Вернувшиеся - Джейсон Мотт

Вне всякого сомнения, идиотизм заразен, подумала Люсиль.

Другие мужчины повторили восторженный вздох Фреда Грин. Они даже выглядеть стали лучше — выше и толще. Затем их группа опробовала новую «речовку».

— Мы защищаем естественную жизнь!

— Я не знала, что она нуждается в защитниках, — проворчала Люсиль. — В любом случае это лучше вашего тупого лозунга: «Аркадия для живых людей, а не для присланных лебедей». Каких лебедей? Кем присланных?

Она отмахнулась рукой. Фред смотрел куда-то мимо нее. Колесики его ума вращались.

— Как поживает твой сын? — спросил он.

— Прекрасно.

— Значит, он по-прежнему в школе?

— Ты имеешь в виду, в тюрьме? — ответила Люсиль. — Тогда да.

— А Харольд? Я слышал, он тоже там.

— В тюрьме? — повторила она. — Да, он там.

Поправив сумку на плече, Люсиль каким-то образом привела свои мысли в порядок.

— Но ты каждый день покупаешь продукты? — не унимался Фред.

Его дружки закивали головами, подтверждая возникший интерес к ее действиям. Они сидели на веранде у самой двери, куда человек попадал перед тем, как войти в магазин. Прежний хозяин бакалеи пытался использовать свободное место для встреч с покупателями, как это делалось в «Вол-Марте». Но пожилые люди с давних пор устроили здесь стоянку для обсуждения входящих и выходящих людей. Затем кто-то из них по забывчивости оставил на веранде кресло-качалку, и печальных последствий уже нельзя было остановить. Веранда магазина перешла во владение скучающих сплетников.

Если какому-то покупателю удавалось пройти мимо них, он попадал в магазин широкого профиля — довольно уютный для тех, кому не требовалось многого. Вдоль нескольких проходов тянулись полки с пластиковыми пакетами, консервами, бумажными полотенцами, туалетными принадлежностями и чистящими средствами. Около витрин размещались механические и электронные товары, болтавшиеся на длинных крюках, которые свисали со стропил. Иногда казалось, что где-то поблизости взорвался склад товаров, и часть предметов прилетело сюда.

Владелец магазина — излишне полный мужчина по прозвищу «Картофелина» (Люсиль долго не могла понять, чем он заслужил такую кличку) — метался по проходам и старался самостоятельно закрыть все базы на бейсбольном поле своего торгового зала. Вопреки его усилиям, магазин не был хорошим местом для покупки желаемых товаров, но обычно посетители находили здесь все, что им было действительно нужно.

— Да, я привыкла к свежим продуктам, — ответила Люсиль. — И ни в чем себе не отказываю. Тебе это понятно?

Фред усмехнулся.

— Что ты так злишься, Люсиль?

Он откинулся на спинку кресла.

— Я задал тебе дружеский вопрос, вот и все. Я не хотел тебя обидеть.

— Разве?

— Точно.

Он поместил локоть на рукоятку кресла и опустил подбородок на сжатый кулак.

— Странно, что такой простой вопрос заставил тебя нервничать.

Фред засмеялся.

— Ведь ты никого не прячешь в своем доме? Правда, Люсиль? Например, семью Уилсонов, которая пропала из церкви какое-то время назад. Я слышал, когда солдаты пришли за ними, пастор сказал, что выпустил их из стойла на волю.

— Из стойла? — раздраженно уточнила Люсиль. — Они люди, а не какие-то животные.

— Люди?

Фред покосился на женщину с таким удивлением, как будто она внезапно раздвоилась перед его глазами.

— Нет, — сказал он наконец. — Мне жаль, что ты веришь в иллюзию. Они были людьми. Когда-то и очень давно.

Он покачал головой.

— Теперь они не люди.

— С тех пор, как их убили? Ты это хочешь сказать?

— Я думаю, солдаты будут рады, если кто-то намекнет им, где скрываются Уилсоны.

— Возможно, и будут, — ответила Люсиль, собираясь войти в магазин. — Но лично я не знаю, где они находятся.

Пожилая женщина хотела уйти, тем самым прервав нахальные выходки Грина, но она внезапно остановилась.

— Что случилось? — поинтересовалась она.

Фред посмотрел на других мужчин.

— Что ты имеешь в виду? — ответил он. — О чем или о ком ты спрашиваешь?

— О тебе, Фред. Что случилось с тобой после смерти Мэри? Как ты превратился в такое убожество? Вы с ней приезжали к нам каждое воскресенье. Господи! Ты помогал Харольду найти тело Джейкоба. Когда Уилсонов убили, вы с Мэри пришли на их похороны, как и все остальные. А потом она тоже умерла. Так что же случилось с тобой? Почему ты стал так озлоблен на них? Почему выступаешь против всех «вернувшихся»? Кого ты винишь? Себя или Бога?

Когда Фред промолчал, она вошла в магазин — самой быстрой походкой, — намереваясь затеряться среди тесно расположенных стеллажей. Мужчины снова начали сплетничать и планировать бунтарские действия. Какое-то время Фред Грин смотрел на дверь, за которой она скрылась. Затем он медленно встал и спустился по ступеням крыльца. Его ожидало одно важное дело.

На обратном пути Люсиль размышляла о том, что подталкивало людей к противостоянию с «вернувшимися». Она благодарила Бога за милость и терпение, которые Он дал ей, чтобы пройти через все испытания. Она была благодарна Ему за то, что Он направил семью Уилсонов к ее порогу в час их нужды — и в час нужды Люсиль. Теперь ее дом не был пустым, а сердце не болело так сильно, когда она возвращалась домой в грузовике, на пассажирском сиденье которого лежали пакеты с продуктами. Впереди ее ждал теплый кров и полный дом людей, как этому и полагалось быть всегда.

Выехав из Аркадии, грузовик помчался по шоссе мимо полей и деревьев. Однажды они с Харольдом решили переехать в город, но перед самым рождением Джейкоба отказались от этой идеи. Им было милее жить втроем за пределами шумного мира — даже если от него их отделяло несколько полей и рощ.

Когда она подъехала к дому, ее поразил вид лужайки, истерзанной колесами военных машин. Отпечатки солдатских сапог вели к крыльцу. Передняя дверь была сорвана с петель. На веранде и в прихожей виднелись грязные следы. Люсиль остановила старый грузовик под дубом. Двигатель работал, рядом на сиденье лежали пакеты с продуктами, по ее щекам лились горькие слезы.

— Где Ты был? — спросила она ломающимся голосом, прекрасно понимая, что ее мог слышать только Бог.

Самуэль родился и вырос в Аркадии. Здесь же он научился молиться и позже умер. Теперь он снова вернулся в любимый город и поразился тому, как тот сильно изменился. Его маленькая Аркадия больше не была свободной и вольной. Раньше редкие путешественники проезжали через город без остановок, имея лишь несколько мгновений на осмотр домов и местных достопримечательностей. Старые здания. Один магазин. Две заправки и два светофора. Территория дерева, земли и оловянной посуды. Провинциальное место, где люди, казалось, рождались в лесах, примыкавших к широким полям.

Теперь Аркадия не была транзитным пунктом. Она превратилась в конкретное место назначения: в концентрационный лагерь. Через проволочное ограждение Самуэль мог видеть восточную часть города. Неподалеку возвышалась церковь — молчаливая и неподвижная под твердью небесной. Некогда гладкое и ровное шоссе, проходившее через центр Аркадии, было разбито тяжелым транспортом. Каждый день по нему проезжали бульдозеры, грузовики и экскаваторы. Легковых машин почти не было.

Люди Аркадии перестали считать себя местными жителями, размышлял Самуэль. Они потеряли свой город, став туристами на родной земле. Их размеренная повседневная жизнь наполнилась неопределенностью. При любой возможности они собирались вместе, хотя и не так, как, по слухам, делали иногда «вернувшиеся». Они просто стояли, осматривая мир вокруг себя, и их лица хмурились от мрачного смущения.

Однако даже их пастор, при всей его вере и знании Бога, не понимал происходящего. Самуэль обращался к нему в поисках Слова — в поисках покоя и объяснения того, что происходило с миром. Но пастор тоже изменился. Самуэль помнил его совершенно другим. Да, священник по-прежнему был крупным мужчиной — человеком-горой, — но его наполняла странная отрешенность. Казалось, что он постоянно думал о чем-то ином.

Однажды они стояли у порога церкви, говоря о «вернувшихся» — о том, что территория школы уже не вмещала арестантов. К сожалению, их продолжали привозить в Аркадию. Похоже, власти намечали расширение лагеря. Мимо них проехали два автобуса. «Вернувшиеся» с любопытством выглядывали из окон, интересуясь новым местом, в котором они оказались. Пастор Питерс внимательно рассматривал их лица.

— Что, если она тоже там? — спросил он после паузы, игнорируя тему беседы.

— Кто? — уточнил Самуэль.

Пастор промолчал, как будто его вопрос был адресован не собеседнику.

Да, Аркадия изменилась, подумал Самуэль. Город, отсеченный от мира блокпостами и бетонными стенами, все больше походил на тюремную крепость. Куда ни глянь, везде были солдаты. А прежний город, в котором он вырос, всегда казался открытым в любом направлении. Он сливался с сельской местностью и вызывал неописуемое чувство покоя. Теперь тут все стало другим.