Следующее поколение - Валерий Чубар

— Смутно, — признался Вик. Уверенно он считал только до тысячи.

— Так вот, взрослых в Централи пятьсот человек, — продолжал Сергипетроич. — Полмиллиона — это тысячу раз по пятьсот. Представь себе тысячу Централей — сжатых, стиснутых в каменном мешке. Мы наделали массу страшных ошибок — так говорил мне отец. Мы не просто загубили природу вокруг и внутри Города — мы изуродовали сознание человека по отношению к природе. Мы создали особого человека — городского, который мог существовать только в огромном обществе себе подобных. И когда это общество начало распадаться, возникла паника. И все покатилось, как снежный ком с горы. Исход начался еще до катастрофы: те, кто чувствовал неладное, уходили из Города куда только можно. Город задыхался в своих границах, в кольце отравленной им самим природы и отравленных им самим людей. Те, кто жил в центре Города, уже не понимали тех, кто жил на окраинах. Мы вырождались и дичали: эти слова произносились вслух, но мы словно не слышали самих себя и тупо твердили: «Обойдется!» Мы надеялись на другие города — а те, задыхаясь в собственных нечистотах, надеялись на нас. Центр Города надеялся на фермеров — а фермеров грабили окраины, сами надеясь на центр, требуя от него исправить то, что они губили сами… Это было какое-то социальное помешательство! Городские власти только делали вид, что контролируют ситуацию, а на самом деле ситуация контролировала их. Каждый спешил урвать что-нибудь для себя. И общество рухнуло, не выдержав напора…

Прошлый вновь замолчал. На этот раз он молчал долго.

— Кто знает, что случилось там у них в столице? — прервал наконец молчание Сергипетроич. — В один прекрасный день связь со столицей просто прервалась, и наш Город, как все остальные, оказался предоставлен сам себе. Вначале появились беженцы — большинство из них выглядело полусумасшедшими, потом беженцев перестали пускать в Город, прямо объявив: «Самим жрать нечего». Всякое притворство было отброшено. Общества уже не было — была толпа. Так Город просуществовал несколько месяцев — несколько лун по календарю Централи. Это было ужасно. Но власти по инерции еще делали что-то для поддержания порядка. До тех пор, пока с брошенного без присмотра Комбината не потекла эта смертоносная дрянь. Из отравленной зоны люди хлынули в центр Города. Решено было использовать войска. И это было последней, роковой ошибкой. Войска — это те же парни с окраин, только с автоматами в руках. Вначале они хозяйничали в квартирах покинутых домов возле отравленной зоны, а потом вошли во вкус. Волна грабежей захватила и центр. Власти вынуждены были смириться. Закон молчал: что такое закон, когда нет общества? Пустой звук. Ничто. На окраинах днем и ночью шла стрельба, гибли люди. Фермеры начали переселяться подальше от Города. Начался голод. Станция остановилась — не было тепла, энергии, не было даже воды. Не было уже ничего, кроме полумиллиона обезумевших людей…

— И тогда начался Исход? — негромко спросил Вик.

— Да. Те, кто еще сохранил разум в этом аду, собрались в районе Станции. Здесь легко было укрыться от преследования, в этом лабиринте промышленных построек. Мы с отцом спаслись, а моя мать… Мать ранили в спину во время бегства, и она умерла несколько дней спустя. Нас было несколько сотен: инженеры, ученые, врачи.

В общем хаосе мы сумели увести к Станции по железной дороге несколько составов.

Не с пищей, конечно, нет — она давно была вся разграблена — а с серной кислотой, мазутом, углем, опилками. Город мог уничтожить нас, но у него хватало своих забот, а кроме того, оставшиеся в Городе — в основном это были солдаты — не сомневались, что мы и сами подохнем спустя некоторое время. Казалось немыслимым выжить здесь — среди железа, крыс и развалин. Но мы выжили. Выжили и построили свое государство. Мы переоборудовали все семь котлов Станции и все ее блоки. Мы работали по ночам, погибая от холода и голода. Мы гонялись за крысами, а крысы гонялись за нашими детьми. Помощи ждать было неоткуда. Мы слышали непрерывную стрельбу в Городе и в зоне аэропорта, где шли бои за самолеты, летающие машины… Потом наши ученые-химики изготовили препарат, с наступлением холодов замедляющий все функции человеческого организма. На зиму мы получили передышку.

А когда проснулись весной — увидели укрепления вокруг Города. С тех пор оттуда не было никаких вестей. Город просто силой отбирает у фермеров пищу — и все. Это все, что мы о нем знаем.

— А серые? Откуда они появились?

— Большинство из них — это те жители окраин, которых не принял никто. Ни Город, ни фермеры, ни Централь. Самые несчастные и самые жестокие люди. Опасайся их!

— Еще один вопрос, — медленно проговорил Вик.

— Спрашивай.

— Кем были мои родители?

— Ты совсем не помнишь их?

— Иногда мне кажется… но это как во сне. Я знаю, что мой отец погиб, а мать умерла, когда я был еще ребенком.

— Ты хочешь знать, кем они были до Исхода?

— Да.

— Это не так просто объяснить, — покачал головой Сергипетроич. — Что касается твоего отца — он был военным летчиком. Управлял летающими машинами.

— Но ты сказал, что именно военные захватили власть в Городе. Почему он не остался с ними?

— Не все военные были одинаковы. Среди них попадались разумные, смелые, честные люди. Таким человеком был твой отец, Вик. Он очень много сделал для всех нас в дни основания Централи. Он никогда не унывал, находя в себе силы поддерживать отчаявшихся. И только иногда сожалел о том, что не может больше летать. Он погиб в одном из первых конвоев к фермерам. Это был замечательный человек, ты можешь гордиться им, Вик. И знаешь… ты похож на него. Во многом похож.

— А моя мать? — помолчав, спросил Вик.

— Суть ее профессии тебе понять будет непросто. Она играла на органе.

— Что-что?

— Играла на органе. Делала музыку.

— Музыку?

— Да. Искусство, как и письменность, к сожалению не сохранилось в Централи, поэтому слово «музыка» тебе незнакомо. Но ты наверняка слышал, когда был у фермеров, как поют птицы. Слышал?

— Да. Очень красиво.

— Люди могли лучше, — с горечью сказал Сергипетроич, — и мне больно думать о том, что ты никогда не услышишь музыки. Остались, конечно, колыбельные песни… но это уже не то, совсем не то. Люди могли создавать волшебные, чарующие музыкальные произведения с помощью специальных музыкальных инструментов. Их было очень много, самых разных видов. Твоя мать играла на одном из них. Орган был большим музыкальным инструментом, установленным в специальном здании. Я был на органном концерте всего один раз, но запомнил эту музыку навсегда.