Кремль 2222. Шереметьево - Дмитрий Силлов

– Тебя как звать-то, стрельчиха новгородская? – поинтересовался я, прикидывая, какой длины будет у нее коса, если расплести плотный русый узел на затылке, с которым и подшлемника поди не надо.

– Варварой кличут, – солидно так представилась валькирия. – А тебя Снаром, можешь не представляться. О тебе уж полдня только весь Кремль и говорит. Даже когда скведов обстреливали, между залпами судачили кто ты и откуда.

Я дипломатично промолчал. Девчонка была разговорчивой, за светской беседой могла и забыть о том, что у меня грудь нехило так располосована и только-только кровоточить вроде перестала, а может, и нет.

– Ладно, мне-то не особо интересно, – с легкой обидой в голосе произнесла Варвара. – Пошли, что ли, а то солнце скоро сядет.

«Ну да, типа, это я тут ее задерживал», – мысленно усмехнулся я, но вида не подал. Женщины существа обидчивые, а эта, похоже, может и в челюсть с правой обидеться в легкую, что для меня нежелательно – во-первых, слабость на меня накатила после всего, а во-вторых, я симпатичным девчонкам всегда спарринги проигрываю – тупо не знаю куда бить, так как у них везде детородные органы.

Я думал, она меня куда-то типа госпиталя отведет. Оказалось, ошибался.

Привела она меня в двухэтажное здание, сильно смахивающее на женское общежитие. Комнаты внутри общаги были разделены толстыми деревянными перегородками, которые, впрочем, надежностью звукоизоляции не отличались. Пока мы шли по коридору, три-четыре девчонки нам по дороге встретились, и теперь за стенами довольно явственно слышалось многоголосое девичье шушуканье.

Что, впрочем, Варвару никоим образом не смутило.

Комната у нее была неплохая даже по меркам моего мира, метров двенадцать квадратных. На стенах – оружие. Меч в потертых кожаных ножнах, лук в налучье, колчан со стрелами, древний кремневый пистоль и вполне себе ухоженная винтовка Мосина. Да, надо отметить, что у девушки на поясе висел широкий нож типа американского «Боуи». Понятное дело. Здесь, небось, даже во время затишья по крепости никто безоружным не ходит, а уж в боевой обстановке и подавно.

Помимо оружия был в комнате стол со стоящим в центре его масляным светильником, стул, деревенский умывальник с раковиной на стене, просторный шкаф и неслабая такая антикварная двуспальная кровать с резной ореховой спинкой. Понятное дело, кто что мог, тот то и вывез из города, если было на чем. Варвара вот мебель притащила в Кремль, видать, комфортно поспать любит. Это я понимаю и разделяю. Жил бы по-человечески, тоже б себе койку завел два на два, чтоб можно было на ней делать всё что хочется не вставая, включая метание ножей в дверь и стрельбу по мухам в стиле известного пушкинского героя.

– Неслабо, – кивнул я на арсенал, которому иной мужик позавидует.

– Ага, – просто отозвалась девушка, отстегивая с пояса свой «Боуи» и кладя на стол. – Только сабля и винтовка не мои, от мужа остались. Его скведы три месяца назад со стены сдернули, где он караул нес. Усыпили на расстоянии, ночью подкрались, и всё. Вместе с мужем еще двоих сожрали. Мы тогда не все о них знали. Теперь как нео Кремль стережем, перекликаясь.

– Извини.

– Ничего, это война, – вздохнула Варвара, зажигая светильник. – Скидывай свои тряпки. Вы с моим покойным Иваном одинаковые в плечах, возьмешь его камуфляж. Не бойся, ни разу не надеванный. Он его только на складе получил, а обновить не успел.

– Спасибо тебе.

– Не за что. Давай умывайся и на койку ложись, я тебе раны обработаю.

Царапины оказались глубже, чем я предполагал, но Варвара свое дело знала туго. Намазала какой-то вонючей мазью, от которой боль моментально унялась, а сверху наложила три самоклеящихся салфетки из натовской аптечки, что прилипают к ране словно вторая кожа. Редкая штука даже в Москве, где маркитанты могут достать все, что угодно. Здесь же, небось, такое на вес золота. Надо бы чем-то девчонку отблагодарить…

Сбоку раздался тихий звон.

Я затаил дыхание. Так звенит кольчуга, брошенная на спинку тяжелого старинного стула. Потом зашуршал подкольчужник, скрипнули кожаные штаны. Ох ты, мать моя женщина… Неужто…

«Ну да, а то ты, типа, не предполагал ничего такого», – пронеслась в голове заполошная мысль, когда светильник вдруг погас и в комнате воцарилась темнота, едва разгоняемая светом заката, что сочился в крошечное оконце под потолком. А потом моей груди пониже повязок коснулись теплые пальцы, почти сразу скользнувшие ниже.

– Небось, думал, как меня отблагодарить? – прошептала темнота.

– Думал, – признался я.

– А это просто. Лежи тихо как лежишь. Тебе двигаться не надо, рану растревожишь. Я сама все сделаю. Ребенка хочу от нормального мужика, это и будет твоя благодарность.

– От мутанта? – иронично спросил я.

– Ага. Все мужики – мутанты, в той или иной степени. Так пусть будет детеныш от лучшего.

– У меня с детьми… не очень получается, – выдохнул я, так как ее пальцы уже осмелели до неприличия – хотя какие приличия в темноте-то? Только мысли остаются о матери моего многочисленного потомства, сгоревшей вместе с ним в Петербурге. Мрачные мысли, которые лучше вообще выкинуть из головы, словно страшный сон.

– Ну, первый блин всегда комом, – усмехнулась темнота. – Если не пробовать, то ничего и не выйдет.

Кровать скрипнула, принимая на себя двойной вес. По моему лицу мазнула тяжелая коса, влажные, полные губы коснулись моих. Мелькнула у меня запоздалая мысль о той, что осталась в московском Кремле, куда я, собственно, и еду. Мелькнула – и пропала. Права Варвара. Все мужики за редким исключением становятся дикими мутантами, когда красивая девчонка тащит их в койку.

И я – не исключение.

Хилый, бледный солнечный луч мазнул по глазам, похоже, атаковав мои веки на последнем издыхании. Но мне этого вполне хватило, чтобы проснуться.

В комнатке стало лишь немногим светлее, чем ночью – слишком крохотным было оконце под потолком. Но все-таки я разглядел новый камуфляж, висящий на спинке стула, нехилый ломоть хлеба на столе, кусок сыра, слегка помятую алюминиевую кружку и натовскую аптечку.

Варвары нигде не было, также на стене отсутствовали меч и винтовка. Намек прозрачный – перевязывайся, ешь, пей, одевайся и выметайся. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. И вряд ли может остаться. Она ж ясно сказала, для чего я ей нужен. Черт, не очень приятно чувствовать себя пластырем, который я сейчас отодрал от груди. Использовали, скомкали, выкинули. Хотя, если разобраться, скорее всего это было все-таки взаимовыгодное соглашение. Я переночевал с максимальным комфортом и удовольствием, перевязался, покушал. А девчонка получила то, что захотела получить. Как она сама выразилась, сделала все сама. Часто встречающаяся ситуация в жизни. Встретились люди, использовали друг друга, и выкинули из своих жизней – как в моем мире говорят, «разошлись». Интересно, только у меня после этого какой-то неприятный осадок в душе остается, или у других так же? А ведь при этом знаем, на что идем, знаем, что потом какое-то время немного не по себе будет – но все равно идем, травим себя чувствами, словно дешевым алкоголем, а потом мучаемся похмельем…