Рагу из лосося - Ирина Лобусова

С Аликом Вильким я познакомилась, когда училась на первом курсе института. Много лет прошло с тех пор, как с несколькими девчонками я сидела в одном кафе и курила. Алик подсел именно ко мне и предложил почитать свои стихи. Вначале я смеялась — но замолчала мгновенно, услышав, как он читал. С тех пор прошло много лет. Он знал о моей жизни абсолютно все. От Алика у меня не было никаких тайн. Он был добрым, удивительно мудрым и казался старше своих лет. Теперь Алику вечно будет 32. В минуты отчаяния или тоски я бежала именно к Алику и изливала свою душу. Может, именно из-за этой удивительной душевной близости у нас не получилась любовь? Я знала: все эти годы Алик безнадежно и преданно любит меня. Любит, зная, что будет для меня только другом, и в этом ничего нельзя изменить. Алик писал удивительные стихи. Его родители проработали в ЦК в советские времена на больших должностях, оставили ему приличные счета в зарубежных банках (например, в швейцарских), поэтому Алик мог не утруждать себя работой. За три последних года Алик выпустил три книги стихов. Все они стоят в шкафу с нежными надписями. Большинство его стихов о любви посвящены мне. Димка ненавидит эти книги, ненавидит Алика и мою дружбу с ним. Но на Димкину ревность мне плевать. Помню, какой был скандал, когда Алик впервые пришел к нам и принес свою книжку. После этого Дима долго орал и разбил три тарелки (две глубоких и одну мелкую), а, успокоившись, разрешил Алику к нам приходить. Помню, как однажды мы с Димкой поехали к Алику домой и привезли коллекционное французское шампанское (три бутылки). А у Алика был ремонт, посуда была спрятана и мы пили шампанское на полу, прямо из бутылок. Много хороших мгновений, если все вспоминать… Звонок раздался в 3.15 ночи 6 октября — мы только вернулись с дня рождения Факира и едва вошли в квартиру. Я снимала в ванной остатки косметики, когда услышала звонок, а потом злой голос Димы, звавший меня.

— Ри, это я. (Одним из удивительных свойств натуры Алика было полное игнорирование времени. Он мог звонить в четыре часа ночи и читать до рассвета стихи. Он мог приехать в гости в шесть утра). Нам нужно очень срочно поговорить. А я не знаю твой новый номер мобильника.

— Что-то случилось?

— Да. Случилось. Мы можем увидеться утром?

— Что произошло?

— Желательно встретиться пораньше. Мне срочно нужно тебя увидеть. Жду в девять, в нашем кафе.

— Я приду, но объясни…. — в трубке короткие гудки. С удивлением я обнаружила напряженную фигуру Димы, застывшего на пороге.

— Зачем он звонил? Что именно он тебе сказал?

— Ничего, мы договорились завтра встретиться, он хочет со мной поговорить.

— О чем? Что он собирается тебе говорить? Как он сказал?

— Да не сказал! Что это за допрос?

— Я не хочу, чтобы ты с ним встречалась!

— Дима, ты с ума сошел!

— Не нужно никуда ходить! Я не хочу!

— Прекрати!

В девять утра зал кафе пуст. Холодное, серое, неприветливое московское утро. Я помню до мельчайших подробностей все — даже случайную нитку у Алика на футболке. Нет более страшного момента, чем читать смирение и неизбежность на дорогом тебе лице. Как часто, вспоминая слова, поступки любимых людей до этого страшного момента, мы находим тысячи разных признаков приближающейся беды. Эти признаки словно предупреждают… Только читаем мы их потом.

— Ри, я уезжаю. В Австралию, навсегда… — сказал мне Алик, и все вокруг — светящиеся плафоны в кафе, центральный проспект за окном, яркая одежда каких-то людей — все теряет свой цвет, становится темным и пустым….

— Ри, я решил навсегда уехать из России. Так будет лучше. Я делаю это для тебя.

— Почему для меня?

— Не хочу тебе мешать. И я устал от мысли, что ничего уже нельзя изменить. Я устал быть каким-то бельмом на твоей жизни.

— Алик, как ты можешь так говорить?

— Но ведь это правда, не так ли?

— Почему в Австралию?

— Это связано с делами. Один богатый человек был должен мне крупную сумму. А потом отдал долг и предложил кое-какую работу… В Австралии. И я решил уехать навсегда. Я подумал и согласился. Этот человек оплачивает мне все. Таким образом, мой отъезд состоится очень быстро.

Австралия…. Далекий цветной лоскуток на огромной карте мира. Наверное, очень красивая страна. Лучшая для тех, кто в ней родился и вырос. И вот эта земля отнимает моего лучшего друга. Беспрекословно и страшно. Навсегда.

— Но Алик… зачем?!

Глаза его становятся злыми — и печальными по — собачьи. Я не видела его таким прежде. И не знала, что он может быть таким.

— Почему я это делаю? Ты еще спрашиваешь? Да я это делаю для тебя! Чтобы тебе было лучше! Я хочу быть от тебя подальше! Неужели это так трудно понять? Человек, который дает мне деньги на поездку, знает о моих проблемах! Он и дает мне деньги, чтобы я уехал от тебя подальше! Неужели ты не видишь, что моя жизнь превратилась в бесконечное мучение? Я еще молодой и здоровый человек, переживу! Я тебя люблю! А ты знаешь, как это — любить столько лет и понимать, что у тебя нет никакой надежды и не будет ее никогда! Видеть объект своей любви рядом с другим человеком! Ты же сломала мне жизнь! Ничего не осталось. Одни обломки. Я ничего не сделал, не достиг. Жалкое пустое место. Я устал от этого.

— Но зачем же уезжать в другую страну? Если ты хочешь, мы можем больше не видеться, никогда не встречаться… Я не буду попадаться га твоем пути…

— Ты все равно попадешься. Этот вариант невозможен.

— Алик, я… я не хочу, чтобы ты уезжал!

— Тогда поедем со мной! — он решительно хватает меня за руку, — ты ведь не расписана с Димой! Поедем со мной! Мы распишемся, все быстро оформим. Поедем вместе! Ну что у тебя за жизнь!

— Ты сошел с ума?

— Но я ведь люблю тебя, а этот урод совершенно тебя не любит! Неужели ты этого не видишь? Как же можно это не видеть!

— Прекрати! Как тебе не стыдно!

— Значит, нет?

— Нет!

— Так я и думал. Вот поэтому я уезжаю. Здесь для меня нет ничего. Даже надежды.

Я молчу. Он тоже. Наконец прерывает молчание, которое становится невыносимым.

— Сегодня вечером я устраиваю прощальную вечеринку для своих близких друзей. В семь вечера. Ты придешь?

— Приду. Когда ты едешь?

— 23-его.

— Так быстро…

— Все уже оформлено. Этот человек постарался.

— А что за работа?

— Связана с компьютерами. С их продажей. Ерунда. Но деньги хорошие. Я мог бы обеспечить тебе богатую жизнь. Как своей жене. Но ты предпочитаешь сидеть тут с этим уродом. Ты ведь с ним погибнешь!

— Ничего. Как-нибудь продержусь.

Возле двери я оборачиваюсь.

— А стихи ты писать будешь?

— Кому нужны в Австралии русские поэты! — горько усмехается он.

Сумерки. Сотни машин и горящие огни реклам. Потрясение утра уничтожило без остатка любые признаки существующих чувств и мыслей. Я забыла обо всем, даже о смерти Сергея Сваранжи. Боль от потери Алика была невыносимой. Дима нетерпеливо ждал меня дома.

— Что он тебе сказал?

— Алик уезжает навсегда в Австралию и устраивает прощальную вечеринку.

— Так вот: ты на нее не пойдешь!

Димочка поднимается во все свои 185 и сжимает кулаки. Он собирается устроить скандал. Но мне наплевать на любые скандалы! Пустота и боль уничтожили все. Я не хочу слушать Димочкин визгливый голос. Мне он противен — как противны многие его жесты и поступки, а, наверное, огромная часть нашей совместной жизни. Но кое-что внутри заставляет ответить, как он того стоит:

— А я сказала: пойду! И хватит! Заткнись!

— Ты не понимаешь… дура! Я устал выносить твои отношения с этим ублюдком! И последняя капля — это твои хождения к нему домой!

— Мой единственный друг уезжает навсегда в чужую страну! Неужели это так трудно понять?

— А меня разве трудно понять? Если я прошу, чтобы ты не ходила, неужели так трудно не пойти?

— Почему?

— Потому, что я не хочу, чтобы ты туда шла! Более того, я просто требую! Разве я так часто тебя о чем-то прошу?

— Ты ведешь себя просто глупо!

— Пусть! Но сделай это для меня!

— Дима, не будь ребенком!

— А ты не будь такой эгоисткой! Зачем тебе этот идиот, который сгниет в Австралии под забором?

— Не сгниет. Какой-то богатый человек предложил ему там работу и оплачивает поездку.

— А кто, он сказал?

— Нет, не сказал.

— Ты что, даже не спросила?

— Я спросила, но он не сказал. Ничего. Ни имени, ни фамилии.

— Так вот: это прощание — мое последняя капля! Если ты завтра туда пойдешь, я от тебя уйду! И тоже навсегда! Или он — или я!

Мое терпение тоже не бездонно. Я встаю и решительно отвечаю:

— Пойду. Уходи.

И выхожу их кухни, громко хлопая дверью. В комнате прижимаюсь к холодному стеклу, закрываю глаза — и ясно, столь ясно, что сама пугаюсь, вижу лицо Алика. Горькие слезы текут по щекам, скатываясь на подоконник.