Страсти по адмиралу Кетлинскому - Владимир Шигин

Через священника и караульного начальника весть о расстреле быстро распространилась среди команды. Таким образом, план фиктивной казни был выполнен. Однако буквально в те же часы Кетлинский информировал морского агента в Париже об отказе префекта в предоставлении возможности выполнить постановление суда.

Морской агент, зная права командира нашего корабля во Франции, обратился за разъяснением к французскому правительству.

На следующий день вице-адмирал Руйс вызвал Кетлинского к себе и показал телеграмму своего министра, который сообщил ему, что правительство предоставило союзным державам полную свободу применения их военных законов.

Префект применил свое запрещение в отношении выполнения приговора. Договорились, что он будет приведен в исполнение 15 сентября. Отец Петр успел поведать многим «по секрету» о расстреле с добавлением для сомневающихся, что сам слышал выстрелы. Он был возмущен тем, что Ландсберг обманул его. Последним ничего не оставалось, как превратить все в шутку над попом, хотя она была неуместна…»

«Революционный мичман» В.Л. Бжезинский прибыл на «Аскольд» только в 1917 году в Мурманске и сам очевидцем событий в Тулоне не был, а свои «воспоминания» о 1916 годе писал исключительно по рассказам других и слухам. Кроме этого, Бжезинский, с самого начала избравший путь не корабельного инженер-механика, а члена всевозможных мурманских ревкомов был в неприязненных отношениях с Кетлинским, который требовал от мичмана исполнения его функциональных обязанностей. В силу этого объективными «воспоминания» Бжезинского считать нельзя. При этом они наглядно демонстрируют ту весьма непростую обстановку, которая царила на «Аскольде» в дни суда и подготовки к казни.

Сама казнь происходила в форте Мальбуск. Историк О.Ф. Найда пишет о том, что якобы французские власти отказались от исполнения казни, которую им предлагал осуществить Кетлинский. В реальности ничего подобного произойти, разумеется, не могло, т.к. никаких оснований для привлечения французов к казни русских матросов у Кетлинского вообще не имелось. И следствие, и суд, и казнь — все это было сугубо внутренним российским делом, к которому французы не имели ни какого отношения. Как союзники, они предоставив лишь камеры для содержания приговоренных да охраняемый форт для непосредственного проведения казни-

Для того чтобы у возможных сообщников диверсантов из числа команды и находящихся на берегу не возникло мысли сорвать казнь, взвод назначенных для участия в расстреле матросов был приведен на форт Мальбуск под видом назначения в гарнизонный караул. Еще с вечера 14 сентября команда в количестве 40 человек, отобранная для операции, была изолирована в отдельное помещение и на рассвете 15 сентября отправлена на катере к форту, в котором располагалась тюрьма.

Данный факт после революции в различных исторических трудах, посвященных «Аскольду», обыгрывался как трусость и коварство офицеров крейсера, и прежде всего Кетлинского. Однако следует признать, что в данном случае все было сделано весьма разумно: и возможных инцидентов избежали, и матросов заранее не нервировали.

При свершении казни присутствовали старший офицер крейсера, капитан 2-го ранга Быстроумов, судовой врач, коллежский асессор Анапов, судовой священник Петр Антонов. От французских властей присутствовали комендант Тулонского гарнизона с адъютантом и тюремный врач. Не совсем доверяя русским, французские власти предприняли собственные меры безопасности. В глубине тюремного двора на время казни был размещен взвод французской охраны — аннамитов — с пулеметами.

В 4 часа 45 минут 15 сентября 1916 года конвой французских жандармов доставил четверых осужденных из камер, где они содержались с момента окончания суда, к месту казни. Напротив них была построена расстрельная команда из 40 человек под начальством лейтенанта Корнилова при младшем офицере, инженер-механике мичмане Носкове.

По прибытии на место казни начальник расстрельной команды лейтенант Корнилов обратился к команде со словами: «На нас выпала тяжелая обязанность исполнить приказ командира. Я заверил его, что мы выполним наш долг».

После этого капитан 2-го ранга Быстроумов зачитал приговор. Священник исповедовал приговоренных. Затем осужденным завязали глаза, а самих их привязали к врытым в землю столбам Матрос, привязывавший Бешенцева, по воспоминаниям очевидцев, якобы сильно дрожал. «Чего дрожишь?» — спросил у него Бешенцев. «Жалко», — ответил матрос «Раз пришли расстреливать, то расстреливайте». Старший гальванер Пакушко (дававший показания на осужденных) и еще несколько матросов заявили, что не могут принимать участие в казни. Лейтенант Корнилов взмахнул саблей. Раздались выстрелы. По некоторым сведениям, стрельба началась еще до команды об этом. Не в силах стрелять, несколько человек упали в обморок, у некоторых началась истерика. Участники расстрела по-разному передавали свои переживания во время казни. Многие, по их словам, целились выше головы, другие считали, что надо укоротить мучения смертников, и стреляли в грудь и в голову. Среди матросов расстрельной команды были головокружения и даже потери сознания. Некоторые, якобы слышали тяжелые вздохи казненных: «Господи, за что, батюшка? Братцы, невинно погибаем».

После исполнения приговора доктор Анапов и французский врач констатировали смерть казненных.

Из доклада об исполнении смертной казни в силу приговора суда Особой комиссии, назначенной приказом командира крейсера «Аскольд» от 10 сентября 1916 года за № 235, утвержденного им приказом от 13 сентября 1916 года за № 241: «…Осужденные с завязанными глазами были привязаны к столбам Приговор непосредственно перед казнью не читался, так как был прочитан осужденным накануне при переводе их из арестного дома в морскую тюрьму лейтенантом Ландсбергом и из-за темноты. Ровно в 5 часов по команде Корнилова был открыт беглый огонь, причем было выпущено 150 пуль. Когда огонь прекратился, взвод немедленно был уведен, судовой же врач по удостоверении смерти осужденных передал тела французскому врачу, расписка которого при сем прилагается».

Морской министр Григорович написал в своих воспоминаниях: «Я был против расстрела (имеется в виду именно расстрел матросов с «Аскольда». — В.Ш.), так как считал основными виновниками случившегося офицеров, и прежде всего старшего офицера». Однако писал свой дневник адмирал Григорович, как это хорошо известно, уже после двух революций, отсюда совершенно понятно, что ничего другого он (прекрасно уже зная обо всей последующей истории со злополучным «тулонским делом») написать просто не мог.

А теперь зададимся вопросом: насколько вообще был применим расстрел по отношению к предателям, которые действовали в интересах неприятеля? Увы, как это ни покажется жестоким, но во время войны расстрелы провинившихся — это обычное дело. Так было и в годы Первой мировой войны, и в годы Великой Отечественной. Практиковались расстрелы и во всех других воюющих государствах, от кайзеровской, а потом и нацисткой Германии до «демократических» Англии и США.

Война сама по себе предполагает взаимное истребление людей друг другом, кто больше и лучше истребляет, тот и победитель. Поэтому и наказание во время войны всегда было адекватным самой войне: за трусость, измену, членовредительство, мародерство и дезертирство было только одно наказание — смерть.

В день казни (15 сентября) сразу 113 матросов с «Аскольда» были отправлены под конвоем французских матросов вначале в Брест, а оттуда на союзных транспортах в Архангельск. Впоследствии было установлено, что при составлении списков высылаемых матросов руководствовались в первую очередь мнением кондукторов и ротного начальства, которые порой сводили и личные счеты с теми или иными матросами. Впрочем, другого варианта в кратчайшие сроки очистить «Аскольд» от корабельного «люмпена» у Кетлинского все равно не было.

Есть сведения, что некоторая часть бывших аскольдовцев к моменту Февральской революции 1917 года сидела в плавучей тюрьме «Волхов» в Кронштадте. При этом на «Волхове» они оказались отнюдь не в связи с их прошлой службой на «Аскольде», а за какие-то свои новые прегрешения. Этот факт еще раз говорит о том, что среди списанных с крейсера матросов было немалое количество разгильдяев и хулиганов.

Разумеется, отправленные в Россию матросы были также раздражены происшедшим с ними. Дело в том, что на кораблях, находившихся в заграничном плавании, денежное содержание не только офицеров, но и матросов было куда выше, чем у служивших на кораблях в отечественных водах. Это позволяло матросам достаточно неплохо обеспечивать свои семьи по оставленным аттестатам. Теперь же все это прекратилось. Поэтому понять недовольство списанных аскольдовцев вполне можно. При этом их злость уже была направлена не только на старого командира, который и довел их до такой напасти, но и против нового, который и казнь утвердил, и их самих на вокзал под конвоем проводил. Именно тогда на Тулонском вокзале и зародились первые ростки будущей матросской ненависти к Кетлинскому, которая впоследствии сыграет столь трагическую роль в его судьбе