Следующее поколение - Валерий Чубар

Валерий Чубар

СЛЕДУЮЩЕЕ ПОКОЛЕНИЕ

«…Ты еще не застыл, еще можешь плыть в грядущее глубже и глубже погружаться и ход бытия изменить…»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЦЕНТРАЛЬ

«…А там -

за теми дымными трубами,

за асфальтами наплывающими,

за холмами будущего?

Борись, человек, борись!»

1. УМИРАТЬ

Тьма.

Луч света медленно бредет во тьме, выхватывая из нее то серую, растрескавшуюся бетонную плиту, то ржавую железную балку, то густые заросли пыльной травы.

И, внезапно, луч делает резкий скачок!

Свет!!

Ослепительный свет!!!

Человек, дрожа всем телом, уткнулся лицом в траву, все плотнее и плотнее, до боли вжимаясь в колкую, податливую массу. У него перехватило дыхание от тяжелого запаха земли и терпкого аромата сухой, прокаленной за день солнцем травы.

Человек зажмурил глаза, но телом, казалось ему, продолжал чувствовать слепящий луч прожектора.

Луч был направлен прямо на него.

Время остановилось.

Потом человек почувствовал: опасность миновала. Напряженные мышцы расслабились.

Человек осторожно приподнял голову, открыл глаза. Он увидел ночь. Увидел примятые его телом стебли травы. Увидел неподалеку перед собой густые, темные заросли кустов — и там, за кустами, пряталась во тьме развилка, а за ней — Город. Ослепивший человека луч прожектора ушел далеко в сторону, ушла опасность… Человек перевел дух. Он отчетливо ощущал, как бешено колотится в груди сердце. Это было не очень-то приятное, но вместе с тем — пьянящее чувство.

Чувство близкой опасности. Человек уже давно понял, что ходит к Развилке еще и затем, чтобы испытать это чувство. Снова и снова испытать чувство смертельной опасности. Оно было необходимо ему — особенно поздним вечером, когда где-то глубоко внутри тела рождалось смутное беспокойство, когда не радовали мысли о пище и отдыхе, когда на землю спускался мрак и на лица людей ложились тени.

Тогда он выходил из жилого блока и пробирался к Развилке. С каждой луной — все ближе и ближе. Он придумал себе оправдание, придумал цель этих опасных вылазок: увидеть городской Конвой. Смысла в этом не было ни малейшего. Приближение Конвоя слышно издалека, поэтому наблюдать за ним можно, отыскав укромное, безопасное местечко. На городской Конвой они никогда не нападали, и напасть не могли. Это было невозможно. Но он продолжал твердить: «увидеть городской Конвой!» — этот бессмысленный набор слов.

Сейчас человек подобрался почти вплотную к Развилке — если бы он мог встать в полный рост и сделать всего лишь несколько шагов вперед, раздвигая траву, он вышел бы на Развилку… Выйти на Развилку! Так просто… Человек внимательно следил за лучами прожекторов. Ослепивший его луч блуждал далеко слева, обшаривая развалины Ремонтного Завода, а вот правый луч уже начал из района Моста потихоньку перемещаться к Развилке. И вместе с ним приближалась опасность.

Но человек был наготове. Не дожидаясь, пока луч приблизится вплотную, он опять уткнулся лицом в траву. И постарался выждать как можно дольше. Потом приподнял голову. Лучи ушли далеко в сторону. Развилка погрузилась в полумрак. Подползти еще ближе? Но ближе некуда: он перед самой Развилкой. В нескольких шагах от нее.

В нескольких шагах, сделать которые нельзя.

Невозможно сделать.

Человек пожирал глазами Развилку. Ночи пятой луны уже темноваты для наблюдений, к тому же ночное небо было сегодня затянуто тучами — но человек обладал острым зрением, которое прежде никогда его не подводило. Он отчетливо различал кусты в центре Развилки, бугры и вмятины на растрескавшемся сфальте, длинные линии проволоки, перечеркивающие серый бетон укреплений метов. Бетонные укрепления тянулись сплошной серой полосой по ту сторону Развилки. Справа они стыковались с Мостом, а слева — с непрерывной сетью проволочных заграждений. Эти заграждения уходили за горизонт — вдоль Большого Сфальта — прикрывая Город там, где он не имел практически никакого естественного прикрытия. Человек не мог этого видеть — но он знал, что на расстоянии примерно десяти ходов отсюда проволочные заграждения сменяются еще одной бетонной стеной, а затем — каналом, прорытым до самой Реки. Так замыкался полукруг укреплений вокруг Города.

Схему укреплений человек знал по рассказам прошлых. Прошлые многое говорили о Городе и о том, что окружает его. Да, они говорили ему о многом…

Они не говорили только о смутном беспокойстве, которое вечерами зарождается где-то внутри тела и рвет его на части… Что это? Что с ним происходят?!

Человек потряс головой, отгоняя вопросы, на которые не было ответа.

Вернее — был. Был ответ!

Город!

Пальцы человека судорожно вцепились в траву. Бессвязный звук вырвался из перекошенного рта — то ли стон, то ли проклятье. Город! Человека тянуло к Городу властно и непреодолимо. А между тем путь в Город был раз и навсегда закрыт для всех, для всех, кто жил вне него… Закрыт для таких, как он, закрыт для серых, закрыт для фермеров, закрыт для прошлых. Но прошлые видели Город, они жили в нем, прежде чем покинуть! Они видели — а дети их вынуждены были довольствоваться рассказами. Они слышали только рассказы о Городе, которые с каждым летом становились все более редкими и смутными… «Только рассказы», — процедил человек сквозь сжатые зубы.

В этом все дело. Рассказы.

Он многое просто не мог представить себе, вообразить, слушая эти рассказы. Не мог поверить, что это — правда. Прошлые и сами не знали теперь, что правда, а что — нет, ибо и они не знали, что происходит в Городе сейчас. Но все это смутное, непонятное, сказочное великолепие рассказов прошлых оседало где-то в сознании. Город! У него не было слов для того, чтобы описать свои чувства по отношению к Городу — но человек искал эти слова — искал тщетно, искал не переставая… Город! О, Небо, да в одном этом слове уже было ВСЕ! Город — и страшные, пустые, поздние вечера с их смутным беспокойством…

Лучи брожекторов возвращались. Человек вновь укрылся в траве, пережидая, пока они минуют Развилку. Сердце бешено колотилось в груди — но на сей раз чувство, взволновавшее его, не было страхом. Человек знал название этого нового чувства: ярость! Ярость и сознание собственного бессилия.

Несколько шагов до Развилки, сделать которые нельзя. И незачем: впереди все-равно бетонная стена, опутанная колючей проволокой.

И ничего тут не поделаешь.