Жертвы обстоятельств - Софья Ролдугина

Что сказала бы мама, узнай она о сегодняшнем утре, мне даже думать было больно. И дело не в «неприличном» поведении князя и Дэйра. Нет — в моем безрассудстве, в беспечности. Ведь Ксиль всего лишь поступил честно, показав другую сторону… любви. Свой взгляд на нее… свой и Дэриэлла.

То, что для меня оказалось немыслимым и шокирующим, для них было естественным. Вот такой конфликт точек зрения. Не поколений, не культур — скорее, возрастов.

Боги, как же все сложно!

Мне опять захотелось плакать.

Скрипнула тихонько дверь. Щелкнул выключатель — зажегся свет. Я зажмурилась, умом понимая, что кто-то вошел и надо с этим кем-то поговорить, что нельзя вот так сидеть, цепляясь за мокрый кафель…

Понимала — но заставить себя действовать не могла.

Максимилиан или Дэриэлл? Не важно. Пусть уходят. Мне надо подумать и решить уже что-то. Как себя вести, к чему стремиться — хватит уже плыть по течению. А то занесет куда-нибудь к водопаду.

Зашуршали краны. Сначала я не заметила изменений, а потом плечи и спину начало покалывать. Чувствительность возвращалась… И просыпающимся нервам даже теплая вода казалась кипятком.

— Прости.

Все-таки князь. Голос был таким тихим, что мог и просто померещиться, но не узнать его я не могла.

В груди вскипели пополам злость и обида. Ведь это все из-за него! Он разрушил всю мою прежнюю жизнь, приучил думать только о нем, разлучил со звездой, заставил впервые поругаться с мамой и — невольно — причинить боль Дэриэллу.

Злости стало чуть больше.

— Прости меня, маленькая, — чуть громче.

Я подняла взгляд. Максимилиан сидел напротив, очень близко. Он смотрел прямо на меня, не отрываясь и не мигая, обхватив колени руками, словно мерз. Капли воды из душа оседали на голых плечах и блестели в волосах, как искусственные бриллианты. На белом-белом лице глаза словно излучали синеву.

— Прости меня, — повторил он в третий раз так, словно действительно чувствовал вину и неуверенность. Будто бы князь был таким же подростком, как я, впервые и необратимо влюбленным, неопытным, непонимающим себя и это непостижимое, прекрасное существо напротив. Такая совершенная и приятная иллюзия равенства! Но три с половиной тысячи лет, но темный голод, но тени мертвецов за плечами и огонь глубоко внутри…

Я уже не верила в мальчишку из потайной горной долины, из страны, которой никогда и нигде не было и нет.

Он, князь, шакаи-ар, телепат — как он мог превратить это утро в кошмар?

— Никто не совершенен, — тихо произнес Ксиль, отвечая на мои мысли. — Ошибаться могут все. Даже те, у кого тысячи лет позади. Если ты случайно причиняешь боль тем, кого любишь, то это бьет по тебе рикошетом так же сильно, как впервые. И сколько бы ни было воспоминаний, все равно становится страшно: а вдруг именно сейчас ты не сможешь ничего поправить. Вдруг они не простят. Опыт шепчет: все проходит, и сие пройдет … Но это плохая анестезия. И плохое успокоительное. Все равно больно и страшно.

Я поежилась. Странное было ощущение: спина уже отогрелась и вода казалась просто горячей, а вот на ногах онемение еще не до конца сошло, и на босые ступни словно кипяток лили. Пар заволакивал холодную кафельную пустоту ванной призрачным теплом.

Или на меня так действовали слова Ксиля?

— Очень впечатляющая речь, — губы почти не слушались, будто я заново училась говорить. — И часто тебе приходилось утешать истеричных девиц после соблазнения?

Боги, какую чушь я несу… Какое соблазнение? Какие девицы? И почему мне хочется плеснуть в эти синие глаза кислотой, чтобы они не вытягивали из меня душу?

Ксиль опустил ресницы. На них тоже застыли прозрачные капельки воды.

— Я никогда никого не утешал, Найта, — мое имя прозвучало так лично, так невыносимо интимно, что вновь стало жарко. — Я никогда не пытался вогнать свои поступки в рамки каких-то обычаев и традиций только для того, чтобы продлить отношения. И никогда не просчитывал каждый свой шаг затем, чтобы желание разделить с кем-то жизнь стало реальностью. Да и не хотел этого…

— Чего?

Пар становился все гуще. Он почти заглушал слова и очень хорошо прятал лицо.

— Делить жизнь на двоих. А с тобой — хочу…

Вот так, просто. Да у него все просто! А мне потом мучаться!

— Почему? — быстро, еще до того, как он договорил, откликнулась я. Горячие струи из душа разбивались о плечи, стекали по спине. Слив уже не справлялся с потоком, и на полу было по щиколотку воды. — Чего во мне такого особенного? Чего такого ты не нашел за тридцать шесть веков во всех своих подружках, что есть во мне? — я по-прежнему шептала, но Ксиль втягивал голову в плечи, как от крика. — Почему ты следуешь сейчас моим желаниям, а не своим, почему пытаешься сам подстроиться, а не перекраиваешь меня? Почему, Ксиль?

Глаза под пушистыми ресницами распахнулись. Даже белесый туман не сделал пронзительный синий цвет бледнее.

Почему я ловлю его взгляд даже сейчас, когда ярость перехлестывает через край?

— Я не знаю, — четко и раздельно произнес Максимилиан, и его голос был голосом князя, а не запутавшегося мальчишки. — Не знаю, и знать не хочу. Я даже понять не могу, с какого момента вся эта ложь о любви стала настоящей любовью. И почему это вообще случилось, тоже не знаю. Может, потому, что я был открыт с самого начала. «Она все равно умрет, — думал я, — зачем ей врать в мелочах?». А ты была наивной, открытой, верила каждому слову. Не было нужды в манипуляциях, чтобы получить твое сердце. Несколько слов, пара поцелуев, откровенный разговор — и все, ты — моя. Таких девочек, Найта, миллионы, — он сощурился, и взгляд стал жестоким. — Нецелованных. Чистых. Вы посвящаете свою жизнь не тем, кто действительно этого достоин, а тем, кто первым решится взять вас себе. У тебя этим кем-то оказался я. А мог стать тот же Дэриэлл. Он просто ждал, пока ты вырастешь…

Я запрокинула голову. Вода окатила лицо. Уже не горячая, теплая, в самый раз для душа. Капли бьют по коже, и можно представить, что это дождь. Но зачем себе врать?

— Вот как оно было… Так ты действительно просто очаровывал меня, чтобы я легла на тот алтарь с удовольствием? — из меня словно яд сочился. Впервые я не боялась телепатии Ксиля — думаю, это ему нужно было бояться моих чувств. Оказывается, наивные девочки не только любить могут всем сердцем.

Ненавидеть кого-то не менее интересное занятие.

— Сначала — да.

Боги, да что у него с лицом! Как будто он и в правду может чувствовать сомнения и… боль.

Я чувствовала себя так, словно мир несколько раз перевернулся с ног на голову. Верила Ксилю — и в то же время боялась верить.