Заколдованная - Леонид Сергеев

И вот в одно прекрасное утро мы, наконец, упаковались и в благодушном настроении отправились в путь. Попробую восстановить последовательность наших действий. Дотошные среди вас заинтересуются нашим снаряжением. Я охотно поделюсь. Сию минуту.

Котел взял с собой спасательный жилет, шляпу, зонт, гамак, фотоаппарат, гитару, транзисторный приемник, коврик, «авоську» с пряниками, кучу талисманов «чтоб приносили удачу», множество таблеток и пузырьков с лекарствами и книги: «Съедобные и несъедобные грибы», «Система йогов», «Как дожить до ста лет» (он очень печется о своем здоровье, хочет стать бессмертным).

Еще Котел взял две банки лимонного сока, очки от солнца и сто рыболовных крючков — «для обмена с местными жителями на продукты» — как объяснил нам. И взял будильник, который так громко тикал, что впоследствии мы заворачивали его в одеяло и прятали в рюкзак. Словом, Котел взял с собой все что угодно, только нужных вещей не взял, вещей для повседневного пользования. И главное, явился разодетый с претензией на что-то, и наутюженный до блеска, точно собрался не в поход, а в консерваторию. И, само собой, опоздал к месту встречи (он страшно недисциплинированный). Он шел картинно — этакой пружинящей, подпрыгивающей походкой, невероятно развеселый с… воздушным шариком в руке!

Кука явился вооруженный до зубов. Это надо было видеть — прямо конец света! На нем висели ружье, патронташ, подзорная труба, охотничий нож, спиннинг, гарпун и пробочный пугач цвета раскаленных углей. А в рюкзаке (набитом под завязку), по его словам, лежали: набор инструментов, два килограмма гвоздей для строительных работ, шахматы, домино и фотография его девушки.

На Куке была женская кофта, шорты, сапоги, из которых, как шаровары вываливались его жирные ноги. А на голове Куки красовалась то ли кепка, то ли хлопушка для мух — ее Кука напялил на лоб, как бандит. Глаза у Куки были выпучены, а уши оттопырены. Кука важно маршировал, попыхивая трубкой, высоко подняв голову и выпятив живот — даже не маршировал, а как-то двигался рывками, точно ему сзади давали пинка. Казалось, он весь накачан воздухом, будто огромная резиновая игрушка.

Осмотрев Котла и Куку с головы до ног, я забеспокоился — понял, что мои приятели еще недостаточно подготовлены, и ясное дело, они сразу упали в моих глазах. Хочу подчеркнуть — я уже тогда был не рад, что связался с ними и предчувствовал, как намучаюсь с этими дилетантами. Видимо, говоря, что у меня нет недостатков, я высказал некоторое преувеличение на свой счет. У меня есть один недостаток: я слишком доверчив, иначе не поехал бы с такими любителями беспечного отдыха. Каюсь — здесь я поступил опрометчиво. Но что бы вы думали? Как только я сообщил приятелям о содержимом своего рюкзака, эти канальи переглянулись, легкомысленно хихикнули и начали постукивать согнутым пальцем по лбу, потом схватились за животы и покатились со смеху.

А между тем, я, в противовес этим туристам-заочникам, взял самые необходимые вещи, образцовый набор путешественника: сковородку, таз для варенья, бечевку для сушения рыбы, кусок парусины не совсем дырявой, два ведра, одно из которых не протекало, и, конечно, альбом для рисования. Ну и еще кое-что из сопутствующих мелочей.

Насмеявшись вволю, эти выскочки меня же еще вздумали учить, что с собой брать. Учить тому, о чем не имели ни малейшего понятия. И кого? Человека, который провел в походах полжизни, и на этот счет имел основательные знания! Не скрою, было обидно, но я не потерял контроля над собой, а преодолев волнение, поставил их на место. Приличествующим, но решительным тоном предупредил их об опасностях в путешествии, рассказал несколько случаев из собственной практики, когда спасся чудом, только благодаря колоссальному опыту. И они, балбесы, притихли.

Мы договорились встретиться в четыре часа около дома Котла, поймать такси и подкатить к вокзалу, но наши наметки реализовались не совсем гладко — таксист наотрез отказался нас везти:

— О-о, слишком большой багаж! — протянул он. — Такой груз стоит немало! — и заломил такую цену, что мы направились в метро.

Но и в метро нам не повезло — из-за Куки (в метро в шортах пускали только иностранцев). Пришлось добираться на троллейбусе.

От остановки до вокзала за нами валила толпа ротозеев. Не спрашивайте меня, как они выглядели, я ничего не могу вам сказать о том, каков был их возраст и какие у них были намерения. Одним словом, для меня эти люди не существовали, хотя они все время свиристели и пфыкали и давали дурацкие советы. Особенно усердствовал один с сусличьим лицом. Этот прилипала все время маячил перед глазами и орал:

— Эй! Вы кровати забыли! Эй, ты, худой! Не переломись, смотри! А ты, жирный, почему пушку не взял?! Ой, а этот-то в тельняшке! Ой, братцы, помогите, умираю от смеха! Морской волк! Весь зад в ракушках! Небось, волны от берега отгонял!

Тип с сусличьим лицом весь задергался, схватился за живот, потом за голову. Я думал, с ним будет обморок. Обескураженные Котел с Кукой совсем растерялись: на лице Котла появился страдальческий взгляд, вымученная улыбка; Кука выглядел обмякшим, словно из него выпустили воздух. Казалось, им предстоит не путешествие, а отпевание покойника. Но я-то, бывалый, никогда не теряю самообладания — мгновенно оценил обстановку и, словно выбирая способ казни, презрительно смерил суслика красноречивым взглядом; и под моим испепеляющим красноречивым взглядом он скрючился и засеменил в сторону.

Вокзал был забит народом, стояла духота и жуткий гул. Котел, двигая локтями, винтообразно стал протискиваться сквозь толпу, за ним Кука, как увеличенная тень Котла. Я замыкал шествие.

От кассы тянулась длиннющая очередь, ее хвост терялся где-то на улице — не очередь, а морской змей, но Котел разглядел кассу «для имеющих льготы», где стояло всего два человека — туда прямиком мы и ринулись. Проявив изобретательность, в основном кивая на Кукину медаль, Котел исхитрился достать билеты. После этой значительной операции, издерганные, потрепанные, с оторванными пуговицами, мы заковыляли на перрон.

Вагоны брались штурмом. Нашего проводника оттеснили в сторону; он вскинул кулаки и разразился руганью. Я человек интеллигентный и не переношу бранных слов. Согласитесь, сквернословить по каждому случаю проще, чем сдерживаться.

— Ох уж эти проводники, — возмутился я, врываясь в тамбур. — Прежде чем их брать на работу, следует научить вежливости.

— Точно! — бросил Кука, тяжело дыша мне в затылок. — Если впустят в вагон, то с такой миной, словно делают одолжение.

— А мне проводники помогают, — где-то сзади проскрипел Котел. — Я с ними отправляю посылки родственникам. Быстро и удобно… А вообще, я думаю, что приветливость, гуманизм — удел богатых. Возьмите американцев. Они уже накопили богатства и теперь для них главное — человеческие отношения, вежливость, милосердие.

— Чепуха! — хрипло отозвался Кука. — В несчастье, как правило, первыми на помощь приходят бедняки. Твои американцы говорят: «Если ты такой талантливый, то почему бедный?» и презирают неудачников. Они смотрят не каков ты, а что имеешь. У них мало друзей, в основном — партнеры. Только и скалятся: «Все о`кей!», «Ноу проблем!». Им до лампочки твои дела, уж не говоря о том, что у тебя в душе.

Я, само собой, не ввязывался в их препирательство.

В вагоне, пока пробирались на свои места, на нас пялили глаза и загадочно ухмылялись те, кто уже разместился, но мы так измочалились, так ошалели от суматохи, что ни на кого не обращали внимания; распихали вещи и, примостившись на лавках, задремали.

Я просыпался дважды. Первый раз, когда состав отходил от какой-то станции и вагон рвануло так, что я чуть не слетел с лавки. В нашем закутке было темно; сверху от лампы сочился желтый свет, за окном поднимались и опускались провода, перечеркивая розовое, как кисель, небо. И мои приятели, и соседи громко храпели. Второй раз, когда в вагон ввалились новые пассажиры — они так громко перекидывались словами, так зычно хохотали, точно находились не в общественном месте, среди спящих, а на пикнике в лесу.

Утром Котел встал насупившийся, долго приглаживал шевелюру, пока не сделал из нее шлем, а Кука после сна вообще туго соображает — он тупо смотрел себе под ноги.

Мы вышли на глухом полустанке; все железнодорожное полотно было залито солнечным светом.

— Погодка — фантастика! — Кука потянулся и окликнул стрелочника. — Эй, далеко ли до реки?

— На «кукушке» с полчаса, — стрелочник кивнул в сторону узкоколейки, где маячил прямо-таки игрушечный паровозик с одним допотопным вагончиком; паровозик был похож на первую паровую машину с вывернутыми наружу внутренностями; он отчаянно пыхтел и фыркал, изрыгая клубы пара, расплевывая по сторонам горячие брызги.