Абхазская повесть - Борис Соколов

— Что смотришь? — сказал Пурцеладзе. — Знакомься. Обловацкий, Сергей Яковлевич, с ним будем проводить операцию. Рассказывай, как дошел. Только не очень громко, — предупредил он, кивнув на дверь.

Сандро с жадностью наблюдал, как хозяин дома ставит на стол тарелки с едой.

— Как дошел? — повторил вполголоса Пурцеладзе.

Забыв об усталости, Сандро начал рассказывать, как он шел по дороге, почему-то твердо веря, что встретит Минасяна. Говоря о встрече и схватке, он как будто снова пережил все происшедшее.

— Микава говорил тебе, что Минасян должен встретиться с человеком у Красного моста? — перебил его Обловацкий.

— Говорил. А вы откуда знаете?

— Тоже от Микавы! Мы второй день наблюдаем за человеком в орешнике цебельдинской дачи. Днем он крутится в подлеске, недалеко от моста и дороги, а на ночь уходит в чащу. Видимо, это и есть связной, — пояснил Сергей Яковлевич.

— Как же после схватки Минасян побежал в обратную сторону? — удивился Пурцеладзе.

— А вы, Володя, хотели бы, чтобы, перепрыгнув через Сандро, он устремился прямо в Цебельду? — улыбнулся Обловацкий.

— Если бы мне предстояла встреча, я не терял бы времени, — сухо ответил Пурцеладзе.

Сандро вмешался в разговор и сказал, что, вероятно, Минасян знакомыми тропинками, минуя селение, придет к мосту.

— Надо подумать, как нам захватить обоих! — решил Обловацкий. — Давайте вашего человека! — обратился он к хозяину дома.

Тот кивнул и вышел в другую комнату.

— Кто там? — наклонившись к Пурцеладзе, шепотом спросил Сандро, но Володя сделал вид, что не расслышал.

— Ты ешь, а то голодный останешься!

За дверью раздалось покашливание, и в комнату вошел пожилой человек в черной черкеске. Не торопясь, он подошел к столу, приложил руку ко лбу, губам и груди и с достоинством поклонился. Лицо его было незнакомо Сандро.

— Садись, Измаил! — пригласил его Обловацкий. — Когда у тебя был человек с перевала?

— Три дня назад.

— Ты хорошо его знаешь?

— Конечно!

— Откуда он, как зовут и как часто ты его видел?

Измаил рассказал, что это Коста из-под Теберды, у него там небольшое хозяйство. Чтобы заработать, он иногда сопровождает туристов на ближайшие вершины, а то и до перевалов. Несколько раз он приходил в Ажары, приносил письма.

— Тебе? — удивился Пурцеладзе.

— Нет. Через меня для Эмхи, — насупился Измаил.

— Сегодня мы показали тебе издали человека. Это он? — спросил Обловацкий.

— Он!

— Тогда давай решать, как захватить его и Минасяна. Садись, смотри на карту. — Обловацкий подвинулся и освободил место на скамейке. — Вот мост, видишь? Вот дорога на Амткелы, оттуда дорога на Домбай и Марух.

— Нет. Туда он не пойдет! — уверенно возразил Измаил и погладил бороду. — Пойдет, как пришел. Через Клухорский перевал.

— Значит, здесь, вот этой дорогой?

Обловацкий провел карандашами и взглянул вопросительно на Измаила. Тот нагнулся над столом, долго рассматривал карту, потом поднял голову, осмотрел всех и сказал:

— Здесь! — и ткнул пальцем в узкую ниточку дороги.

27

За крайними домиками широко раскинувшегося селения, расположенного в седловине, дорога, крутясь по отлогому склону, спускалась в ущелье.

Далеко внизу, над пересохшей рекой, над осыпями серо-бурых обточенных камней, краснела железная коробка моста. Перебежав его, дорога уходила в густой кустарник, сужаясь, круто поднималась в гору и терялась в плотных зарослях рододендрона.

На девственной земле, в разросшемся придорожном подлеске, буйно перемешивались самшит, иглица, боярышник, вечнозеленая лавровишня и множество других растений, густо затянутых лианами, колючей и цепкой ежевикой. Разлапистый папоротник и остролист плотно прикрывали редкие прогалины и прятали от любопытного взгляда их обитателей. Толстый ковер опавших и гниющих листьев скрадывал шорохи. Тишину нарушала только вода. Скапливаясь в выемках и ямах, она упорно протачивала себе дорогу вниз и, монотонно стуча прозрачными каплями, напоминала о жизни.

Густая стена подлеска незаметно переходила в плотные ряды дуба, граба, бука и каштана. Обтянутые частой паутиной жимолости, плюща и дикого винограда, деревья, как цепями были прикованы к этой земле. Влажная и сумрачная полутьма была полна запахов, но все их забивал одуряющий аромат азалии. Быстые черные дятлы деловито и молчаливо перелетали дорогу и прятались в густой листве. Вертлявые сойки с коротким посвистом проносились вдоль кустов. В глухой чаще, прячась от жары, залегали звери. Солнечные лучи золотыми пятнами лежали на выбеленых дорожных плитах. Из селения еле долетали редкие удары кузнечного молота.

За одним из частых поворотов, в стороне от дороги, под огромным раскидистым карагачом лежал человек, одетый в домотканую местную одежду, запыленную и грязную. После бессонной ночи он дремал, чутко прислушиваясь к шумам леса. Раздавшийся невдалеке свист насторожил его. Второй свист, более продолжительный, поднял на ноги. Осторожными, короткими перебежками человек направился к дороге и, подойдя к кустарнику, раздвинул густые заросли. Оставаясь незаметным, он хорошо видел залитую светом пустынную дорогу. Свист не потревожил обитателей леса. По-прежнему негромко пели птицы, не торопясь по дороге проскакал черногрудый воробей, черными бусинками глаз высматривая себе пищу и не замечая следившей за ним красной гадюки. Гревшаяся на солнце ящерица, сливаясь с расщелиной в камне, застыла неподвижно.

Третий свист, более близкий и резкий, как ветром смахнул с дороги все живое. Человек, сидевший в кустарнике, напряженно смотрел на угол скалы, ожидая появления неизвестного ему свистуна. Выполняя задание, он, после обмена примитивным паролем, должен был передать письмо, узнать новости «с берега» и вернуться обратно за перевал. Три дня он шел сюда, столько же ему предстояло потратить на обратный путь. Ни автора письма, ни его содержания он не знал, но чувствовал, что оно важно для обеих сторон, и понимал, что иначе ему не платили бы за передачу. Послал же гонца священник его селения, который любил ему напоминать о долге горца и христианина и давал разные мелкие поручения.

Горец был неграмотен и темен и за всю сою жизнь только один раз съездил в Нальчик, о чем с гордостью рассказывал своим близким. Больше всего его поразила железная дорога. Испуганный пышущим и свистящим паровозом, он даже попятился назад, но самолюбие мужчины остановило горца, и, сдержав себя, он подошел ближе и внимательно осмотрел машину сбоку. Неприязнь вызывали разодетые городские жители, особенно женщины, по его мнению, без толку ходившие по улицам. На другой же день он отправился в обратную дорогу и больше в городе не бывал. Мир его интересов ограничивался селением, в котором прошла вся его жизнь. Несколько раз в доме священника он видел чужих, но кто они — не знал, хотя чувствовал, что это важные люди, потому что его духовный отец был с ними очень внимателен и предупредителен. Сейчас, ожидая в кустах, горец пытался представить себе, кто появится перед ним.

Наконец, из-за поворота вышел человек, одетый так же бедно, как он и сам, в старой, видавшей виды, черной бурке и в башлыке, по-абхазски обмотанном вокруг головы. Неизвестный шел неспеша, осматривая кусты. Ничего не заметив, он прошел мимо и уже подходил к повороту, ведущему в Багадам[4], когда горец, продолжая наблюдать за ним, тихо свистнул. Человек быстро обернулся, в руках у него появилась винтовка, спрятанная до того под буркой.

— Кто там? — спросил он отрывисто.

— Коста! — крикнул горец. Человек в бурке облегченно вздохнул и, не опуская винтовки, направился в его сторону.

— Ты кто? — спросил горец из кустов.

— Арам! Арам! — нетерпеливо проговорил неизвестный и остановился. Раздвинув ветви, горец вышел на дорогу и подошел к нему.

28

Утром в квартиру доктора Подзолова позвонили. Жена хирурга Кира Владимировна, молодящаяся, расположенная к полноте женщина, встала с кровати и, шлепая туфлями, пошла открывать дверь. Разбуженный звонком, невыспавшийся, злой Подзолов закурил и прислушался к разговору в столовой.

— …Но доктор спит! — услышал он слова жены.

Из несвязного рассказа плачущей женщины Подзолов понял, что несколько дней назад во время вечеринки ее муж ранил себя в бедро. Она перевязала рану, думала, что все обойдется, но сегодня ночью у раненого поднялась температура, он бредит.

Рассказ заинтересовал Подзолова, он поднялся и, продолжая прислушиваться, спустил ноги с кровати.

— Немедленно отвезите его в больницу, — услышал он голос жены. — У него может быть гангрена.

— Понимаешь, дорогая, мой муж — ответственный работник. Пойдут разговоры, как случилось, почему… — слезливо говорила незнакомка с сильным грузинским акцентом.