Чингисиана. Свод свидетельств современников - А. Мелехина Пер.

Выслушав эти речи Жамухи, Чингисхан передал ему через посыльного:

«Ты шел иной дорогой, Жамуха,Но мне преступных слов не говорил,Нет за тобой великого греха,Который бы достоин смерти был.Ты мог бы все поправить, но, увы,К тому усилий ты не приложил;Не должен бы лишаться головы,Твой смертный час еще не наступил.Ты, человек высокого пути,Не должен просто так от нас уйти.Чтоб человека взять да умертвить —Тут веская должна причина быть…

Но если говорить о той причине, ты помнишь, анда Жамуха, как брат Тайчар твой, учинив разбой, угнал табун у Жочи Дармалы, но нагнан и убит им был. Тогда ты, ослепленный местью, на побратима ополчился своего. И в местности Далан балжуд сразились наши рати; тогда на нас нагнал ты страху, в Жэрэнское ущелье потеснив. А нынче ты отверг желанье наше во дружестве с тобою жить. Тебя, анда, желал я пощадить, но тщетно. Так будь по-твоему: ты будешь умерщвлен, но кровь твоя не будет пролита, и прах твой с почестями будет погребен».

И по велению Чингисхана Жамуха был умерщвлен и прах его был предан земле.

И воцарились тогда мир и справедливость в улусе войлочностенном*, и в год Тигра* у истока Онона собрался народ его на хуралдай*, и воздвигли они белое девятибунчужное знамя свое и провозгласили всенародно Тэмужина Чингисханом*. Там же Мухали был пожалован в гуй ваны*, а Зэва Чингисхан отослал вдогонку за найманским Хучулуг-ханом*.

Так закончив объединение всех монгольских народов, Чингисхан повелел*: «Своих нукеров непоколебимых, кои державу нашу создавали, возвысить я повелеваю в тысяцких ноёнов!»

И провозглашены были тысяцкими ноёнами отец Мунлиг, Борчу, Мухали гуй ван, Хорчи, Илугэй, Журчидэй, Гунан, Хуби-лай, Зэлмэ, Тугэ, Дэгэй, Толун, Унгур, Чулгэдэй, Борохул, Шигихутуг, Хучу, Хухучу, Хоргосун, Усун, Хуилдар, Шилугэй, Жэтэй, Тагай, Цаган-Ува, Алаг, Сорхон шар, Булуган, Харачар, Хухучус, Суйхэту, Наяа, Жуншэй, Хучугур, Бала, Оронардай, Дайр, Мугэ, Бужир, Мунгур, Долодай, Бугэн, Худус, Марал, Жибгэ, Юрухан, Хуху, Жэбэ, Удудай, Бала чэрби, Хэтэ, Субэгэдэй, Мунх, Халжа, Хурчахус, Гэуги, Бадай, Хишилиг, Хэтэй, Чагурхай, Онгиран, То-гон тумур, Мэгэту, Хадан, Мороха, Дори-Буха, Идугадай, Шира-хуй, Даун, Тамачи, Хагуран, Алчи, Тобсаха, Тунхойдай, Тобуха, Ажинай, Туйдэгэр, Сэчур, Жэдэр, Олар хургэн*, Хингияадай, Буха хургэн, Хорил, Ашиг хургэн, Хадай хургэн, Чигу хургэн, Алчи хургэн — тысяцкий над тремя тысячами хонгирадцев, Буту хургэн — тысяцкий над двумя тысячами ихэрэсцев, онгудский Алахуши дигитхури — тысяцкий над пятью тысячами онгудов, не считая притом тысяцких над лесными народами*. Всего по благоволению Чингисхана девяносто пять нукеров его были возвышены в тысяцкие ноёны*.

Были среди них и хургэны — зятья владыки. Назначив тысяцких ноёнов, Чингисхан также повелел: «Любезных нукеров, главную мою опору, пожаловать особо я хочу*. Пусть явятся ко мне Борчу и Мухали и прочие ноёны!»

Шигихутугу, который был в то время в ханской юрте, было велено их привести. И сказал тогда Шигихутуг:

«Разве Мухали и БорчуБольше всех тебе помогали?Я усерден был меньше их?Не входил я в твои печали?Я не с самых ли малых летБыл ближайшей твоей охраной?Наконец бородой обросИ — служу тебе неустанно.Я — всю жизнь при тебеИ всечасноБыл заботой твоей обласкан.С малолетства я стражем былНа твоем золотом пороге,До серьезных годов дожил,Рот усами уже прикрыл.Твой хранитель, верный и строгий,Жизнь мою тебе отдаю,Век усердствую, не устаю.Был тебе я как сын родной —Так уж ты меня воспитал,Спать укладывал вместе с собой,Одеялом своим накрывал.При тебе я, как младший брат,Год за годом жил и взрастал,И как брату ты был мне рад,Одеялом своим накрывал…Так что пожалуешь ты мне, мой хан?»

И молвил Чингисхан в ответ Шигихутугу:

«Из братьев младших ты — шестой.И наравне с другими братьями свою получишь долю.И, памятуя о твоих заслугах,Да будут прощены тебе твои любые девять прегрешений!Когда в державе милостию Неба ВечногоПорядок водворять мы станем,Будь веждами моими, окрест взирающими ясным днем,И слухом, внемлющим во тьме ночной!Тебе вверяю поделить меж нашей матушкою,братьями и их сынамиВсех наших подданных из юрт войлочностенных,Державы нашей граждан, за плоскими дверьми живущих,Кои отныне и навечно будут лишь им принадлежать.Никто не смеет впредь тобою сказанному прекословить.Да будешь ты судьей верховным в государстве нашем,Карающим за ложьИ взыскивающим за воровство,Подсудных всех судящимИ выносящим смертный приговорВсем, кто достоин смерти.

Деля державы достоянье и тяжбы разные судя, в Синие росписи вноси об этом запись и росписи сии своди в единый Свод. И все, что с моего согласья порешишь и в Своде синем том по белому запишешь*, во веки вечные никто не смеет изменить! И всякий, кто преступит сей указ, поплатится за это!»

И, выслушав повеленье Чингисхана, Шигихутуг молвил: «Да разве мне, усыновленному семьею вашей, пристало получать наследственную долю с братьями единокровными твоими наравне?! И коли будет, хан, на то твое соизволенье, я взял бы в подчинение себе людей из городищ».

И повелел тогда Чингисхан: «Поелику ты сам решать сии дела поставлен, теперь как знаешь поступай!»

Облагодетельствованный ханом Шигихутуг тотчас вышел и к хану Борчу, Мухали и прочих пригласил.

И обратился Чингисхан перво-наперво к отцу Мунлигу:

«О, благодетель мой любезный,Подле которого родился я и вырос,Не перечесть твоих благодеяний.Хотя бы взять последнее из них,Когда Ван-хан и сын его СэнгумРешили заманить меня к себе обманом,И коли б ты тогда не настоял,Не избежать мне смерти лютой —Гореть мне в жарком пламени костраИль быть утопленным в пучине черной.И, по заслугам милость оценив твою,Ее все поколения монголов не забудут.И, памятуя о твоих благодеяньях,Отныне будешь ты усажен на почетном месте;И каждый год, невзгод не зная,Наградами не будешь обделен;И будут все твои потомкиНами обласканы и одарены!»

Обращаясь к Борчу, Чингисхан сказал: «В дни юности моей с тобою повстречался, когда за конокрадами погнался, уведшими соловых наших лошадей. Решил ты мне, плутавшему в степи, помочь; не заглянув домой, отцу ни слова не сказав, бурдюк с кумысом средь степи оставив, в табун пустил ты моего буланого коня, а серого мне дал взамен; вскочил ты на каурого коня и, без присмотра свой табун оставив, три дня за конокрадами со мной шел по пятам. Так мы достигли куреня, в котором я узрел своих соловых лошадей. От табуна мы отделили их, вдвоем с тобой погнали их обратно. Единственный ты сын Наху баяна. Что мог ты ведать обо мне такое, чтоб тотчас помощь предложить и дружбу?! Не из корысти, знаю я, лишь искренне помочь желая, со мною подружился ты! Когда же, о тебе затосковав, послал я брата Бэлгудэя, дабы призвать тебя в ряды своих нукеров, ты, бурку серую на плечи возложа, на горбунке буланом вдруг ко мне явился.

Когда на нас мэргэдские три рода ополчились и окружили на Бурхан халдуне, ты неотступно следовал за мной. Потом, когда в Далан нумургэсе с татарами мы воевали, и день и ночь дождь не переставая лил. Ночь напролет ты надо мной стоял, мой сон оберегая. Тогда ты с ноги на ногу лишь раз переступил, тем самым звание батыра подтверждая. Заслуг твоих мне всех не перечесть. Вы с Мухали, помогая мне в делах благих, остерегая от шагов неверных, меня на этот трон высокий возвели. Отныне посажу вас на почетнейшее место, и да простятся вам любые девять ваших прегрешений! Пусть Борчу станет во главе тумэна правого крыла, что на Алтае!»*

Затем Чингисхан обратился к Мухали и молвил повеление свое: «Когда остановились мы в тени раскидистого древа в долине Хорхонаг жубур, где некогда поставленный над всеми ханом Хутула плясал и пировал в свою охоту, из уст твоих, мой Мухали, услышал я божественного провиденья глас. И помянул я отца твоего, Хумун гоо, добрым словом, и было то согласия началом между нами. По воле Неба и молитвами твоими на ханский я взошел престол, и потому да будет жалован державного гуй вана титул тебе и всем наследникам твоим из поколенья в поколенье. Так ведай же, мой Мухали, тумэном левого крыла, сидящим в Харагун жидуне».