Антология российской фантастики - Стрела Аримана

Он шел, налегая на отполированную заскорузлыми руками до блеска суковатую палку, служившую ему посохом. Постукивал по камням объявившейся вдруг пустынной дороги расколотыми дощечками, сцементированными потом и зноем, служившими ему сандалиями. Удерживали эту обувь на длинных жилистых ногах пропитавшиеся потом кожаные тесемки.

Стали попадаться молодые шелковичные деревца. Справа вспухла на камнях звонкая волна молодого потока. Путник сошел с дороги и теперь шагал, отводя от лица ветки, обрывая ягоды с молодых шелковиц. Из зеленых и красных, жестких и кислых ягоды успели превратиться в черные и сладкие, расплывающиеся в руках.

Потом он сошел к воде, опустил в нее ноги, и веселый вал ударил по каменным пяткам. Сандалии путник аккуратно поставил рядом. Он вымыл руки, лицо и плечи, долго полоскал пропотевшие подмышки. Но и после омовения лицо его осталось таким же темным, как плечи и руки. Только голубые глаза светились прохладно на этом прокаленном солнцем лице.

Из-за ноздреватых от времени стен, сложенных из сырцового кирпича, позвякивая колокольцами, выходила череда равнодушных ко всему на свете верблюдов. Шли они, неторопливо покачиваясь, словно моряки после долгого плавания. Все - одногорбые. Истинные дети пустыни. У каждого в ноздре кольцо. И каждый за это кольцо короткой шерстяной веревкой, сплетенной как косичка, привязан к хвосту идущего впереди. По бокам свешивались большие полосатые тюки. Свалявшаяся шерсть казалась Приклеенной к этим большим неторопливым животным. А под сбруей, скрепленной медными застежками, виднелась вытертая до черноты кожа.

Путник пропустил караван и вошел в город. Никто не спросил его о цели пути - изнемогавшей от зноя страже было не до него. Ис хотел есть, жажды он не испытывал, напившись из арыка.

“Куда идти?”

“К Ртепу”, - в последний раз покосившись на тень, подумал путник.

Солнце зашло. Сразу стемнело. Но тут же в густых ветвях над белеющими глинобитными заборами, укрывающими в своей глубине дома с плоскими крышами, как маленькие крепости, блеснула луна. Ис быстро сориентироваться в городе - Ргеп в свое время растолковал, как его искать, предвидя, что это ему понадобится.

В глинобитной стене темнела дверь, сработанная из тяжелых досок и окованная черным металлом. Ветви шелковиц, растущих во дворе, протянули свои нависающие лапы на улицу поверх этой крепостной ограды и делали ее едва различимой. Только подойдя вплотную, Ис смог разглядеть это сооружение. Он трижды прогрохотал посохом по металлу. Очень скоро чей-то глаз скользнул по нему сквозь открывшееся вверху двери квадратное отверстие.

Дверь открылась без скрипа. Несмотря на темноту, гостя узнали.

– Мир вам, - сказал Ис, разглядев в темноте коренастую фигуру Ртепа и рядом с ним закутанную в длинное одеяние женщину.

– Рад видеть тебя живым, Учитель. - Хозяин дома приложил руку к груди, склонился и отступил, пропуская гостя во двор. Неслышно, согнувшись, исчезла женщина, блеснув из-под платка, прикрывавшего лицо, огромными темными глазами, полными любопытства, - во дворе горел под треножником огонь, и пламя отразилось в глазах этой женщины, когда она повернула голову. Ис вздрогнул - за спиной загрохотали засовы могучей двери.

2

На террасе, невысоко приподнятой над уровнем сада и замощенной обожженными глиняными плитками, расстелили кошму. Сюда выходили две двери и четыре окна. В доме было темно и тихо. Возникла, поставила чаши на кошму и вновь исчезла внизу, в винограднике, сестра хозяина - Мер, это она встречала Иса у входа. Ис отказался от ее услуг - сам погрузил ноги в воду маленького арыка, начинающегося у колодца посередине двора.

Сидели вдвоем. Гость и хозяин. Пламя треножника, словно поддерживая остродонный сосуд руками, высвечивало из темноты их лица: узкое, с темно-русой бородкой и темно-русыми волосами, чуть вьющимися у плеч, - гостя; с черной густой бородой на широком лице - хозяина.

Ртеп подождал, пока Ис справится с бараньей похлебкой с накрошенной туда пшеничной лепешкой. И когда гость взял пиалу с горячим и терпким настоем, похожим на чай, а другой рукой отщипнул ягоду от кисти превосходного изюма без косточек, спросил о здоровье. Здешний обычай не позволял сразу переходить к делу.

– Здоровье что, - отхлебнул из пиалы Ис. - Из Рета пришлось уйти. Хорошо хоть каменьями не побили.

– Жрецы?

– Нет. Хотя рука - их.

– За проповедь?

– Брось, я не проповедник. Но когда спрашивают - я отвечаю.

– Не мне тебе советовать, Учитель, - опустил кудлатую голову Ртеп, - но надо ли метать бисер перед свиньями? И надо ли было излечивать хромого фискала? Я знаю, за что ему перебили лапу!

– Ты не прав. Если спрашивают и ты знаешь истину, нельзя оставить ее в себе. Правда - одна.

– Как сказать - у раба и наместника она разная.

– Не она, Ртеп, - взгляд на нее. Я просто говорю, что все люди - люди. Что пища одинаково нужна нищему и владыке. И одежда, защищающая от зноя и холода, равно нужна всем. Все просто.

– Ты всегда прав, Учитель. Но от слов твоих колеблется благополучие храма. Жрецы тебе этого не простят. Оттого и подстрекают они толпу.

– Я не умею лгать, Ртеп. У нас…

– Прости, но я - то живу на земле. И грязь ее - на руках моих. Если в силах отмыть эту грязь - отмой, но мало здесь человеческой силы.

– Ты искушаешь не хуже дьявола!

– Учитель, не поминай его к ночи… Ты всегда говорил, что ты - человек… - начал было Ртеп.

– Да, но из очень далекой земли. И никакой я не пророк. А все остальное - случайное сходство с другим человеком из Рета, бежавшим в Черную Землю много лет назад До меня дошли отголоски его проповедей - я думаю иначе. Я не верю в воздание где-то там, - тут гость поднял руку к небу, - я такой же земной человек, как и ты. Даже более земной: для меня нет ни Бога, ни черта.

– Так смеет говорить лишь сам Бог, - полуспросил, полуутвердил вдруг осевшим голосом Ртеп.

– Да нет же! Ну как еще можно объяснить! И человек, и сын человеческий тем же путем, что ты, на свет появился. Мне страшно, что даже такая светлая голова, как твоя, не может этого вместить.

– Ты знаешь то, что неведомо нам, - чуть успокоившись, уставился на огонь Ртеп, - но лучше бы другие думали о тебе как… - он долго подыскивал слово.

– Как о Мессии? - помог ему Ис. - Мало своих жрецов и пророков?

– Людям нужно знамя. Ис, - впервые по имени назвал его хозяин, - и только Учителем я назову тебя на людях. Народ жаждет чуда. Пусть будет по-твоему, пусть - человек. Но знания твои необычны, необычна и сила твоя А при вере в твою неземную сущность всколыхнется земля. И рухнет каменная глыба Империи. И смрадная сила наших жрецов, ненавистная и тебе.