Мастер иллюзий - Наталия Экономцева

Ни один мускул не дрогнул на лице Козакова, но оно как будто осветилось изнутри.  Впрочем, это всего лишь мои догадки. Таким, как я, мало что известно об огнях,  которые освещают лица, но это не значит, что я их не вижу.

– Спасибо, что вы вовремя, – быстро сказала Катя. Мне она всего лишь коротко кивнула  и сразу же перевела взгляд на Козакова.

– Мне говорили, что вы всегда везде опаздываете, но я сразу поняла, что это вранье.  Кстати, у вас отличное пальто. Но мы тут кое-что подобрали… Посмотрите, вдруг  вам что-то понравится, хорошо?

– Хорошо, – ответил Козаков и безропотно подошел к разноцветным пакетам.

Я не знаю, заметила ли Катя, как осветилось лицо знаменитого мистика. Не  говорила ли она так быстро и деловито только потому, что еще надеялась избежать  огня, который рвался наружу и которому не умели противостоять женщины?

– Давайте начнем со съемки, чтобы отпустить фотографа, – щебетала Катя. – А  потом у нас будет время, чтобы спокойно поговорить. Кстати, сколько у нас будет  времени?

– Очень много, – просто ответил Козаков. Его интонация была ровной, а лицо –  очень спокойным, но Катя вдруг перестала щебетать и внимательно посмотрела ему в  глаза. А уже в следующее мгновение ее нежное лицо залилось краской до самых корней  волос, и только кончик тонкого носа остался совершенно белым.

Я отошла в сторону и села в кресло у стены. Я больше ничем не могла помочь  знаменитому автору кармических теорий, который с растерянной улыбкой рассматривал  ворох курток, плащей и свитеров, разложенных перед ним на полу. Катя номер три  продолжала щебетать, и мистик позволил снять с себя пальто, а потом ровно восемь  раз переоделся в одной из маленьких комнаток кафе под руководством журнального  стилиста.

Когда фотоаппарат щелкнул в первый раз и вспышка осветила улыбающее лицо  Козакова, в Москве повалил снег.

Удивленные граждане наверняка задирали головы к небу: шутка ли – настоящая метель  тринадцатого сентября? Более романтическая особа на моем месте сказала бы, что в  этом городе только два человека остались равнодушны и к снегу, и к совершенно  неуместным молниям, которые прорезали темные тучи, и даже к тому, что через  несколько минут метель закончилась, тучи рассеялись и ярко блеснуло солнце.

Мой телефон зазвонил, когда я в одиночестве допивала черный кофе в полупустом  зале кафе.

– Анжелика, – сказал Козаков, – вам совершенно незачем здесь меня караулить. Я  сам справлюсь, к тому же мы почти закончили.

– Вы не хотите, чтобы я посмотрела съемку?

– Не хочу вас задерживать, – нежнейшим голосом ответил мистик.

– О чем вы говорите? Они снимают на цифру, и если вы почти закончили, то сразу  же можно все посмотреть. Вы же не хотите неприятных сюрпризов?

– Вы очень милы, Анжелика, но все-таки вам больше нечего здесь делать.

В трубке был отчетливо слышен мелодичный женский смех.

– Как скажете, Алексей.

Я допила кофе и вышла на улицу, где снова моросил мелкий серый дождь. Я совсем не  мила и прекрасно это понимаю. Но вряд ли стоит над этим смеяться, даже если  природа наградила тебя волосами теплого светло-рыжего оттенка, которого  невозможно добиться никакими косметическими ухищрениями.

Семнадцатого сентября, во вторник, в Москве было ветрено и промозгло, но мистик,  не задумываясь, снял свои ботинки у дверей небольшого зала в частном чайном  клубе. Затем Козаков снял и носки, акуратно свернул их, положил в левый ботинок  и медленно пошевелил пальцами ног.

– Это что, обязательно? – подняла брови его спутница.

– Конечно нет, Катя, – улыбнулся мистик, – но я всегда практикую босиком.

Катя только пожала плечами. Нет ничего нового в этом мире под солнцем, и я  оказалась права. Журналистка стала Катей номер три. Впрочем, нумерация требует  уточнения: она была Катей номер три на моей памяти, а в жизни мистика и до меня  наверняка встречалось достаточное количество Кать. Но нельзя отрицать очевидного:  из троих эта была самой лучшей – стройной, нежной, обманчиво хрупкой. Только  взгляд ее синих глаз был на удивление тверд. Такой женщине не предложишь взять  деньги и больше никогда не появляться, а тем более – не заставишь редактировать  твои рукописи в издательстве с десяти до шести.

Автор кармических теорий на несколько секунд закрыл глаза, а потом решительно  взялся за ручку двери.

Он не поздоровался с теми, кто сидел в зале на низких мягких скамеечках,  плетеных ковриках и прямо на дощатом полу. Козаков замешкался в дверях, чтобы  пропустить вперед свою Катю, а затем бесшумно двинулся через зал. Он не сказал  ни слова и не попытался привлечь внимание к собственной персоне, но я видела,  как все головы поворачиваются к нему – одна за другой. И когда автор кармических  теорий усаживался на приготовленное для него место у стены, все глаза уже были  прикованы к нему и его спутнице. Я шла за ними, но те же глаза, которые  внимательно разглядывали Козакова и его женщину, как обычно, смотрели сквозь  меня.

Мистик посмотрел по сторонам, а затем так же молча кивнул мне, и я пошла по залу,  чтобы собрать записки с вопросами. Как всегда, я сложила листки и листочки в красную  лаковую шкатулку.

В полной тишине Козаков разобрал записки.

– Я начну с этой, – негромко объявил он, и его бархатный голос был глубоким и мягким,  он вил коконы и хранил от всех напастей этого мира. – Мне нравится этот вопрос.  «Вы часто говорили, что любовь в себе – это единственное, чего стоит искать, но  ни разу не объяснили, как именно это сделать».

Автор бестселлеров усмехнулся, и самые смелые из его слушателей тоже позволили  себе улыбнуться.

– Возможно, еще вчера я иначе ответил бы на этот вопрос, – продолжил Козаков, –  но сегодня я говорю так: а она вам нужна, эта любовь в себе? Плюньте и забудьте.  Ерунда это…

При этих словах Катя снова недоуменно подняла бровь, а Козаков быстро дотронулся  до ее руки.

– Не ищите любовь в себе, – невозмутимо посоветовал он, – и тем более не ищите  ее в других. Мы понятия не имеем, что нам нужно, и стремимся совсем не к тому, к  чему следовало бы. Это очень человеческие качества, и избавиться от них не в  силах ни вы, ни я…

Тут мистик смущенно развел руками и улыбнулся так мило и растерянно, что  сопротивляться его обаянию не было никакой возможности. Он опустил глаза и  некоторое время изучал свои босые ступни идеальной формы.

– Но, впрочем, у нас есть шанс. Этот шанс – готовность принять то, что само нас  найдет. Как правило, именно оно нам и нужно, но умение это понять – уже качество  мудреца. Я знаю человека, – задумчиво произнес мистик, но услышать об этом человеке  нам не довелось, потому что речь Козакова прервал бодрый звонок мобильного телефона,  и тут же все взгляды без исключения обратились к Кате номер три.