Правда о любви - Стефани Лоуренс

Поразительный, необыкновенный человек. И не она одна так считала. Элинор наверняка тоже нашла бы его привлекательным. Но он так стремился командовать, приказывать, быть главным ... хотя ...

Жаклин усмехнулась. Вряд ли он сам сознает это: уж слишком сосредоточен на своих целях. Именно эта необычайная, почти нечеловеческая целеустремленность способна привлечь Элинор. Она непременно захочет вынудить его обратить только на нее все свои стремления завоевывать и побеждать. Нет, вернее, сложить эти стремления к ее ногам.

А она, Жаклин? Чувствует ли она то же самое? Скорее всего, нет. В этом ее отличие от подруги. Элинор будет счастлива применить силу. Для Жаклин же победа будет в его добровольной готовности обрушить на нее всю свою преданность. Преданность, которую она заметила в нем, когда он рисовал ее. Когда рассматривал как свою модель. Не как обычную девушку ...

Но Жаклин тут же пробрала дрожь предчувствия при воспоминании о «цене», которую потребует Джерард, и о своем легкомысленном обещании, данном при свете луны. Обещание заплатить любую цену, какой бы высокой она ни была. Видел ли он тогда в ней только модель? Или ее, Жаклин Трегоннинг? Тогда она предполагала первое, но сейчас осознала, что были моменты, когда он испытывал к ней то же физическое влечение, что и она – к нему ...

А тот страстный поцелуй, горячие губы, прижатые к ее ладони? Неужели только для того, чтобы узнать, как она реагирует на подобные вещи? Неужели он хотел узнать ее только как художник? Что, если он испытывал к ней чисто мужской интерес?

Она вдруг почувствовала, что стоит на краю пропасти, не зная, шагнуть вперед или отступить. Отступить было бы куда безопаснее, а вперед ... Если человек, которого она находила необыкновенным и завораживающим, поманит ее, осмелится ли она?

И снова по ее спине прошел озноб, на этот раз предвкушения. Она позволила себе оглядеть Джерарда, и сердце куда-то покатилось ...

Джерард захлопнул альбом и поднял голову.

– Ваши волосы ...

– Что с моими волосами?

– Они должны лежать иначе. Не могли бы вы распустить их? Я должен решить, как вам больше идет, и отныне вы должны укладывать их так, как я скажу.

Ее волосы были уложены в аккуратный пучок. Жаклин подняла руки и принялась одну за другой вытаскивать шпильки. Убрав последнюю, она тряхнула головой и взбила волосы. Длинные пряди рассыпались по плечам.

Джерард нахмурился.

– Нет, так тоже нехорошо.

Он шагнул вперед, отложил карандаши и альбом и уселся на плиту, лицом к ней.

Ей тут же стало не хватать воздуха. Но она уже привыкла, что его близость неизменно действует на нее подобным образом.

Джерард не отрывал взгляда от ее лица. Потянулся к ее подбородку. Чуть приподнял, зарылся пальцами в непокорную массу волос. Жаклин затаила дыхание. Только бы не покраснеть! Только бы он не заметил, что с ней творится!

Продолжая хмуриться, он собрал ее волосы, перекинул на грудь, покачал головой, явно неудовлетворенный. Скрутил пряди, уложил на макушке и неожиданно застыл.

Потом снова взялся за ее подбородок, стараясь не замечать хрупкости косточек и нежности кожи, повернул лицо сначала налево, потом направо, наклонил под углом, который, как считал, лучше всего подходил для портрета, но при этом продолжал удерживать узел волос на макушке.

Вот оно. Нужный ракурс и поднятые волосы: тяжелый узел, из которого справа выбивается локон ... чтобы подчеркнуть изящный изгиб шеи.

Именно эту линию он хотел запечатлеть. Показать сочетание грации, беззащитности и силы. Молодости и подлинной мудрости, инстинктивной и истинной. Вот она, поза, пронизанная ясностью. Источающая правду.

И снова он обвел глазами линию ее шеи: белоснежная безупречная кожа, слегка окрашенная в золото закатными лучами. И смесь всех оттенков рыжеватого и каштанового в ее волосах. Это нужно запомнить и использовать. А ее глаза ... теперь зеленый потемнел, а золотой стал ярче ... Полные губы, как лепестки розы ... Время остановилось.

И в ее глазах вдруг вспыхнуло любопытство сродни тому, что испытывал он в этот момент.

Каково это будет?

Он опустил голову, приподнял ее лицо и коснулся ее губ своими. Ощутил ее дрожь. И прижался к ним, уже более властно. Маняще. Искушая и соблазняя.

Он хотел впиваться в эти сочные губы, завладеть ими, но это она завладела им, робко ответив, так нерешительно, что казалось, ничего и не было, кроме мимолетного мгновения невинного удовольствия. Но в это мгновение он почувствовал себя пленником. Невольником и рабом ... пока не вернулась реальность. Пока он не осознал, что наделал. Схватил ее в объятия. Сообразил, что сделал шаг, которого пока не собирался делать. Поддался зову не только своих, но и ее желаний. И все же ощущение ее тела в его объятиях, ее губ под его губами ... чувства, вызванные этими ощущениями, на каком-то примитивном уровне убедили его в собственной правоте. Однако будет умнее, если он не станет спешить. Подняв голову, Джерард заглянул в глаза цвета лесного мха и глубоко вздохнул. И очень удивился, обнаружив, что легкие горят от недостатка воздуха.

– Прости ... – начал он, но тут же осекся, поняв, что не сможет лгать под взглядом этих глаз. – Нет, я ни о чем не сожалею, но мне не следовало этого делать.

– Почему? – выдохнула она.

Он пристально уставился на нее: нет, она не кокетничает. И спрашивает со своим обычным чистосердечием. С неприкрытой искренностью, которую он так в ней ценил.

– Потому что теперь мне еще труднее не сделать этого снова.

И это правда. Он увидел в ее глазах досаду, Быстро сменившуюся задумчивостью.

– О, но ведь ...

Он тонул в ее глазах, тонул безнадежно ... Мысленно выругавшись, Джерард поспешно зажмурился.

– Не делайте этого.

– Чего именно…

Он скрипнул зубами. Но не открыл глаз.

– Не смотрите на меня так, словно хотите, чтобы я снова вас поцеловал.

Она не ответила. Секунды шли.

Он как раз спорил с собой, стоит ли открывать глаза, когда до него донесся едва слышный шепот:

– Я не слишком хорошо умею лгать.

Всего шесть слов, и он уничтожен. Та часть разума, которая еще боролась за самообладание, сдалась без боя. Он плывет по воле волн в океане желания, который отразился в ее глазах, когда он все-таки поднял веки.

Жаклин запрокинула голову, чуть поколебалась и легко коснулась его губ.

Больше он не мог противиться недвусмысленному приглашению, которое помешало солнцу утонуть за морем.

Пытаясь сдержать свои порывы, он поцеловал ее, но, не в силах отказать ни себе, ни ей, властно завладел губами, зная, что она этого ждет. Ждет ли? И каковы ее ожидания ... но тут он обвел кончиком языка ее нижнюю губу, она приоткрыла рот, и все мысли вылетели у него из головы.