Правда о любви - Стефани Лоуренс

И, снова кивнув обоим, направился в сад, к северной площадке обозрения.

Джерард повернулся в ту сторону, откуда он пришел.

– Как он добрался сюда?

Сдержанность Жаклин растаяла просто на глазах.

– Пешком. Мэнор находится в соседней долине, и, хотя по дороге идти довольно долго, есть путь короче. Стоит перевалить через тот гребень ... – она кивнула на южный гребень, граничивший с садами, – и до бокового входа в Мэнор всего десять минут ходьбы. Есть там тропа, которая ведет через лес к саду Дианы.

– И он часто появляется здесь?

– Собственно говоря, сама не знаю. Сады так велики, что в них можно легко затеряться.

– Хм ...

Джордан прошел сквозь деревянную беседку и исчез в саду Диониса.

Джерард смерил взглядом западный горизонт, отметил, что солнце спустилось совсем низко, и покачал головой:

– Давайте попробуем сад Посейдона. Вода на закате становится совершенно необычным элементом пейзажа.

Как и вчера, он устремил взгляд на то место, где ручей, вытекающий из сада Ночи, оказывался на свету и каскадом падал с пологих каменных ступенек, чтобы влиться в узкий прямоугольный пруд. Похоже, он нашел идеальный фон.

Теперь, когда он знал, чего должен добиться своим портретом, в душе не осталось ни капли сомнения. Он напишет портрет в мастерской, но фон, на котором она будет стоять, останется именно таким.

– Сядьте на берегу пруда, – потребовал он.

У подножия каменных ступенек вода собиралась в канал и далее текла в пруд по желобу.

Жаклин молча направилась к берегу, и Джерард с облегчением отметил, как естественны ее движения. Ни малейшего следа неловкости.

– Вот так? – Она грациозно опустилась на каменную плиту, рядом с желобом.

– Идеально, – улыбнулся он.

Вот оно: золотистый свет заходящего солнца отражался от поверхности пруда и окутывал ее мягкой позолотой. Кожа девушки словно лучилась сиянием, волосы переливались всеми оттенками красного и каштанового. Даже губ коснулась некая загадка, а в глазах ... в глазах таилась мечта.

В душе Джерарда что-то замерло; она смотрела мимо него, на долину, в золотистое сияние. И выражение ее лица ...

Не успев додумать, он стал рисовать. С бешеной скоростью переносил на белую страницу все, что сумел увидеть в это короткое, ослепительное мгновение. И сразу понял, когда должен остановиться, потому что всего одна линия могла все испортить. Перевернул страницу и поднял глаза, держа карандаш наготове.

– Что дальше? – с любопытством поинтересовалась она.

– Оставайтесь на месте.

Дальше ему предстояло зарисовать первый эскиз необходимого фона. Нижний вход в сад Ночи, арка из темно-зеленых листьев и лоз, за которыми прятались темные тени, высилась за спиной девушки, шагах в десяти. Но перспектива в руках художника становилась необходимым инструментом, орудием. На готовом портрете она будет стоять в этой арке: сад Ночи – идеальный символ того, что держит ее в плену. Того, что она так стремится избежать. Плена, из которого ее освободит портрет. Прямоугольный пруд ляжет у ног, отражая свет, падающий на нее, символизируя побег из тьмы на свободу. На солнечный свет.

Идеально.

Сущность сада Ночи возродилась к жизни под его карандашом, воссозданная уверенными движениями пальцев.

Закончив и проверив свою работу, он остался доволен. Более того, тронут: впервые он попытался совместить свои творческие устремления как любителя готических пейзажей и мастера, стремившегося запечатлеть людей и их эмоции. Он не стремился к этому сознательно, но сумел достичь почти недостижимого, и теперь ему не терпелось глубже вникнуть в проблему.

Перевернув очередную страницу, он окликнул девушку:

– Расскажите о своей матери.

– Маме?

Жаклин уже усвоила, что не стоит смотреть на него прямо, и поэтому продолжала оглядывать долину. Немного помолчав, она начала:

– Мама была очень красива ... и довольно тщеславна, зато полна жизни. Она действительно наслаждалась каждым днем и, если просыпалась и впереди ждал пустой день, устраивала пикник или какую-нибудь импровизированную вечеринку. Да, она походила на бабочку, но счастливую, веселую, опьяненную радостью и очень добрую, так что ...

Он позволил ей говорить, но при этом наблюдал и выжидал нужного момента, чтобы спросить:

– А когда она умерла?

Лицо девушки мгновенно изменилось. Он увидел, как печаль вуалью окутала тонкие черты, отсекая счастливые воспоминания. Увидел боль от потери не только дорогого человека, но от потери в более широком смысле: потери невинности, доверия, ощущения безопасности мира, в котором она существовала.

Жаклин не ответила, и все же его пальцы продолжали летать над бумагой.

Она очень долго молчала, прежде чем прошептать:

– Когда она умерла, мы все это потеряли. И это место, и все обитатели дома потеряли источник жизни.

– И любви?

Он не хотел говорить это – слова сами слетели с языка.

После очередной долгой паузы она ответила:

– Нет. Любовь осталась, но теперь она смешана с болью и непониманием.

Он продолжал рисовать, всем существом ощущая, что она смотрит прямо на него. Несколько мгновений лицо ее оставалось бесстрастным. Потом Жаклин спросила:

– Что вы видите?

«Женщину, пойманную в капкан любви окружающих ее людей ... »

Слова звенели в его мозгу, но он молчал. Не хотел открывать, что видит ее насквозь. Пока не время.

– Думаю, – ответил он, захлопнув альбом, – что вы понимали ее лучше, чем она – вас.

Девушка наклонила голову, изучая его, изучая только что сказанное ... и не только слова, но, кажется, и мотивы, побудившие их произнести.

– Вы правы, – со вздохом признала она наконец.

Джерард спокойно смотрел на нее. Втайне он был уверен, что то же самое можно сказать об остальных: ее отце, Митчеле, Джордане, даже Бризендене.

Они считали ее слабой женщиной. Люди такого типа были уверены, что женщины по складу своему менее способны, менее умны, чем они, причем в любой области. Сам Джерард, выросший среди сильных женщин, и не подумал совершить подобной ошибки в суждениях. Жаклин была так же сильна духом, и невзгоды судьбы лишь закалили ее.

На месте убийцы он бы всячески остерегался этой женщины.

Эта внезапно возникшая мысль оледенила его. Подавив внутреннюю дрожь, он принялся просматривать эскизы. Нужно оценить сделанное. Хотя бы наскоро.

Жаклин тем временем наблюдала за ним. На этот раз он рисовал ее стоя, широко расставив ноги и расправив плечи. Спокойная, расслабленная поза. Он словно не чувствовал потребности двигаться, словно все жизненные силы, вся энергия сосредоточились в пальцах и глазах.

Поразительный, необыкновенный человек. И не она одна так считала. Элинор наверняка тоже нашла бы его привлекательным. Но он так стремился командовать, приказывать, быть главным ... хотя ...