Смерть в Раю (СИ) - "Elair"

***

Едва вернувшись назад, Бергот сразу же поехал в полицейский участок. Сегодня он вёл машину нервно и превышал скорость. Из головы не шли мысли о Стайлере. Орудие убийства у него дома? Абсурд какой-то. Впрочем, любя Оржа, Лазар попросту не желал думать, что тот мог быть в сговоре с Крам. Но эта книга в его доме, что находилась в день смерти у Астайле, и эти скандалы с Раулем, ложь Стайлера. Ложь – вот что самое плохое. Она теперь стояла между ними как стена.

Бергот остановился у светофора и, пользуясь случаем, устало потёр лицо руками. Он не верил в виновность Стайлера и уже знал, кто подставил его. Всё складывалось слишком просто теперь. Крам собирается выйти замуж за брата Рауля, после чего Натан заявит свои права на наследство, а за убийство осудят Оржа. Гениальный план! Лазар сжал зубы от злости, переполнявшей сердце. Он заметил, что впереди образовалась пробка. До полицейского участка оставалось половина квартала, и добраться пешком оказалось бы проще, чем ждать. Бергот поставил машину у обочины, а потом быстро зашагал по Набережной улице, мимо красочных витрин роскошных магазинов, мимо спешащих навстречу людей, которым не было никакого дела до чужих бед и проблем… Орж.

Возле участка Бергота ожидал Дик: при виде его у Лазара сжалось сердце от нехорошего предчувствия – такого сильного, что он чуть не вскрикнул. Морис стоял на лестнице, сунув руки в карманы полицейской формы и понурым взором провожал бело-красную машину неотложки – она, мигая рыже-синими лампами, проскочила на красный свет светофора и затерялась на большом проспекте среди автомобилей. Слыша отдаленный вой сирен, Бергот отчего-то захотел кинуться следом, но ему вдруг стало очень страшно сделать даже шаг.

Дик встретил его одним горьким – «Привет» и виноватым взглядом.

– Прости, – сказал он. – Не доглядел.

Стайлер, как узнал Бергот позже, повесился на простыни в камере-одиночке, его едва успели вытащить из петли. С момента этого известия Лазар не понимал, что происходит. Кажется, Дик тряс его за плечи, что-то говорил о том, что всё будет... Хорошо? Какое тошнотворное слово. Какая нелепая уверенность в миг, когда твоя жизнь полетела к чертям, а ты стоишь, опустив руки, и ком застрял в горле точно тупой нож. И не вздохнуть. Череда теней и света тянется перед глазами, состояние оглушения не даёт очнуться и принять то, что случилось.

Когда Бергот вошёл в палату интенсивной терапии, он увидел Оржа: бледный как покойник, с синюшным широким следом поперёк шеи, он лежал и бездумно смотрел на Лазара из-под полуприкрытых век. Каждый шаг до постели отдавался в сердце Бергота ноющей болью. Его не пускали сюда врачи, но он шёл напролом и знал, что сейчас в мире не было человека, способного остановить его, не позволить увидеть Стайлера.

– Как ты, парень? – Не сводя взгляда с бледного безжизненного лица Оржа, Лазар присел на стул рядом с кроватью. Он взял Стайлера за руку, но тот не ответил и не пошевелился – он лежал точно кукла – тихо-тихо и ладони его были холодны. Бергот в слезах прижался губами к пальцам Оржа, отчаянно пытаясь отогреть их. – Зачем? Господи, зачем? – спрашивал он, не сдерживая чувств, но ему снова не ответили и тогда Бергот поднял голову, посмотрел на Стайлера с невыразимой любовью и болью, стал гладить его лицо. – Ты только выкарабкайся, слышишь. Я вытащу тебя из этого. Обещаю, что вытащу... Я люблю тебя. – Лазар прижал пальцами глаза, что щипало от слёз, и почувствовал на ресницах влагу. Тот, кто сказал, что мужчины не плачут – просто не знал их. Плачут. От настоящего горя и потерь плачут – и в этом нет ничего постыдного. Бергот позвал Оржа, но в ответ снова не услышал ни слова, только показалось, что пальцы Стайлера чуть дрогнули в руке. Лазар снова стал нежно перебирать его русые пряди у виска. Кое-как справляясь с комом в горле, он тихо заговорил, ему так хотелось опять почувствовать ожившее прикосновение холодных пальцев к своей ладони. – Ты знаешь, я совсем не умею признаваться в чувствах. Я давно должен был сказать тебе… пока не стало ещё поздно. Я очень виноват перед тобой, Орж, вёл себя как последний дурак. Мне так жаль. Ты должен выжить, слышишь? Я очень тебя прошу, выкарабкайся только…

– Он не слышит вас, – неожиданно и строго раздалось за спиной. Лазар обернулся. В дверях стоял молодой врач в белом распахнутом халате и с папкой в руках, худощавое лицо его выражало крайнее неодобрение ко всем полицейским, что вот так запросто врываются в палаты к тяжело больным, а серые глаза смотрели испытующе. – Господин Стайлер находится под воздействием транквилизаторов и сейчас спит. Покиньте палату.

– Но я…

– Я знаю, кто вы. Покиньте палату, – требовательно попросил врач.

Бергот посмотрел на Стайлера. Спит? Да, похоже на то. Лазару захотелось завыть от обиды. Не чувствуя ног, он поднялся, бережно поцеловал Оржа в лоб, а потом ушёл. Он брёл по больничным коридорам, не глядя на суетящихся вокруг людей; все они – только тени, не существующие в этом мире, но они способны ходить, говорить и улыбаться, а Стайлер нет. Пусть он даже для Бергота реальнее и важнее всех других людей – сейчас он лежит на койке, покрытой казённым бельём, без движения, с синим горлом и разбитой вдребезги жизнью. «Это моя вина, – думал Лазар с горечью. – Это моя вина».

У подъезда его ждал Морис Дик. Он встретил Бергота тревожным непонимающим взглядом. Потом они оба молча сели в машину и поехали в полицейский участок – Лазар хотел переговорить с Франком Оберфотом.

– И ты поедешь к нему в таком состоянии? – поинтересовался Дик, садясь в кресло водителя. Он пристегнулся и завёл мотор.

– Да. – Бергот поправил свой ремень безопасности и со вздохом уставился в окно.

– Ничего рассказать мне не хочешь? О том, что у тебя с этим парнем.

– Нет.

– Понятно. – Морису и правда оказалось всё понятно, судя по тому, каким сочувствующим стал его взгляд, и как после его слов Лазар устало прикрыл ладонью глаза, облокотившись на дверцу машины. Что ж, к нему сейчас лучше действительно не лезть.

Дик вёл машину быстро и уверенно – так, как только умеют полицейские и водители скорой помощи. Чтобы немного развеять напряжённую атмосферу, он рассказывал Берготу о своей жене, о том, что они хотели бы следующий Новый Год встретить в Альпах, на том самом курорте, где в ноябре отдыхал Лазар. Уж больно им понравились фотографии, не говоря уже о возможности поиграть в снежки и вдоволь покататься с горок. Бергот отвечал односложно и без энтузиазма – лишь бы разговор поддержать, что было на него совсем не похоже.

– Поехали с нами, Лазар, – предложил Морис с неловкой улыбкой. Он беспокоился о друге теперь больше, чем полчаса назад. – Отдохнёшь, развеешься. Берта и дети тебя очень любят. Мальчика своего тоже возьмёшь.

Бергот смерил Дика таким недоумённым взглядом, что тот подавился словами.

– Да ладно тебе, не смотри на меня как удав на кролика. Очухается твой паренёк. У тебя на лице написано, что между вами что-то есть. Помиритесь. Поговорите, разберетесь.

– Если его не посадят, – мрачно заметил Лазар, и его пессимистический настрой не собирался никуда пропадать. – Ни один суд не оправдает человека, если на орудии убийства есть его отпечатки пальцев. И даже если я докажу, что Сьюзи Крам подкинула ему этот проклятый нож, присяжные на это не клюнут. Стайлеру конец, Морис, и ты, и я – мы оба это знаем.

– Нет, – Дик остановил машину у полицейского участка и заглушил мотор, – прекрати. Если он не убивал Астайле, то не убивал. У тебя есть что-то на эту Крам?

– Нет. Ничего такого, что убедит судью в её виновности.

– И ты идёшь к Оберфоту? Ни с чем? Да он же тебя в клочья порвёт, приятель! – Морис изумлённо уставился на Бергота, но тот только раздражённо отмахнулся, вышел из машины и бегом поднялся по ступенькам полицейского участка.

Старичок Оби встретил его с распростертыми объятиями, разве что не расцеловал.

– Лазар! – воскликнул он, обнимая Бергота на радостях за плечи и усаживая в кресло для посетителей. – Я тобой горжусь, мой мальчик! Отличная работа! Поздравляю! Я уже сообщил наверх, что убийца пойман и выбил тебе хорошую премию. Тебе и Морису.