Наше вам с кисточкой, босс (СИ) - Броницкая Илона

— А почему нет? — томно спросила Зарецкая, обжигая его шею дыханием. — В конце-концов природа ещё не придумала лучшего способа расслабиться. 

Сергей обернулся, чтобы обнять её. Пышная грудь легко угадывалась под обтягивающим платьем-футляром. Бёдра сами просились в ладони. Крепкие, упругие и на ощупь просто обалдеть. 

— Не хочешь сбежать на райский остров прямо сейчас? — выдохнула она и коснулась его губ поцелуем.

Рассудок на мгновение помутился. Давыдов дал волю инстинктам и отвечал на ласку Марины, чувствуя, как в штанах твердеет его намерение не ждать до завтра, не ждать больше ни секунды. Горячая женщина, страстная. Знающая, что она хочет и умеющая отдавать себя без остатка. Но разум всё-таки включился. Сергей мысленно пропел давно заготовленную песню Агаты Кристи.

“Сердце твоё двулико. Сверху оно набито мягкой травой, а снизу каменное-каменное дно”.   

Поцелуй стал грубым. Давыдов бесцеремонно толкая язык Марине в рот, а потом прикусил её за губу.

— Ай, — дёрнулась она, но из хватки Сергея не вырвалась. — Осторожнее! 

— Это тебе следовало быть осторожнее, когда ты воровала деньги “Арт-Строя”. Знаешь в чём беда любого преступника? Он считает себя умнее других. “Попадаются только дураки, но я же не такой. Я сделаю всё чисто, комар носа не подточит”.     

— Ты бредишь, — Марина снова попыталась сбежать. — Шампанское в голову ударило? Я ни рубля не украла со счетов фирмы! 

— А документы говорят обратное. У меня есть исчерпывающие доказательства твоего воровства. Твой последний шанс остаться на свободе — тихо уволиться. 

— Не дождёшься, — зашипела она. — Меня подставили! Сучка Василевская давно под меня копает. Подделала фотографии и угрожала выставить их в сеть. Теперь придумала ложь про воровство! 

— Бездарная провокация, — усмехнулся Давыдов. — Ты ждала, что я брошусь защищать племянницу Меркулова и выдам того, кто на самом деле обнаружил компромат? Нет, дорогая, не дождёшься. А теперь пошла вон. Чтобы завтра духу твоего на рабочем месте не было. 

— Ничего у тебя нет, — с вызовом ответила она. — И быть не может. Отпусти меня! 

Сергей разжал руки и наблюдал со странным ощущением в груди, как Зарецкая уходит. 

Разочаровываться в людях всегда неприятно. Хороший был специалист. Жаль, что расстаться пришлось вот так. 

 ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 22. План “Избегай своего босса” 

Я долго думала, какую отговорку назвать Елена Станиславовне, чтобы не ехать на Рублевку дописывать её портрет. Отчаянно не хотелось снова видеть там Сергея. Перед глазами раз за разом вставала сцена с корпоратива, где он, мило воркуя, уводил на балкон Зарецкую. Они остались наедине и забыли о празднике. Её он тоже целовал до головокружения и дрожи в коленках? Гладил нежно по щеке, улыбаясь с закрытыми глазами? Или на поцелуе сладкая парочка не остановилась? 

“Ну возьмите меня-я-я,” — простонала в моей голове Марина Эдуардована голосом Елены Воробей. 

Ох, а если они там не просто целовались, а меня обсуждали? Вдруг Сергей и Марина изначально договорились, как загробастать имущество моего дяди? Тогда понятно, откуда у рыжей красотки столько денег на операции. Давыдов и его чувство прекрасного — отличное объяснение.

И ненависть Зарецкой заиграла новыми красками. Ей не только пришлось делать вид, что Серёжа — чужой человек, но и фактически делить его с другой женщиной. Как оттяпать “Арт-Строй”? Жениться на мне, дождаться смерти Антона Павловича, а потом развестись. Так это работает? 

— Алиночка, — позвала меня Елена Станиславовна. — Всё в порядке? 

— Да, простите, задумалась. 

Я вернулась к работе. Наносила на портрет последние штрихи и ругала себя последними словами за то, что совесть не позволила соврать заказчице. Любая отговорка звучала бы глупо и оскорбительно. Потому я всего лишь попросила мать Давыдовых, чтобы в особняке никого, кроме нас, не было. 

“Ваши сыновья сбивают меня с нужного настроя”, — ворчала я по телефону. 

И получилось. Кажется, даже Оксану, незаметную тихую служанку, отпустили на день, чтобы дать мне закончить картину. 

— Ты сегодня сама не своя, — настаивала она. — От Молчанова плохие новости? 

— Нет, всё действительно хорошо, — я вымученно улыбнулась. А матери Сергей рассказал про свой гениальный план? Или подсунул ей мой профиль и намекнул, что сам портрет рисовать ещё три года не будет? — Игорь Викторович посмотрел анализы. Прогнозы благоприятные. Во вторник нужно лететь в Красноярск. Попробую отпроситься и уехать с ней. Не хочу, чтобы она проходила через такое одна. 

— Правильно, — кивнула Елена. — Маме сейчас как никогда нужна поддержка. А насчёт работы не волнуйся. Мой сын — трудоголик, но не зверь. Отпустит тебя. 

— Да, конечно, — согласилась я. — Просто волнуюсь перед поездкой. 

Начать волноваться я не успела. Молчанов позвонил маме перед моим уходом и обрадовал замечательными результатами анализов. Он боялся, что мы опоздали, но болезнь будто замедлилась, давая нам фору. Однако тянуть всё же было нельзя. Слишком опасно. 

“Пойду отпрашиваться у Зарецкой, — подумала я. — Пусть опять орёт, что я в офисе задержалась исключительно из-за протекции дяди Тоши. Ей только в радость отправить меня подальше от любимого Серёженьки!”

План получился отличный. Я собиралась отказаться от свидания с Давыдовым и избегать его до самого возвращения из Красноярска. Что делать после ещё не придумала. Хотелось воспользоваться предложением дяди и уволиться, но гордость чесалась. Сидеть у него на шее было ужасно неудобно. Ехать в Париж за его счёт, проходить реабилитацию маме. Нет, не могу так. 

— Ну что там? — нетерпеливо спросила Елена ещё через полчаса. Устала позировать. Шея наверняка затекла. — Скоро закончим?

— Почти всё, — успокоила я заказчицу и действительно поставила в уголке картины подпись. — Готово. Можете смотреть. 

Она осторожно поднялась из кресла и отправилась к мольберту. Шла с тем же взглядом, с каким дети первого января, едва проснувшись, бросаются под ёлку за подарками. А художники в такой момент ловили комплекс неполноценности и синдром самозванца. “Кто вообще сказал, что я — творец? Кто позволили мне взять кисть в руки?”

— Не может быть, — сказала заказчица слегка склонив голову на бок. — Это, правда, я? Лучше, чем в зеркале. Да что там, лучше, чем в жизни. 

— Вы напрашиваетесь на комплименты, — рассмеялась я. — В зеркале вы такая, какой видите себя сами. А на портрете вы — моими глазами. Взгляд со стороны объективнее, поверьте.

Она замерла, протянув руку. Так и не решилась коснуться портрета. Слёзы блестели в уголках глаз, а улыбка стала мягкой и немного растерянной.

— Мечта сбылась. Благодарю вас, Алина. Теперь можно тихо уходить на пир вечности, как говорили восточные мудрецы.  

— Я рада, что вам нравится, — искренне ответила я. — Давно не писала с таким удовольствием.

Елена пыталась уговорить меня остаться на ужин, но я отказалась. Паранойя нашёптывала, будто стоит дать слабину, как заявится Давыдов-младший. Будет улыбаться, расточать обаяние, и я забуду, что решила занять глухую оборону. Никаких свиданий, никакого флирта, никаких разговоров об искусстве. Точка. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

План “избегай своего босса до самого увольнения” провалился в понедельник. Разбился о суровые реалии российского офиса и разлетелся на тысячу осколков. Я явилась на работу пораньше, чтобы поговорить с Зарецкой до того, как её кто-нибудь успеет разозлить. Но непосредственная начальница не пришла ни к девяти, ни к двенадцати. 

— А где Марина Эдуардовна? — спросила у первой попавшейся девушки из нашего отдела. 

— В Питер укатила, — усмехнулась она. — Ей там сделали предложение, от которого она не смогла отказаться.