Магда Нахман. Художник в изгнании - Лина Бернштейн

Старые ордера на галоши аннулируются». Невыполнение «обывателями», несмотря на угрозу штрафа, «обязательных постановлений» «заставило Невельский Совет принять более репрессивные меры, вплоть до расстрела… Однако эти меры не должны вызывать недовольствия <так> обывателей». Только такая мера «может заставить всех паразитов отказаться от своих жалких ролей»[218]. «Ликвидация писчебумажного магазина. <…> За получением ордеров на бумагу следует обращаться в Правления Кооператива Рабочих»[219]. Объявлены курсы латинского языка: «На курсы будут приниматься лица с 4-х классным образованием». Резолюция крестьянского собрания: «Долой разбойничью Лигу Наций». Всем, занимающимся обработкой металла, предлагается «вступить в члены профессионального Союза металлистов. В противном случае лица, не записавшиеся, будут лишены ордеров на получение металла». Объявляется штраф «за пастьбу коров вне городского стада», а также штрафы и тюремное заключение за пьянство и изготовление самогона. Каждый день выходят новые указы, директивы и «обязательные постановления»: каждый домовладелец или жилец должен убирать часть улицы перед своим домом; все врачи, инженеры, бывшие пленные, «торговцы, лица, не имеющие определенных занятий, все ремесленники-кустари, работающие в своих мастерских и граждане, не занимающиеся общественно-полезным трудом», должны зарегистрироваться; велосипеды, запасные части, ненужное тряпье, запасы льна и льняных семян, а также лошади должны быть зарегистрированы («назначена дополнительная явка для учета лошадей, не явившихся по каким-либо причинам ранее», 9 июля 1919).

«Обязательные постановления», имеющие силу закона, обычно заканчиваются фразой: «означенное предписание входит в силу со дня его опубликования»; халатность или невыполнение караются революционным трибуналом, штрафами и арестами – заключением в Рабочий дом. Каким образом население уезда в 149 тысяч, на которое выпускалось 1500 экземпляров газеты два раза в неделю, должно было узнавать об этих постановлениях – неясно.

Каждый выпуск газеты полон отчетов, постановлений, призывов съездов, конференций, собраний, заседаний. В «Молоте» также можно прочитать, что всего за 1919 год симфонический оркестр Невеля дал двадцать концертов классической музыки, не считая концертов камерной музыки (Бетховен, Гайдн, Моцарт), а местные театры поставили пятьдесят пьес. Появляется рубрика «Театр и искусство». Крестьяне, которые не выполнили плана реквизиции, были расстреляны как предупреждение для других. В новом народном клубе «Карл Маркс» состоялся публичный диспут о «Боге и социализме»; зал был полон, и диспут длился почти до рассвета. Священникам православной церкви было приказано освободить свои дома, которые необходимы для общественного пользования. Следующий диспут о религии, «Христианство и его критики», длился два дня; «зал был полон». Во время этого мероприятия Бахтин и Пумпянский выступили с лекциями по истории христианства и об отношении к христианству немецких религиозных философов и Ницше: «говорили непонятно и научно». На том же заседании марксист Яков Гутман выступил с контрлекцией с точки зрения исторического материализма. Появляется рубрика «Что надо знать каждому крестьянину». В ней обсуждаются вопросы «кто такие большевики и кто коммунисты, чего они хотят, какое их отношение к церкви». Ряд лекций по философии, науке и религии будет прочитан «школьным работником Пумпянским».

Помимо местных постановлений и директив, в газете публикуются военные бюллетени, постановления правительства, новости о революционных событиях и экономических кризисах за рубежом. Отчеты о революциях и кризисах в капиталистическом мире написаны метафорическим языком с явной идеологической тенденциозностью («империалистические акулы», «контрреволюционные бандиты», «кровожадные империалисты», «змеиные гады», «международные хищники»)[220].

Декреты, содержавшие требования немедленного и справедливого перераспределения собственности, которые публиковались в «Молоте» и в других газетах, начинались с требования регистрации и реквизиции, но результаты редко приводили к желаемому перераспределению, для которого не было разработанного механизма, кроме ненавистного и поэтому непригодного капиталистического. К. И. Чуковский прокомментировал эту ситуацию в дневниковой записи:

30 ноября, 1919. Устраиваю библиотеку для Дома Искусств. С этой целью был вчера с Колей в Книжном фонде – ах, как там холодно, хламно, безнадежно. Конфискованные книги, сваленные в глупую кучу, по которой бродит, как птица, озябшая девственница – и клюет – там книжку, здесь книжку, и складывает в другую кучу[221].

Не было ни хлеба, ни топлива; был голод, холод и охота на ведьм – она велась, чтобы найти тех, на кого можно возложить вину за лишения. Тем не менее власти предержащие полагали, что перевоспитание населения сделает устаревшие рыночные механизмы ненужными. Газета «Молот» проникнута искренней верой в такое будущее, а главным орудием на этом пути является просвещение.

Под рубрикой «Уголок солдата Красной армии» «Молот» информирует читателей о новой рабочей библиотеке «Знание – сила» и сообщает о прошедшем собрании солдат: «…звучали призывы ко всем сознательным товарищам пожертвовать свое знание и энергию, дабы разбудить томящихся и дремлющих в невежестве и темноте»[222]. «В еврейской синагоге Юнгер состоится доклад заведующего народным домом Карла Маркса на тему “Абсолютная проблема Бытия”… о сущности Бога, Вселенной и человека».

Театру предписывалось идти в первых рядах в деле просвещения:

Советская власть взяла в свои руки театральное дело, стремясь приблизительно к тому идеалу Пролетарского театра, который, как путеводная звезда, освещает путь сценического искусства. Варьете, кабаре миниатюр чахнут и закрываются. Снова воспрянул театр, обновлен, очищен репертуар от всякой рухляди. Театр стал средством этико-художественного воспитания масс[223].

Вскоре для наблюдения за идеологически «обновленным, очищенным репертуаром» была введена театральная цензура. В 1921 году появился указ о советской театральной политике, согласно которому театр был объявлен «агитатором и пропагандистом коммунистической идеологии, воспитателем нового человека, создателем нового бытового уклада. Нет театра – развлечения, есть театр – школа, театр – трибуна, яркий, художественный и сильный рупор идеологии и воли рабочего класса»[224].

«Молот» призывал театр просвещать тех, кто погряз в величайшем неведении, – крестьян:

Народный Дом – центр просвещения деревни. Передвижные театры, неся радость деревне, должны заменить скуку и показать жизнь, во всех ее проявлениях. <…> Разбейте обывательско-кулацкие оковы. Пусть воспрянет над деревней свет знания, вытесняя тьму царскую. Новая жизнь требует нового человека и вы, неся свет знания в деревню, этим создадите этого нового человека, несущего освобождение всему миру[225].

Усть-Долысский театр, организованный осенью 1919 года с приездом Лили и Магды, расположился в здании бывшей почтовой станции, построенном в 1852-м. В начале XX века в здании открылось отделение почты и телеграфа, а местный житель Александр Васильевич Котов был назначен почтмейстером. Несмотря на некоторые трудности с ЧК (Котов успел превратиться в состоятельного человека, и его имущество было конфисковано сразу после революции[226]), он стал видным организатором. Он основал Усть-Долысский центральный потребительский кооператив, который должен был сочетать модернизацию с культурным обогащением: на бывшей почтовой станции был размещен электрический генератор для освещения крестьянских домов,