Сальто ангела - Марен Мод

Врач — полковник, чью фамилию я не успел прочитать на двери, осматривает меня с отвращением. Всего, от сосков грудей до лобка. Он не видит положенной растительности, перед ним стоит нечто, похожее одновременно на девушку и на десятилетнего мальчика.

— Подойдите, станьте сюда, в этот угол.

Руки проверяют то, что видят глаза. Он ощупывает грудь, плечи, живот» вновь поднимается к груди, трогает подбородок, щеки. Он проверяет, бреюсь ли я. Он хочет найти и ухватиться, как за спасательный круг, хоть за намек на мужскую волосатость. Хоть один волосок на подбородке или над губой утвердил бы его в нужном диагнозе. Все было бы для него просто. Один волосок — и я годен к службе.

К его огорчению, мне нечего ему предъявить. И это ему явно не нравится. Но мой член остается главным аргументом.

— И все же вы мужского пола!

— Нет. Я транссексуал.

— Это вы так говорите. Встаньте спиной к стене, смотрите вперед, не двигайтесь.

Он нагибается и резко ударяет по моему члену. Он делает это двумя пальцами, быстро, профессиональным жестом. Мне больно, как будто учитель ударил меня линейкой. Я вскрикиваю. Он выпрямляется, очень недовольный.

— Мне это не нравится. Встаньте в пол-оборота. Нагнитесь вперед.

Сначала он проверял, действительно ли я импотент. А что он сейчас проверяет? Я не знаю. Холодный пот выступает у меня на лбу, от унижения меня корчит.

— Одевайтесь и не устраивайте цирка!

Не бойся, чудовище. Я не упаду в обморок. Я не выверну весь мой страх на натертый паркет. Мне даже удается что-то произнести в свою защиту:

— У меня нет полового возбуждения с детства. Это должно быть объяснено в письме. Психиатр…

— Психиатр меня не касается. Одевайтесь и пройдите в семнадцатый кабинет.

Ясно, что он хочет побыстрее освободиться от меня. Он не может решить сам. Он меня отсылает к армейскому психиатру в семнадцатый кабинет, и я опять иду за капралом, который несет папку с моими документами, как носят секретные государственные бумаги.

Второй этаж. Я встречаю какого-то студента с блуждающим взглядом. Похоже, он напичкан транквилизаторами. Наверное, один из тех, кто пытается играть в опасную игру — симулирует нервное расстройство, чтобы не идти в армию. В лучшем случае он проведет два-три месяца в военном госпитале, глотая всякую психотропную гадость. В худшем — выйдет из госпиталя по-настоящему больным.

Наглый парень, ожидающий своей очереди, бросает мне, когда я прохожу:

— Ты голубой?

Капрал стучит в дверь, произносит несколько слов, кладет мои документы и проводит без очереди в семнадцатый кабинет.

И там я вижу женщину. Психиатр — женщина! Я хватаюсь как за соломинку за возможность наконец-то все объяснить.

Я говорю, говорю. Рассказываю все — про детство, отрочество, свою любовь, свой стыд, свои надежды и повседневную жизнь.

Она слушает, иногда задает очень точные вопросы. Мои сексуальные отношения с мужчинами? Пассивные. Нервные расстройства? Я месяцами страдаю, плохо сплю, меня переполняют эмоции, я в постоянной борьбе с собой, это меня убивает. Наркотики? Не употребляю. Алкоголь? Тоже нет. Гормоны? Да. Ваша семья? Это будет полный разрыв. Будущее?..

Если я выберусь из этой ловушки для мужчин, мне останется сдать устный экзамен по праву. Получив диплом, мне надо будет отработать в Министерстве связи. Провести пять лет, как в тюрьме, в конторе, в мужском костюме. Выдержу ли я? Не знаю, доктор. Ничего, я попытаюсь. А если не выдержу? Я буду выступать в кабаре: для людей вроде меня это выход. Можно всегда научиться немного петь и танцевать, достаточно, чтобы как-нибудь извернуться в жизни. Что я хочу? Жить как женщина, быть женщиной, я ведь уже очень много страдал. Если меня заберут в армию? Тогда я умру.

Перед ней я могу даже плакать. К тому же мне больше нечего терять, и я умоляю:

— Спасите меня!

Она могла бы быть моей матерью. И в ней есть что-то материнское, в этой спокойной, полноватой блондинке.

— А почему бы вам не попробовать альтернативную службу?

Для меня это все равно приговор. Я бы никогда не смог потом изменить свой пол. Нельзя быть женщиной с военным билетом мужчины.

— Успокойтесь.

Неужели надежда? Неужели кто-то может меня защитить? Еще нет.

— Я оставлю у себя ваши бумаги, а вы пройдите к дежурному офицеру — это около лестницы в глубине коридора — и ждите.

Дежурный капитан — антилец. У него добродушное лицо и приятная улыбка. Улыбаясь, он придвигает мне стул. Мне все равно, что в этом жесте — жалость, сочувствие или ирония. Надо ждать. Они совещаются все вместе — суровый полковник, женщина-психиатр и другие. Они обсуждают мой случай, а я тихонько молюсь.

«Господи, если ты существуешь, прости мне, что я упрекал тебя. Сделай так, чтобы меня не забрали. Дай мне шанс, который ты не дал в начале моей жизни. Не бросай меня в ад к мужчинам!»

Коридор пуст. Капитан пошел за ответом. Шесть часов вечера.

— Марен!

Мне протягивают бумагу. Я не могу читать, я слушаю их приговор.

— Окончательное освобождение от армии, вторая категория. Можете идти. Армии вы не нужны.

Я победил. Впервые в моей жизни я выиграл настоящую битву. Свободен. Свободен для будущего. Я иду по казарме, по большому двору, дохожу до решетки. Для моей «безопасности» они дали мне провожатого. И тот мне очень просто объясняет, что, если бы меня забрали в армию, пришлось бы меня ночью охранять. Какой-то новоиспеченный солдатик спрашивает, что я делаю сегодня вечером. Еще один приветствует меня, когда я прохожу, я слышу последнюю любезность, сопровождаемую соответствующим жестом:

— Сколько берешь за отсос?

Двадцать тридцать. Решетка Венсенского форта закрылась за мной. Они проиграли. Я сейчас напьюсь с радости. Моя семья, все эти буржуа, полицейский, сочувствующий врач, наглые военные, — вы все проиграли! Армия не сделает из меня настоящего мужчину, потому что этот мужчина не существует! Я его убил, а вы только что его похоронили.

Мир праху его.

Но я напрасно не верю в привидения, они меня уже подстерегают.

ГЛАВА VII

Мать стоит на перроне вокзала, одна. Она пришла встретить своего блудного сына, приехавшего на каникулы навестить семью. Я задерживаюсь ненадолго в проходе вагона и смотрю на нее издали. У нее все такое же лицо служащей Банка Франции, слегла постаревшее, немного бледное. Я ее узнаю, но я, конечно, изменился и изменился настолько, что, приехав на каникулы в страну моего детства, я себя чувствую туристом на китайской земле.

Она слегка колеблется, затем машет мне рукой. Я не думал, что мой вид ее шокирует. В Париже все носят джинсы и ситцевые рубашки. У молодых людей длинные волосы и сумка через плечо. Но косые взгляды местных жителей производят на меня такое впечатление, что мне кажется, будто я надел просто маскарадный костюм.

О чем мы будем говорить в этом вокзальном буфете? Она знает все или почти все. Последний устный экзамен на четвертом курсе я не сдал. От армии освобожден. Полностью разочаровал своего психиатра и разрушил образ «любимого сына». Итак, о чем же говорить?

Об отце. Она решила снова жить с ним вместе. Его хроническая депрессия, кажется, стабилизировалась. Передо мной проходят в ускоренном темпе кадры из прошлого: бесконечные попытки самоубийства, настоящие и ложные, больницы, ссоры, которые терроризировали мое детство…

В конечном счете меня все это больше не касается. Каждый терзает себя по-своему. Почему же она не приглашает меня пообедать дома?

— Бабушка не перенесла бы твоего вида, этих узких брюк, этой девичьей прически. А зеленая рубашка! Ты считаешь, что одеваешься со вкусом? Боже, что с тобой сталось, мой бедный ребенок?

Наконец-то мы заговорили по существу. Я ее успокаиваю: я получу диплом и пройду стажировку в службах связи.

— Твой брат делает одни глупости. Бог карает нас.

Бог, конечно, не виноват в том, что мой младший брат не мог пережить родительские ссоры и не вынес одиночества. Не Бог заставил его провалиться на экзамене, но мать дала ему полную свободу в семнадцать лет. Почему? Может быть, она решила освободиться от ответственности? Мне страшно хочется уйти. Весь этот мир меня пугает, погружая меня в кошмар моего прошлого.

— Ты не уйдешь, не повидав свою бабушку!

Меня принимают в вокзальном буфете, чтобы не шокировать моих предков, но я должен пойти их приветствовать. Ну что ж, мама так хочет… В большом просторном доме под лучами июльского солнца меня встречают тишина и прохлада. Бабушка в кухне, как в крепости. Там она на своей территории и в данный момент не спешит принять гостя, это чудовище с длинными волосами, от которого отказалась даже армия.

Я слышу звон кастрюль и воинственные комментарии. Мать вынуждена требовать, чтобы я остался ужинать и чтобы мне была отведена комната. До меня доносятся обрывки возмущенного разговора: речь идет о дикой музыке, которую любит молодежь, о потерянном поколении, о плохом примере для младшего брата, который думает только о том, чтобы взрослые сдохли и он смог бы, продав мебель, сбежать с деньгами.