Антология российской фантастики - Стрела Аримана

– Если хочешь - поговорим с рабами, - с сомнением почесал за ухом каменщик. Теории он предпочитал практику, не зная классического положения об их взаимосвязи.

– До полуночи еще далеко - поговорим. Хотя вряд ли они будут откровенны - слишком дорого для рабов это удовольствие.

4

Учитель привык к разным ароматам Благословенной земли, но когда рабы стали рядом, его шатнуло: от них действительно пахло не розами. И рубища расползались на острых выступах их плеч. При свете факела они казались особенно заспанными, нечесаными и стихийно-бородатыми.

“Какой же зверинец в этих шевелюрах!” - мелькнуло и погасло в мозгу - гость устыдился своих мыслей. Хозяин усмехнулся, словно уловил мимолетную мысль Иса, - он был неплохой физиономист. Рабы смотрели тупо, отчужденно. Сестра хозяина, приведшая их, зажгла еще одну смолистую ветвь и приблизила огонь к попятившимся рабам.

– Здесь высоко, осторожней, - торопливо предупредил Ис.

И все-таки - они разные! Куг - черноволос, Улук - рыж. У обоих, это Ис рассмотрел с трудом, голубые глаза. И если у Улука брови были тяжелы и размашисты, как широкий удар кисти при работе маслом, то над Кугом словно поработали акварелью. Впрочем, у каменщика не возникало подобных ассоциаций - ему до них не хватало нескольких тысяч лет.

– Рассказывай, - на непонятном Ртепу языке обратился Ис к сумрачному Улуку.

– Что рассказывать? - спросил тот, оценивающе взглянув на незнакомца, заговорившего на его родном языке.

– Все, что помнишь и знаешь.

– Слушай. И разреши сесть. Мне и товарищу.

Ис кивнул, остановив жестом вскочившего хозяина:

– Я разрешил.

Ошеломленный каменщик принял это как должное. Видимо, короткие выступления лучше удавались гостю.

– Слушаю, - поудобней устроился Ис.

Улук не принял подачки - начал медленно на языке Благословенной земли, на языке Ртепа. Потом разошелся, стал всматриваться в прошлое, почувствовал интерес собеседника. Особенно четко виделся конец пути…

Их сводили на берег по двум широким, связанным вместе шершавым доскам. Идущие были привязаны к одной веревке, которая, как ветвь, делила их на левых и правых. До сходен они прошлепали босиком по обжигающей палубе мимо спущенного паруса, лежащего под единственной мачтой - темной, как кожа невольников, что привозили с юга из-за песчаного пояса. Потом ступили на доски, ведущие с борта на берег. Доски пружинили в такт шагам. Покачивались на ленивой зыби длинные рулевые весла, да и сам полувытащенный на песок корабль покачивался - высокая корма оставалась на плаву. Вразнобой торчали с бортов другие весла, на них по двое на каждое во время плавания налегали гребцы.

Набег закончился. Пираты свели добычу на берег. Теперь - торг. И - в новый набег щипать Империю. Их - гребцов-невольников - взяли на имперское судно. Улук не осуждал пиратов - каждый работает как умеет! На корабле? Нет, не роптали - строптивых вздергивали на мачте.

Но пираты учли не все! Едва последний человек сошел с борта, а на корабле не осталось даже вахты - с порядком у них было все-таки слабовато! - как с двух сторон из-за пальм, в раскаленной бронзе доспехов, наклонив короткие копья с длинными, как ножи, железными наконечниками, вышли имперские солдаты. И в четверть часа все было кончено. Рабы переменили хозяев, веревка, к которой они были привязаны, удлинилась, и к ней, также попарно, привязали оставшихся незаколотыми незадачливых мореплавателей во главе с поникшим и утратившим свирепость капитаном. А корабль после разграбления занялся неярким дневным огнем. Потом густо повалил дым. И все скрылось за пальмами.

– Завтра здесь будут наши люди, - глядя во двор вслед уходящим рабам, негромко сказал Ртеп, - а Улук не глуп.

Скатилась звезда.

“Можно отпустить рабов. Игра большая идет. Не повезет - снимут голову и они не понадобятся. А если - выигрыш?” - Ртеп гнал эти мысли, стыдясь их, ибо он любил Учителя и рад был пострадать за него. Но он любил и себя. И в подсознании копошилось, что себя забывать не следует.

Так мучился бедный Ртеп, раздираемый непримиримыми противоречиями.

– Что будет, товарищеский ужин или заседание тайного общества?

– Дело не в названии.

– Есть программа?

– Установить царство справедливости.

– О-о-о! Это, вероятно, программа-максимум, а что конкретно?

– Скинуть хомут Империи. И очистить от скверны храм.

– А я тут при чем? - чуть слукавил Ис, он уже, не желая признаться себе в этом, плыл по течению этого бурного и не очень прозрачного потока.

– Сказано: “В начале было слово”. А слово твое весомо.

– С хомутом - ясно. А храм - не по моей специальности. К тому же для меня нет ни жителя Благословенной земли, ни варвара.

– Отныне для меня - тоже, - помедлив, твердо сказал Ртеп.

– “Сначала - Империю, остальное - увидим потом”, - подумалось каменщику.

– А твои рабы?

– Утром распилю им ошейники.

5

На следующий вечер, с первой звездой - темнело здесь быстро, - загремели засовы, и приоткрылась могучая дверь в глинобитной ограде, пропуская гостей.

“Конспирация не на высоте, - отметил про себя Ис, - видимо, здешняя охранка плохо работает”.

Он знал, как это должно делаться - в студенческие времена в вагонах метро, да и на скучных лекциях он проглотил немало книжек в мягких обложках - он не опускался до “морского боя”!

В дом не пошли - все равно с улицы из-за высоких стен никого не было видно. На террасе расстелили кошмы и поставили низкий стол. По углам его воткнули четыре факела - один - в середине. Сестра хозяина принесла глиняные чаши и мех вина, потом корзину винограда и лепешки. И растаяла в густоте виноградника и подступающей тьмы.

“Полный комплект”, - Ис оглядел присутствующих. Их было двенадцать. Учитель, разумеется, оказался в середине стола. По правую руку от него сел хозяин, по левую - широкоплечий кузнец Геф. Неверное пламя выхватывало из тьмы шишковатые лбы и могучие бороды. Глубокие тени прятались в рукавах широких и грубых одежд.

“Им бы фокусниками работать”, - мелькнула у Иса коварная мысль. Он взял протянутую лепешку, разломил и отдал половинки налево и направо в ждущие руки - самому есть не хотелось. Едва он пригубил чашу - она оказалась больше других, - как Ртеп взял из рук недоумевающего Учителя сей сосуд и пустил по кругу.

“Ритуал, - догадался Ис, - и я в этом милом обществе - предмет культа”.

Не хотелось бы говорить, но это на минуту польстило самолюбию гостя. Все молчали, ожидая первого слова от Иса. Ртеп был настолько уверен в интеллектуальных способностях своего гостя, что не мог даже помыслить о необходимости вступления к его речи, тем более хотя бы о намеке на конспект выступления Учителя. Приходилось расхлебывать. Темы у него не было, и он понес первое пришедшее в голову, строя фразы с принятой тяжеловесностью: