Астронавты. Отвергнутые космосом - Алексей Бобл

Инспектор открыл невидящие глаза. Вот он, тот шанс, которого другие — как его бывшие одноклассники-неудачники — ждут всю жизнь! И как он раньше об этом не подумал!

Его сердце еще колотилось, когда до сознания Электрия дошло: он в отсеке с неработающим кондиционером и струйкой вонючей технической воды в раковине. Шанса у него нет. Он умрет с остальными на изгнанном корабле-призраке. Никто за ним не придет.

Электрий тяжело сел на койку. Мысль о Рашиде, которую он тянул за кончик, теперь вытащилась вся и стояла перед ним.

Именно потому директор и рассказал ему о Рашиде, что знал: из этой командировки Электрий не вернется.

Инспектор упал головой на подушку и залился слезами.

Ему было очень жалко себя.

— Это не наркотик, — Тадефи медленно вела пальцем по экрану монитора, вчитываясь в сложную цепь формулы. — Я вообще не знаю, что это такое.

В медблоке тускло мерцали лампы аварийного освещения. Распахнутая дверь в лабораторию отбрасывала длинную тень на поблескивающий хирургической чистотой пол. За спиной Тадефи всматривались в монитор, как будто что в этом понимали, Бой-Баба, дядя Фима и Живых.

— Это что-то совершенно новое… — процедила сквозь зубы марокканка. — Видите? — Она ткнула пальцем в хитрое разветвление органической формулы.

Дядя Фима крякнул:

— Но действует-то он так же, как и те амстердамские интенсификаторы, верно? Иначе зачем бы поселенцам было их с Земли контрабандой выписывать? Это ж какой риск! — он нахмурился, соображая, и задумчиво произнес: — Вообще странно, что они сами не насобачились их производить тут же, на базе. Предпочитали Рашиду переплачивать… И если, как ты говоришь, это неизвестная формула…

— Не неизвестная, а модифицированная, — Тадефи провела стилусом по экрану, и страницы формул поехали вверх, сменяя одна другую. — Но чему служит этот введенный в нее новый элемент, я понятия не имею. Может, он вообще меняет действие таблеток на противоположное.

Она встала и прошла впереди остальных к испытательной камере, где за стеклом изготовился к действию лабораторный робот. Рядом на столике стоял светло-зеленый пластиковый чемоданчик с комплектом для забора крови. А рядом с ним — накрытая полотенцем проволочная клетка-крысоловка.

Тадефи застыла перед клеткой. Вытерла ладонью обритую голову. Облизнула губы в нерешительности.

Бой-Баба потрепала ее по плечу:

— Возьми себя в руки. Ты же будущий врач, в конце концов. Я за тебя уколы не вечно буду делать. Давай сегодня уж сама как-нибудь.

Тадефи кивнула. Закусила губу. Твердым шагом подошла к столику.

— Попробуем посмотреть, как оно воздействует на органику, — Тадефи нажала на кнопки приборной панели, и робот за стеклом очнулся, задвигал туда-сюда членистыми конечностями. — Давайте сюда вашу крысу.

Живых приподнял полотенце и заглянул внутрь.

— Смотри, укусит! — предупредила Бой-Баба. — Не выпусти. Я ее в дальнем доке два часа караулила.

Живых осторожно засунул руку внутрь и вытащил крысу. Держа длиннющий хвост на отлете, нахохлившийся зверек смотрел перед собой бусинками-глазками. Живых поглаживал крысу по холке, успокаивая.

— Ей правда ничего не будет? — повернулся он к Тадефи.

Девушка помотала головой и, решительно открыв комплект для забора крови, достала из него ящичек с иглами и набором разноцветных пробирочек.

— Просто реакцию посмотрим, — ответила она, пока первая пробирка наполнялась кровью зверька. — Правда, придется крыске тут с нами пока пожить. Несколько дней понаблюдаем и отпустим.

Она положила наполненные кровью пробирки и препарат в лоток, толкнула внутрь, и робот за стеклом зажужжал, вынимая образцы из лотка и вставляя их в разъемы тестеров. Скоро по укрепленному на стене камеры монитору побежали строчки результатов. Тадефи свела брови, вчитываясь. Не отрывая глаз от экрана, она указала дяде Фиме на лоток с препаратом.

— Дядь Фим, ты говорил, что это амстердамские умельцы-наркоманы нахимичили? Усовершенствовали на свой манер формулу Общества Соцразвития?

— Им и стараться не надо было! — крякнул охранник. — Эти болваны в Обществе сами нахимичили. Думали, что наконец-то изобрели панацею от всех болезней. А получили по действию тот же амфетамин, только навороченный.

Робот за стеклом крутился, опускал-поднимал пробирки, потряхивал, анализировал…

— Но здесь у нас что-то другое, — покачала головой Тадефи, рассматривая результаты. — Это не самопальный наркотик. Не представляю, как такое сложное вещество можно разработать на коленке в подпольной лаборатории.

— Плохо ты амстердамских мальцов знаешь, — хмыкнул Живых. — Они теперь все с эметтерами. Сутками без сна сидят в сети, обмениваются секретами. Не одна голова и не две, а целый исследовательский институт на дому.

Робот за стеклом крутнулся в последний раз и замер. Свет в камере погас.

— Все, что ли? — спросила Бой-Баба.

Тадефи кивнула:

— Сейчас только пробу крыске сделаю.

За стеклом щелкнуло, и открылось небольшое отверстие. Лоточек выплыл обратно, на нем — стекло с препаратом. Тадефи принялась рыться в чемоданчике с инструментами. Достала тонкий, похожий на стилус, скарификатор.

— Ну что, милая, — повернулась она к крысе. — Я тебе только самую чуточку сделаю больно. А за это получишь сахар. — Тадефи нагнулась над зверьком. На его спинке розовел лоскут выбритой кожи. Девушка нажала кнопку скарификатора. Проступила капелька крови. Тадефи схватила пинцетом ватный шарик, повозила его в препарате и прижала к открытой ранке, после чего заклеила ее пластырем.

— Сдерет пластырь-то, — заметил Живых, придерживая крысу. — Чесаться будет и сдерет.

— Уже не важно, — Тадефи кинула ватный шарик в оранжевый бачок для медицинских отходов. — Процесс пошел. Теперь понаблюдаем за ней, посмотрим, как эта дрянь воздействует на организм. И отпустим.

Голос у медика-стажера слегка дрожал. Все-таки волнуется, подумала Бой-Баба. Неуверенными руками девушка принялась подключать к клетке приборы наблюдения. Затем повернулась и неловко взяла со столика стекло с препаратом. Оно подрагивало у нее в руке.

— Осторожно держи… — проговорила Бой-Баба.

Тадефи повернулась к ней:

— Сейчас уже не важно… — и зацепила локтем стенку камеры. Стекло вылетело у нее из пальцев и рассыпалось по полу тысячей мелких осколков. — Ой!

Все сделали шаг к ней, но Тадефи замахала на них руками:

— Не подходите… порежетесь. Дайте я сначала все уберу.

Она беспомощно посмотрела на россыпь битого стекла на полу. Бой-Баба шагнула к шкафу, порылась внутри и нашла посудную тряпку. Намочила ее в лабораторной раковине и подошла ближе.

— Смотри, как стекло собирать надо.

Тадефи присела с ней рядом на корточки и наблюдала, как Бой-Баба собирает осколки мокрой тряпкой.

— Вот еще тут ты пропустила, — она потянулась и подгребла неловкими пальцами затерявшийся осколок. — Держи.

Тадефи бросила стекло в подставленную тряпку. На тряпке остался алый след.

— Ты смотри, порезалась все-таки, — сказала Бой-Баба. — Ну-ка покажи руку.

Она схватила Тадефи за запястье и поднесла ее руку к глазам.

— И правда поранилась, — Бой-Баба указала на тонкий, с волос, порез на пальце Тадефи. — Больно?

Марокканка помотала головой:

— Ничего не чувствую. Совсем маленький порез. Надеюсь, мне ничего не будет от этого интенсификатора.

Живых сбегал за пластырем и бутылочкой антисептика.

— В журнал только не заноси, — сказала Бой-Баба, протирая Тадефи палец, — а то инспекция по охране здоровья и безопасности узнает, страховки тебя лишит.

Все опять засмеялись.

— Бедные мы с тобой, подопытные, — сказала Тадефи крыске и, держа порезанную руку на отлете, стала выгонять остальных из медблока.

Глава 10

Шли дни, и Электрий больше не мог сдерживаться. Он грубил и огрызался на самые добродушные замечания. Закрыв за собой дверь отсека, инспектор падал на койку и закрывал лицо руками. Когда он вспоминал, как дожидался в стыковочной камере прихода бота, ему хотелось извиваться и сучить ногами от стыда. Как же он плакал и унижался перед этой железной юродивой. И как же она должна была его за это презирать.

Инспектор сидел в буфете и ковырял завтрак. Что заставляет его примириться со смертью, так это одноразовые прозрачные миски с корабельной едой. На старых аналоговых суднах, на коротких маршрутах, кормили одной гуманитаркой с маркировкой «Помощь ООН», как голодающие народы Земли. Консервированная чечевица в жестянках, прогоркший шоколадный мусс и паштет, который, судя по вкусу, делали из отходов корма для собак.

Вошел этот второй железный сумасшедший. Как там его — Живых? Вот ведь пошлет бог фамилию! Еще и улыбается. Вечно он улыбается. Прошел, зачерпнул половником обрыдшей чечевицы. Инспектор сухо кивнул и уткнулся в тарелку. Мысли его приняли новое направление.