Две мелодии сердца. Путеводитель влюблённого пессимиста - Дженнифер Хартманн

Сначала главное.

Она кивает мне, после чего я иду в свою спальню, где достаю серебряную баночку из прикроватного ящика. Я не колеблюсь, не останавливаюсь, чтобы перевести дух. Вера пронизывает меня насквозь, ведя в ванную в коридоре. Там я, не задумываясь, смываю таблетки в унитаз и жду, пока они не исчезнут в канализации.

Скатертью дорога.

Затем я возвращаюсь в комнату для гостей и присоединяюсь к Люси, наблюдая, как равномерно поднимается и опускается ее грудь, пока она погружается в сон. Когда я касаюсь коленом матраса, ее ресницы распахиваются. Наши взгляды встречаются в рассеянном свете из окна, и на ее губах появляется улыбка. Думаю, от облегчения.

Поскольку моя рубашка все еще влажная, я стягиваю ее через голову и бросаю возле кровати, после чего ложусь рядом. Люси поворачивается ко мне, когда я укрываю нас обоих одеялом. Ее слова крутятся в голове. Ее сердце громко бьется о мою грудь, когда я обнимаю ее за талию.

Я задерживаю руку на ее бедре и опускаю глаза, чтобы разглядеть Люси в дневном свете. Я замечаю ее растрепанные волосы, розовые щеки, грязное платье. Шрамы вдоль груди.

Я провожу по ним пальцем, щекоча сморщенную кожу и мягкие края.

Люси почти не двигается, не вздрагивает. Она засыпает в моих уютных объятиях, и я закрываю глаза, чтобы сделать то же самое.

Я думаю о ее шрамах, боевых ранах. Это физические свидетельства войны, которую она ведет всю жизнь и которую носит с гордостью. Она никогда не пытается скрыть их, никогда не замазывает их и не кутается в шарфы и шали.

Она не стыдится этого. Они не служат напоминанием о том, что она чуть не погибла. Ее шрамы – свидетельство всего, что она пережила.

Она все еще жива.

И, кажется, теперь я понимаю… кажется, я начинаю понимать.

Демоны есть у каждого. Монстры таятся за каждым углом, шепчут нам на ухо, прячутся у нас под кроватью, живут прямо под кожей.

Главное – превратить своих демонов в друзей. Компаньонов. Не позволять им пугать нас. Не позволять им преследовать нас.

Нужно позволить им бежать с нами. Только тогда мы выиграем.

Глава 13

Кэл

Я заболел.

В тот же день, проснувшись после нашего совместного сна, я внезапно почувствовал себя плохо. Сначала ужасно болело горло, что побудило Люси приготовить овощной суп с лапшой на скорую руку. К счастью, из-за этого нам удалось обойти стороной наш утренний разговор. Потом началась лихорадка – она подкралась ко мне, как змея, притаившаяся в высокой траве, и нанесла удар глубокой ночью. Я вырубился на диване, съев суп, а потом проснулся, весь дрожа. Кожа горела, и я ощущал сильную слабость.

А это о многом говорит.

– Кэл, ты весь горишь.

Тихому голосу Люси удается прорваться сквозь туман лихорадки, пока я лежу, растянувшись животом на диване и свесив одну ногу с края. Я бесцельно тянусь за одеялом, которого не существует, и на минуту мне кажется, что я в своей постели.

– Ммм, – бормочу я в диванную подушку.

Чьи-то руки трясут меня за плечи, но я не могу заставить себя пошевелиться.

– Кэл, – повторяет она, словно издалека. – Тебе нужно что-нибудь принять. Давай я помогу тебе лечь в постель.

Я поднимаю руку и размахиваю ею, пока не натыкаюсь на Люси. Я почти уверен, что хватаю ее за задницу, поэтому тяну ее к себе, словно она моя любимая мягкая игрушка, а мне пять лет.

Пальцы нежно перебирают мои волосы. Прижавшись щекой к диванной подушке, я наклоняю голову набок и, моргнув, фокусирую взгляд на Люси.

– Кажется, я умираю, – жалобно бормочу я. – Наверное, это карма. Позаботься о Стрекозе ради меня.

Она начинает дергать меня за руку, но я повисаю на ней мертвым грузом.

– Кэл, пожалуйста. Давай я помогу тебе встать.

Я смутно осознаю что-либо, поэтому, когда она исчезает из поля моего зрения, я закрываю глаза и ненадолго впадаю в кому. Минуту спустя нечто твердое просовывается между моими зубами. Я вновь что-то бормочу, но у меня нет сил бороться.

Непонятный предмет пищит, а затем вынимается у меня из-под языка.

– У тебя температура тридцать девять, – выдыхает Люси.

Судя по моим ощущениям, так оно и есть.

– У меня нет завещания… но ты можешь жить в моем доме, если хочешь.

– Тебе нужны лекарства. Пожалуйста, проглоти это.

Она раздвигает мои губы, и мне в рот падают три таблетки.

– Сядь, – приказывает она.

Я не хочу пить таблетки, но также не хочу и дальше чувствовать себя мертвым, поэтому собираю все силы в кулак и приподнимаюсь. Я чувствую, как по горлу льется прохладная вода, а потом кто-то накрывает меня одеялом.

Теперь я – дрожащий человек-буррито.

Я откидываю голову на спинку дивана и закрываю глаза, а когда каким-то образом открываю их снова, то оказываюсь в своей постели.

Люси сидит рядом и поет, как будто мне действительно пять и я все еще мечтаю о колыбельных.

– Что ты делаешь? – невнятно произношу я, дрожа в коконе из одеяла. Я приоткрываю один глаз и вижу ее фарфоровое личико, лежащее на матрасе всего в нескольких сантиметрах от меня. Луч света пробивается из окна позади нее, и, черт возьми… клянусь, у нее над головой сияет нимб. – Ты выглядишь подобно… ангелу. Ангел, пойманный солнцем. – Мой голос срывается, горло горит от противного вируса, который решил поселиться во мне.

Прервав пение, она убирает прядь волос с моего лба, при этом задерживая пальцы на виске.

– Может, так оно и есть, – шепчет она.

Мне кажется, она на самом деле светится, но, скорее всего, я просто пребываю в бреду.

Усталость наваливается на меня, и я засыпаю, убаюканный звуком ее голоса и мелодией из I Will Follow You Into the Dark.

И она правда делает это: она следует за мной.

Люси проникает в мои лихорадочные сны, и я уже не уверен, что реальность, а что нет. Эмма тоже там. Мы одновременно и дети, и взрослые, а Эмма рядом с нами, она жива. Мы сидим на вершине колеса обозрения и срываем звезды с неба. Одна из них превращается в гроздь мерцающих светлячков, и смех Эммы звучит так чертовски правдоподобно, что я уверен: она прямо рядом со мной.

Затем я вижу Люси, облаченную в белое. Шелковые и кружевные шлейфы развеваются на ее стройной фигуре, когда она скользит ко мне, словно призрак, или ангел,