Щупальца веры - Николас Конде

Последовало долгое, напряженное молчание. Кэл ощущал, как мысль сыщика работает все быстрее, когда тот поднял на него оценивающий взгляд, снова и снова взвешивая, стоит ли связываться с этим человеком, — беззвучное крещендо, стремящееся к развязке, к окончательному решению. Наконец Мактаггерт покачал головой и глубоко вздохнул.

— Забудьте об этом, профессор. Подыщите себе какую-нибудь другую тему для исследований. Разве вы не заметили, мимо каких местечек вам сегодня пришлось проехать, чтобы добраться сюда? Со здешними охотниками за головами не так просто подружиться, как с их коллегами с островов Паго-Паго или Бора-Бора, или из какой-нибудь другой чертовой дыры, в которой вам пришлось побывать. Просто ступайте к себе домой. Вы не понимаете, в какое дикое дерьмо вы готовы вляпаться.

— Послушайте, я знаю, что Вуду — необычная, даже эксцентричная религия, — ответил Кэл. — Но я этнограф. Для меня в любых формах мышления и поведения людей, какими бы непривычными они ни были, есть некий смысл. Нет таких людских представлений или верований, от которых я когда-нибудь в ужасе отвернусь или презрительно назову их «диким дерьмом». — Он чувствовал, что его заносит, но не смог совладать со стремлением выразить свою страсть к познанию, а также свое раздражение явным расизмом сыщика. Но Кэл понимал, что его несдержанность взорвала уже возникавшее между ними взаимопонимание, и поднялся, чтобы уйти.

Мактаггерт встал одновременно с ним.

— Хорошо, профессор, — произнес он зло. — Вы хотели сотрудничества? Вы его получите.

Полицейский направился к выходу из кабинета. Кэл плелся за ним, словно его тащили на невидимой веревке.

Проходя через помещение отдела, Мактаггерт обратился к одному из сотрудников, склонившемуся над рабочим столом:

— Я еду в Нижний город, Пит. Вы тут с Чико будьте на связи насчет того ограбления бакалейной лавки.

Мактаггерт задержался у доски рядом с входной дверью, чтобы забрать свои ключи.

— Пойдемте, профессор. Пора начинать ваше исследование.

— Где вы будете? — окликнул его другой полицейский.

Мактаггерт обернулся и ответил:

— В морге.

Глава 13

На машине сыщика не было полицейской маркировки, и Мактаггерт не включал сирену или мигалку, но мчался к центру города вдоль Ист-Ривер, не обращая внимания на ограничения скорости, гудком расчищая себе путь среди потока медленно текущих машин. Скрючившись за баранкой, сжав челюсти, он явно показывал всем своим видом, что дальнейший разговор неуместен. Кэл был озадачен такой реакцией полицейского.

Спустя десять минут они уже были в нижней части Манхэттена. Мактаггерт вырулил на съездную эстакаду и проехал несколько кварталов вдоль боковой улицы неподалеку от реки. Он остановился у здания, облицованного белым камнем, припарковав машину рядом со скоплением других машин — полицейских патрульных автомобилей, «скорой помощью» и фургоном, на боку которого было написано:

Кэл последовал за Мактаггертом внутрь здания. Сыщик быстро обошел ряд окошек, обменявшись несколькими фразами с дежурными клерками и с человеком в белом халате. Наконец он пригласил Кэла войти в лифт, доставивший их вниз, в подвальный коридор. Безжизненный свет люминесцентных ламп отбрасывал серые тени на облицованные серым кафелем стены и линолеумный пол какого-то неопределенного цвета. Подземный мир, в котором отсутствуют краски, бесцветный, как сама смерть. Возле двери лифта покатывались со смеху двое молодых людей в белых комбинезонах; рядом с ними стояли две каталки с носилками из нержавеющей стали. На одних носилках лежало тело, голые синеватые ступни торчали из-под покрывавшей его простыни.

Едва Кэл и Мактаггерт вышли из лифта, эти двое разошлись, катя свои носилки в противоположные стороны но коридору. Тот, что вез тело, наткнулся на Кэла, задев его за руку ступней мертвеца.

— Виноват, Джек, — нагло проговорил служитель и двинулся дальше.

Прикосновение трупа горело на коже Кэла. Но он не пытался избавиться поскорей от этого ощущения, он был почти рад ему, как прививке от ожидаемого шока, как приготовлению к тому, что ему предстоит увидеть — что бы это ни было — и ради чего Мактаггерт пригласил его сюда.

Сыщик подошел к двойным дверям в конце коридора, прошел внутрь и придержал одну створку, дав Кэлу пройти.

Они стояли в просторном холодном помещении, все стены которого занимали передние стенки выдвижных ящиков, величиной с дверцу духовки. Еще один служитель, склонившись над длинным столом из нержавеющей стали, листал спортивные страницы газеты «Дейли ньюс». Он взглянул на Мактаггерта, когда тот вошел, и снова уткнулся в газету.

Мактаггерт помахал листком бумаги.

— Извини, что побеспокоил тебя, Фредди, но не мог бы ты…

— Думаете, я не знаю, какой номер вам на этот раз нужен, лейтенант? Четыреста восемьдесят первый, так? Четыреста восемьдесят первый, выходи!

Служитель встал, оттолкнувшись от стола, и засеменил к ряду ящиков. Он выкатил один из этих длинных выдвижных ящиков и отправился обратно к своей газете.

До сих пор Мактаггерт все время шел впереди. Кэл ждал, что и теперь он проводит его. Но сыщик не шевельнулся. Он стоял позади Кэла, скрестив руки на груди, и кивком головы показал на открытый ящик.

— Вперед, профессор. Смотрите и исследуйте.

Кэл помедлил, пытаясь понять причину, побудившую полицейского бросить ему такой резкий вызов. Мактаггерт снова кивнул на открытый ящик. Кэл подошел сбоку и заглянул внутрь.

Он считал себя подготовленным к тому, что ему придется увидеть. Может быть, если бы это была просто смерть, просто убийство, это не подействовало бы на него так сильно. Но, кроме всего этого, здесь было и кое-что еще: зверская жестокость. Сжав зубы, вонзив ноготь большого пальца в ладонь, Кэл подавил тошноту, поднявшуюся из желудка и подступившую к горлу.

Смотрите и исследуйте. О Боже!

Посередине маленького обнаженного тельца зияла дыра. Большой пласт мяса на животе был неровно вырезан, и внутренности полностью вынуты, как если бы мякоть лимона ложкой вынули из кожуры. Сердце, желудок, кишечник, печень — всего этого не было. Тело было куда сильнее искромсано, чем это могло быть сделано при обычном посмертном вскрытии.

Но было и еще нечто, даже еще более ужасное, чем изуродованное тело жертвы. Этому маленькому мальчику было не более семи или восьми лет. К тому же он был красив — нежный, прекрасно сложенный, с чистой, без единого пятнышка кожей, шелковистыми светло-каштановыми волосами, пряди которых прикрывали его закрытые глаза. На нетронутом лице можно было прочесть прирожденное благородство, как на посмертной маске, снятой с какого-нибудь древнего царственного ребенка. Но самым шокирующим было выражение безмятежного покоя на лице мальчика. На нем не было и следа боли или страха, ни один мускул не был напряжен, ничего, что могло бы напомнить наблюдателю, что жертва должна была испытать предельное душевное или телесное страдание перед смертью. Весь вид ребенка выражал чистое блаженное удовлетворение, какой-то мистический экстаз, достижимый лишь за пределами земного существования. Все это совершенно сбивало с толку; Невозможно было поверить, что это лицо принадлежало тому же телу, искромсанному с такой кровожадной жестокостью.