Распад. Обреченная весна - Чингиз Абдуллаев

Вопрос: «Вы уверены, что представители теневой экономики не обменяли уже свои деньги? Не было ли утечки информации?»

Ответ: «В начале декабря прошлого года была отмечена определенная активность при сдаче крупных купюр. Однако она продолжалась недолго, и я уверен, что избавиться от накопленных у них средств представителям теневой экономики не удалось. Что касается круга людей, знавших о готовящейся реформе, этот круг чрезвычайно ограничен. Хотя, впрочем, об этом знали граверы, изготавливавшие матрицы, и печатники».

Ремарка

ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ГОСБАНКА СССР В. ГЕРАЩЕНКО

Отметив, что на 1 января в стране было 50– и 100-рублевых купюр на сумму 48 миллиардов 199 миллионов рублей, председатель Госбанка сообщил, что сдано 40 миллиардов рублей. В результате обмена удалось «отсечь» 8 миллиардов рублей, которые находились в руках представителей «теневого бизнеса». Однако отмечено, что многие организации сдали в банки гораздо большие суммы в первый день обмена, чем обычно.

Были приведены конкретные факты. Так, «Ташкомиссия» под видом остатка кассы, который определен ей в одну тысячу рублей, сдала 900 тысяч рублей. Похожий случай произошел в Молдавии с объединением комиссионных магазинов, которые сдали выручку, в четыреста раз превышающую обычную. А один парк культуры и отдыха умудрился сдать вместо положенных остатков в несколько сот рублей 21 тысячу рублей. При этом таможенниками на границе было изъято только 500 тысяч рублей, которые собирались вывезти за эти три дня. Что касается самих результатов обмена, нужно иметь в виду не только прямое изъятие средств у дельцов «теневой экономики», но и выявление множества каналов, по которым совершались незаконные операции.

Глава 15

Они прибыли в Москву только в конце января. Сошли с поезда и молча прошли к остановке такси. Долго стояли в очереди, хотя рядом крутились другие водители, предлагавшие за «коммерческую плату» отвести их куда угодно. Но они никуда не торопились. Просто стояли вместе. «Медовый месяц» их отношений закончился. Она собиралась поехать домой, проведать дочь, мать, бабушку. Он должен был ехать в Союз, чтобы снова найти всемогущую Пашкевич и получить бронь на место в гостинице. Или в очередной раз поехать в постоянное представительство своей республики, где была своя гостиница. Мурад понимал, что ему лучше взять номер в гостинице, если он хочет еще раз увидеться с Кариной.

Они молчали, словно уже сказав друг другу все слова, которые могли сказать за эти две недели. Наконец подошла их очередь. Они забрались в салон, и она первая назвала свой адрес. Машина тронулась с места.

– Когда мы с тобой увидимся? – осторожно посмотрев на Мурада, тихо спросила Карина.

– Когда захочешь, – ответил он, глядя перед собой. – Я оставлю тебя и поеду на Воровского, надо получить бронь в гостиницу. Возьму «Россию» или «Москву», как получится. И сразу тебе позвоню.

– Ты не можешь вечно жить в гостиницах, а я не могу все время к тебе приезжать, – печально сказала она. – У тебя скоро закончится отпуск, и тебе все равно придется уехать.

– Да, – мрачно согласился он, – придется.

– Мы можем звонить друг другу, – осторожно предложила Карина. – Ведь никто не будет знать, почему тебе звонят из Москвы. И ты тоже можешь заказывать разговоры с Москвой. Когда заказываешь номер, необязательно говорить фамилию того, кому ты звонишь. Можешь сказать, что просишь соединить тебя с человеком, который ответит. А можешь даже сам набирать мой телефон по коду.

– Я все это знаю.

К 91-му году связь уже позволяла набирать иногородний номер по коду. Раньше обычно заказывали разговор и долго ждали, пока телефонистки соединят вас с вызываемым абонентом. Любой приезжий командировочный знал, что рядом с Главным почтамтом есть здание бывшей церкви, превращенное в переговорный пункт, откуда всегда можно позвонить в свой город, используя пятнадцатикопеечные монеты. В обычных телефонах-автоматах внутри города использовали двухкопеечные монеты.

Машина, наконец, остановилась. Карина вышла из салона. Он вышел следом за ней.

– Спасибо тебе за все, – грустно улыбнулась она. – Это были самые запоминающиеся дни в моей жизни.

Она не сказала «лучшие». Было бы глупо называть лучшими дни, во время которых они присутствовали при гибели людей и похоронах несчастных жертв в Вильнюсе и Риге. Он это тоже оценил.

Она протянула ему руку, и он потянулся к ней, чтобы поцеловать на прощание.

– Нас могут увидеть из окна, – легко отстранилась Карина. – Моя бабушка любит стоять у окна. Может, ты еще помнишь.

– Конечно, – согласился он, пожал ей руку и сел в машину, уже не оглядываясь.

Приехав в Союз писателей, он узнал, что Пашкевич появится только через два часа. Поэтому оставил свои вещи в гардеробе, где дежурили доброжелательные и все знающие старые женщины, гордящиеся своей работой в таком месте. Затем поднялся в кабинет к Валеху. Там уже сидел Музаев и еще какой-то неизвестный мужчина в темном костюме и рубашке без галстука.

– Здравствуй, – обрадовался Валех, – где ты пропадаешь? Мне звонили три раза и спрашивали, почему ты не приехал по своей путевке. Я перезвонил к тебе в Баку, и мне сказали, что ты находишься в Прибалтике. Значит, решил отдыхать в другом месте?

– Я был в другом месте, – вздохнул Мурад, усаживаясь на стул.

– Привет, – сказал Музаев, – рад видеть тебя. Почему такое кислое выражение лица?

– Просто устал. Я был в Вильнюсе и в Риге.

– Набирался впечатлений для нового романа, – кивнул циничный Музаев. – Стасис, посмотри на нашего гостя. Большой человек из Баку. Секретарь Союза. И прибыл из ваших краев.

Мужчина, очевидно, литовец, кивнул в знак приветствия.

– Что ты там увидел? – спросил Музаев. – Или это государственная тайна?

– Я был там ночью 13-го, у телецентра, – сообщил Мурад, – и все видел своими глазами.

– А ты, Стасис, в это время сидел в Первопрестольной, – напомнил Музаев. – Интересно, что он там мог увидеть?

– Все, что там происходило, – ответил Мурад, – то и увидел.

– Стасис, мы вышли на золотую жилу, – улыбнулся Музаев, – у нас появился очевидец происходившего. И еще писатель. Вот тебе собеседник для «Немецкой волны». Можешь сразу наброситься на него и потрошить, как тебе нравится.

Стасису было не больше сорока. Высокий, худой, темноволосый, с вытянутым лицом, длинным носом и светлыми глазами.

– Можешь поделиться впечатлениями от увиденного? – повернулся Музаев к Мураду. – Рассказать, что именно ты там видел?

– Нет.

– Почему?

– Не хочу.

– Что? – не понял Музаев.

– Не хочу говорить на эту тему, – мрачно проговорил Мурад.

– Это уже интересно. Не можешь или не хочешь?

– Могу, но не хочу. Там убивали людей. А мне принципиально не нравится, когда убивают людей.

– Мурад Рагимович – участник войны в Афганистане, – быстро пояснил Валех. – Он был там тяжело ранен.

– Значит, ты еще и герой, – иронично произнес Музаев. – Как я сразу не догадался? Кого еще могли сделать секретарем Союза в таком возрасте? Сражался за имперскую идею.

– За свою страну, – резко перебил его Мурад.

– За свою страну бьются обычно на своей земле, необязательно так далеко ехать, – пошутил Музаев.

– У нас не спрашивали. Нас туда отправили. И мы верили, что сражаемся за свою страну.

– Похвальный наивный героизм в восемнадцать лет. Но сейчас ты должен понимать, что все это было никому не нужно, кроме наших маразматических кремлевских старцев.

– Нужно, – возразил Мурад. – Тогда это было нужно нашей стране, и мы верили, что там защищаем именно ее.

– Теперь я все понял. Ты – державник и патриот. Наверное, член партии? Хотя, о чем я спрашиваю? Если секретарь, то наверняка член партии. А я вот не вступал в этот «орден тамплиеров», считал, что мне и без них хорошо. Мог выпить, когда захочу, и встречаться с любой женщиной, не опасаясь, что в самый неподходящий момент из-под кровати вылезет секретарь парткома с двумя свидетелями и с протоколом о моем моральном разложении.

Все улыбнулись, даже Мурад.

– Вы действительно были у телецентра? – спросил Стасис с характерным литовским акцентом.

– Да, – кивнул Мурад, – и видел все собственными глазами.

– И можете подтвердить, что танки начали стрелять первыми?

– Танки не стреляли, – честно ответил Мурад, – иначе там было бы месиво из людей и жертв было бы гораздо больше. Во много раз больше. А вот десантники, когда пошли на штурм, начали стрелять. Только в них тоже стреляли.

– Это были провокаторы, – сразу отреагировал Стасис. – Они нарочно прятались среди защитников телецентра, чтобы вызвать ответный огонь.

– Это не провокаторы, – возразил Мурад, – я все видел собственными глазами. Думаю, что провокаторы тоже были, не без этого. Но у некоторых защитников телецентра в руках было оружие, это я тоже отчетливо видел. И стреляли с обеих сторон, хотя понятно, что у десантников было большое преимущество.