.

Кали встала со стула. Свеча на столе (электричества в комнате не было) чуть не погасла: огонь съёжился, мрак загустел. Убранство комнаты подёрнулось им, словно прячась — и вновь проступило, как прикрытое вуалью лицо.

Старый линолеум. Комод, стулья, кровать. В углу игрушки: плюшевый медведь с изодранным брюхом, солдатик с оторванной рукой, пожарная машина, смятая так, будто её швыряли о стену.

На кровати спал Заур — он спал уже долго. Заур Левзин бодрствовал реже, чем другие дети… Впрочем, мало кто назвал бы его ребёнком.

Кали взглянула на гаснущую свечу, и под её взором огонь выпрямился, вернув в комнату свет. Дойдя до пакета, Кали взяла его, заглянула внутрь и вздохнула:

— Я просила солёные чипсы. «Хруст-бон» — неужели трудно запомнить?

Лиса тявкнула — ни то по-собачьи, ни то по-лисьи; очевидно, огрызнулась.

Кали достала из пакета блестящую упаковку (пакет за ненадобностью полетел на пол), вскрыла её и извлекла один тонкий ломтик. Надкусив его, поморщилась:

— Сладкие…

Заворочался Заур. Кали подошла к нему, не боясь разбудить: он проспит ещё два дня, а проснётся в другом веке.

— В сладких чипсах нет жизни, — Кали поправила одеяло. — Как и в горьких снах.

Принёсший пакет дух напомнил:

— Вы заплатили вперёд, а у нас их целый контейнер.

— Оставь себе, — отмахнулась Кали, — завтра мне будет не до чипсов.

Спиритус тряхнул мордой — мол, ну и ладно — и исчез.

Пройдя к комоду, Кали выдвинула ящик. Нашла среди бинтов пипетку, села за стол, где блестели склянки. Взяв одну, набрала несколько капель.

Потом придвинула свечу, чтобы видеть отражение в настенном зеркале, и открыла третий глаз.

Цвет его века сливался с кожей лба, а ресниц не было: когда он был закрыт, казалось, что глаза нет. Из-за отсутствия ресниц он воспалялся — слишком часто попадала пыль. Магия не помогала; в аномалках не зря говорят, что и волшебникам нужны лекарства.

Подняв пипетку, Кали вздрогнула: кто-то перехватил её руку.

— Позволь мне, — сказал Повелитель.

Она не удивилась тому, что он появился бесшумно. Когда речь шла о Повелителе, удивляться не стоило.

Заботливо, словно ребёнку, он влил в её глаз две капли; бинтом, смоченным в склянке, очистил уголки от гноя.

Кали сконфузилась, будто была не чернотворцем, разменявшим седьмой десяток, а школьницей на первом свидании:

— Повелитель, вы не должны этого делать…

Жестом он велел ей замолчать:

— Не пользуйся им часто — береги силы.

Глаз закрылся, снова став едва видимым. Его веко походило на родимое пятно.

— Все три камня в шкатулке, — Повелитель отложил бинт. — Скоро всё закончится… и начнётся.

Кали улыбнулась с робкой надеждой. Повелитель посмотрел на Заура:

— Я сдержу обещание: историю мы перепишем вместе.

— Когда доиграет музыка… — чуть слышно отозвалась Кали.

В зрачках Повелителя отражался огонь свечи. Кали взирала на него, как паломник на святыню.

— Мне снятся кошмары…

Она умолкла, но он понял:

— Те, кто пал от твоей руки?

Она кивнула. Повелитель погладил её волосы:

— Ты же знаешь — мы изменим списки живых и мёртвых. Цель оправдывает средства.

— Время — что тени в зеркалах… — прошептала она.

Кали верила ему — он был единственным, кому она верила. Ей казалось, в его глазах горит пламя, даже когда гаснут свечи.

— Всего сутки, — продолжил Повелитель, — и я использую шкатулку.

— Может, лучше сейчас?.. — Кали коснулась века.

— Не чеши его, — Повелитель шагнул к двери. — С тремя камнями шкатулка звучит иначе — надо настроить механизм. Мы ведь у финиша… не нужно спешить.

Повелитель вышел, и тень его скользнула по обшарпанным стенам. Идя по коридору, он добавил:

— У финиша спешат только глупцы.

— Ты не передумал? — спросил Дзиро. — Извлечь увиденное — это не шутки. Я бы на такое не пошёл.

Беседа шла на заднем дворе. Глеб всё-таки убедил Горо провести обряд извлечения (сам тэнгу называл это так), причём поскорее — пока Дея, Монгол и Вадим Сергеевич не попали в тюрьму.

Баюн в обличье ворона сел на забор, поглядел на Глеба и заключил:

— Пора с этой затеей кончать — он же трясётся как осиновый лист.

— Да, мне страшно, — признал Глеб. — И что?

— А то, — каркнул Баюн, — что не поздно сдать назад.

Дзиро кивнул:

— Трусом мы тебя не назовём. Говорю же — я вообще не пошёл бы на такое. Даже если бы и видел, как этот ваш Хромов перевоплощался, никому не дал бы копаться в своих глазах.