Астронавты. Отвергнутые космосом - Алексей Бобл

Лаборант смотрел на стол, на кучку лабораторных инструментов, в глубине которой лежал его обсидиановый скальпель. Удачный момент, они не ожидают… схватить, полоснуть Контролера по горлу… или себя… или Мойру…

Он представил — мокрая, липкая, теплая кровь; Контролер хрипит, зажимая горло тонкой рукой; полные безмолвной боли глаза жены… скальпель скользкий, трудно удержать в руке…

Профессор поморщился, тряхнул головой, отбрасывая наваждение. Будь что будет. Он исследователь, но не убийца.

Контролер окинул взглядом задраенные люки. Усмехнулся и повернулся на каблуках лицом к своим людям.

— Радист, — прошипел он, напрягая голос. — Когда вернемся, вызовешь Землю опять. Скажешь, — он бросил взгляд на задыхающуюся Мойру, которая со своей кушетки смотрела на него огромными темными глазами, — скажешь им, что испытания прошли успешно. — Он задрал голову, осматривая потолок лаборатории. — Скажешь, что Контролер дает «добро». Все понял?

Радист помедлил. Недоуменно перевел взгляд с Контролера на лаборанта и обратно. Наморщил лоб, соображая.

— Ты все понял? — Контролер повернулся к нему, руки в карманах. Радист отвел глаза и торопливо кивнул.

— Ну и все тогда, — Контролер осмотрел лабораторию еще раз, задержался взглядом на Мойре, кивнул сам себе и сделал шаг к выходу.

Коротышка кашлянул.

— Контролер, — сипло сказал он. — А что с этими делать будем? Если опыты, типа, закончились или что ты там Земле сказал?

Контролер остановился. Нахмурился. Снова развернувшись на каблуках, медленным шагом начал обходить лабораторию, заглядывая в шкафы, пробуя ручки. Задержался у рифленых люков, загерметизировавших иллюминаторы. Попробовал, толкнул, покачал головой. Повернулся к лаборанту.

— Получается так, что исследования твои закончены, Профессор. И тебе меньше работы… — он помедлил. — И нам.

Он протянул руку к висевшему рядом распределительному щиту и, ухватив сколько попало в руку проводов, дернул, гул нагнетателя изменился. В дальней половине лаборатории погас свет. Контролер кивнул замершим в дверях Радисту и волосатому коротышке:

— Заканчивайте тут.

Лаборант сел на край постели, прижал к себе Мойру, пытаясь загородить ее, а люди Контролера шаг за шагом продвигались по лаборатории. Выламывали приборные панели из дверных люков. Выкручивали краны. Били лампы аварийного освещения. Вырывали с мясом провода из аппаратов.

— Что вы делаете? — шевельнул губами лаборант. Загораживая от них Мойру, поднялся, сделал на бесчувственных ногах шаг к Контролеру. — У меня здесь больная жена, я…

Контролер, не сводя с него глаз, усмехнулся:

— Вот и лечи ее, Профессор. — Он сделал шаг назад и обвел рукой лабораторию. — Весь медблок в твоем распоряжении. Авось и изобретешь что-нибудь полезное… напоследок. — Главарь кивнул двоим: — Пошли, — и подобрал с пола шлем. Начал пристегивать, не попадая пальцами на застежки.

— Подождите минуточку! — лаборант сделал шаг, но они уже ступили в шлюзовую камеру. С лязгом задвинулся люк. Профессор растерянно повернулся к жене — и услышал, как клацнул аварийный запор входной двери. Снаружи громыхнуло — перед наружным люком упал свинцовый щит, отрезая медблок от внешнего мира. Лампочки на приборной панели шлюзовой камеры замигали красным. Лаборант ринулся к панели, застучал по кнопкам — они так и горели, бросая багровые отсветы на его одежду. Люк не открывался, задраенный снаружи наглухо.

Он беспомощно обернулся. Подбежал к люку иллюминатора и, еще не понимая, смотрел на вырванные с мясом провода, на выломанную панель. Бросился к запасному ходу, к другим люкам — отключены, обездвижены.

Из лаборатории раздался хрип. Профессор побежал на звук, неспособный соображать, теряя голову. Мойра сидела на постели боком, опираясь на локоть, и на губах ее пузырилась пена.

Он обхватил ее, прижал к себе.

— Ничего, мы сейчас… мы выберемся… ты только не волнуйся, — шептал он, безумными глазами оглядывая лабораторию. Прищурился на свет лампы. Тот на мгновение усилился, засиял — и сник до тускло-желтого. Слава богу, с облегчением подумал Профессор, хоть оставили аварийное освещение. Но тут же, помигав желтым, лампы глухо загудели и померкли. Секунду в полной тьме продолжали светиться контакты — и погасли один за другим.

Контролер замуровал их заживо.

В полной тьме хрипы Мойры казались громче, тяжелей. Потом она стихла, прислонившись головой к плечу мужа. А он сидел на кушетке, прижимая к себе ее обмякшее тело, и старался дышать неглубоко, прикидывая в уме, на сколько можно растянуть остатки еды, воды и дыхательной смеси.

Глава 11

— Инспектор под тебя копает, — негромко сказал дядя Фима, нагнувшись над Бой-Бабой и посветив фонариком на стояк электроснабжения перед ней.

Астронавтка, сидевшая на корточках в темноте дальнего дока с отверткой в зубах, вздрогнула от неожиданности и чуть не повалилась на задницу.

Выплюнув отвертку в руку, она сердито сказала охраннику:

— Людям нельзя находиться на поврежденных участках. Только роботам и модифицированным. Уходите немедленно. Для вашего же блага.

— Сейчас уйду, — согласился дядя Фима. — Только имей в виду: инспектор вбил себе в голову, что это ты обездвижила корабль и порешила тех двоих.

— Гениально, — Бой-Баба положила отвертку на пол и вытерла вспотевший неожиданно лоб. — Он что, был у Майера?

— Нет, — охранник присел рядом с ней. — Он ко мне пришел. Сказал, это Йос меня ему порекомендовал. Вот я и думаю: к чему бы…

Он вздохнул и потер фонариком переносицу, пустив луч света высоко вверх во тьму, на переплетение переборок. Бой-Баба внимательно смотрела на него.

— По-моему, — наконец заговорил дядя Фима, — он либо играет в сыщика… хотя это у него неубедительно получается…

Бой-Баба хмыкнула и недоверчиво покачала головой.

— Либо, — продолжил охранник, — он пытается отвлечь внимание. Чье внимание? Ответственного за безопасность, вот именно. Мое то есть.

— И зачем? — Бой-Баба поднялась на ноги, подняла тряпку и принялась обтирать инструмент.

Дядя Фима нахмурился:

— Этого я пока не понимаю. Если не предположить, что Рашид и Кок — дело рук нашего землячка Электрия.

Охранник расстегнул чемоданчик и протянул Бой-Бабе руку. Та принялась подавать ему инструменты, которые он аккуратно укладывал внутрь.

— Ну как, пообвыкла? — спросил он ее неожиданно. — Техперсоналом летать не жмет?

Ее руки остановились. Бой-Баба посмотрела на охранника. Тот наклонил голову набок и смотрел на нее вопросительно.

— А что? — настороженно спросила она.

Дядя Фима покачал головой:

— Да так… интересно. Я не раз замечал в полете, как ты у Йоса только что штурвал не вырывала. Кофе мостику подает, а сама на пульт управления глазом косит. Капитанские замашки у тебя остались, факт.

Бой-Баба смутилась:

— Да нет… просто иногда со стороны виднее, когда пилот делает ошибки. Я и так старалась смолчать. А что, — озабоченно сомкнула она брови, — он тоже заметил?

Дядя Фима уклончиво повел головой:

— Возможно. А Йос не такой человек, чтоб смиренно сносить унижения. Тем более — от техперсонала. Вот и Электрий наш Инспекторович говорит, что это Йос ему посоветовал со мной поговорить… Интересно, да? — Он поднялся. Заботливо положил ей руку на плечо. — Ты тут закончила? Если с чем помочь, ты скажи.

В горле встал ком. Она нагнула голову. Почему охранник вечно себя ведет, как будто хочет показать: он относится к ним как к равным? Разве он не видит, что жизнь ее и Живых кончена? Что они больше никогда не выйдут в космос на своем корабле, за собственным штурвалом?

— Уходите, — проговорила она сквозь стиснутые зубы. — В поврежденных помещениях могут находиться только роботы и модифицированные индивиды. Людям на участки, представляющие угрозу для жизни, доступ запрещен.

Дядя Фима поднял на нее голову:

— Ты уже говорила.

— Ну так зачем? — она вырвала у него отвертку и чемоданчик и сама стала укладывать. Потрясла головой. — Почему вы все время себя ведете, как будто мы с Живых такие же, как все люди? У меня это уже вот тут сидит! — рубанула она себя по горлу.

Охранник наблюдал за ней с улыбкой. Поднялся, вздохнул, отряхнул брюки. Подобрал фонарик.

— Поживешь с мое, тогда поймешь, зачем, — тихо сказал он. — Или Майера спроси. Он тоже… повидал всякого. И всяких.

Бой-Баба замолкла. Ей уже было стыдно за свой взбрык. Человек как лучше хочет. Разве он виноват, что она каждую ночь с горя башкой об подушку бьет — железной своей башкой.

— А что Майер? — спросила она неловко, чтобы загладить вину.

Дядя Фима кивнул на припаркованного рядом робота-исследователя. Уселся на выпяченной членистой ноге, посверкивающей металлом, и похлопал по ней: садись. Она села рядом.