Мастер иллюзий - Наталия Экономцева

– Анжелика, вы будете пить чай? – спросил Козаков. – Берите скорее вашу чашку, а  то чай остынет и вкус уже будет не тот.

Мистик разложил на столике груши, орехи и даже выставил две тарелки с разными  сортами халвы.

Он взял горсть орехов и устало улыбнулся.

– Прошу вас, Анжелика, чувствуйте себя как дома, не стесняйтесь. Может, хотите выпить  что-нибудь покрепче?

– Нет, спасибо, – ответила я и сделала глоток из чашки.

– Ну, как знаете.

«В первые дни я совершенно не мог писать. Я сидел здесь один, молча смотрел, как  снег ложится на землю, а моя голова буквально раскалывалась от воспоминаний. Они  наскакивали друг на друга, сталкивались, перемешивались и, казалось, хотели  свести меня с ума. А когда я наконец засыпал, воспоминания возвращались в виде  пугающих ярких сновидений…»

Козаков разлегся на диване и так радостно откусил грушу, что сок брызнул во все  стороны, попав даже на монитор компьютера. Я молча достала из сумки салфетку и  вытерла ноутбук.

«Через неделю после заселения ко мне в первый раз должна была приехать машина с  продуктами, и я уже думал о том, что нужно отсюда убираться. Я не мог ничего  писать, и во всем этом не было никакого смысла. Но на шестой день мой мозг как  будто избавился от всего лишнего, и я наконец-то понял, зачем я здесь…»

Когда я дочитала до этих слов, Козаков как раз успел доесть грушу и поднялся с  дивана. Из кармана шелкового халата он достал маленький стеклянный пузырек и  высыпал на ладонь несколько гранул крайне подозрительного серого цвета.

– Хотите? – спросил он меня. – Я знаю, что не хотите. И не надо смотреть на меня  так осуждающе!

Это было уже слишком. Я аккуратно закрыла компьютер и положила его рядом с собой  на широкую ручку кресла.

– Что такое, Анжелика? – озабоченно произнес мистик. – Вам не нравится?

– Мне нравится, – ответила я. – И я с вами согласна: такие книги, как эта, не  пишутся в комфорте, при влиянии лишнего шума и ненужных событий.

Козаков улыбнулся, и одновременно с этим его левая бровь иронично изогнулась.

– Вас смущает несоответствие антуража? – спросил Козаков, проглотил свои подозрительные  гранулы, довольно причмокнул и спрятал пузырек в карман. – Но разве это важно?  Разве важно, где и как я пишу эту книгу, если я ее все-таки пишу?

Мистик снова наполнил маленькую чашечку ароматным чаем и протянул ее мне. Когда  я сделала глоток, он продолжил:

– Иногда мне кажется, что вам стоило родиться лет на тридцать раньше и быть пионеркой.  Вы слишком прямолинейны! У вас все только черное и белое, никаких полутонов.  Красная Шапочка – хорошая, Волк – плохой, да?

– Понятия не имею, с чего вы это взяли. Я просто стараюсь быть честной, Алексей…

– Честной?! – Он встал напротив меня, скрестив руки на груди. – И что же вы  вкладываете в это понятие? Неужели соответствие внутреннего и внешнего? Может  быть, вы сейчас будете мне доказывать, что я не прав? Может, вы думаете, что мне  нужно было наплевать на все сроки, дождаться зимы, уехать в глушь и мерзнуть там  пару месяцев, чтобы написать то, что я прекрасно могу написать и здесь?! Вы это  будете мне доказывать?

Его лицо покраснело, а маленькие морщинки, которые делали его похожим на грустного  клоуна, проявились сильнее обычного. Мистик был не прав: я не собиралась ничего  доказывать.

Я молча допила чай и поставила чашку на стол.

– Знаете что, Алексей? – как можно спокойнее сказала я. – Вы мешаете мне  сосредоточиться. Так что я лучше поеду домой и почитаю там, а потом сразу же вам  перезвоню. Всего доброго.

– Как вам будет угодно, – холодно произнес Козаков и скрестил руки на груди.

– М-я-я, – неодобрительно высказался Шива.

Они оба проводили меня до дверей, причем кот обвивался вокруг моих ног, пытаясь  изобразить нечто, похожее на цирковой номер.

Когда я надела сапоги и пальто, зазвенел домофон:

– Вы заказывали пиццу? – спросил хриплый мужской голос.

– Конечно, – отозвался Козаков, при этом морда у кота стала настолько хитрой, как  будто инициатором заказа пиццы был именно он.

Козаков подмигнул коту, внимательно заглянул мне в глаза и смущенно улыбнулся:

– Ну что вы хотите, Анжелика? Я всего лишь живой человек. И Шива, представьте  себе, с удовольствием ест пиццу с грибами…

Откровенно говоря, он был прав. Мы всего лишь живые люди, и к тому же Шива…  Словом, вряд ли такая, как я, могла осуждать их обоих. Я поплотнее закуталась в  шарф, и тут женский голос у меня за спиной произнес:

– До свидания, Анжелика. Спокойной ночи.

Мы с Козаковым обернулись одновременно. В дверях его спальни стояла Лия, завернутая  в ярко-красную простыню. Ее очень короткие волосы были взлохмачены и стояли  дыбом, а глаза были по-детски прищурены, то ли потому, что она вышла из темноты  на свет, то ли потому, что плохо видела, но не носила очков.

– Зачем ты встала? Иди спать, душа моя, – мягко проворчал Козаков, а она улыбнулась  мистику так, как будто уже обнимала его всем телом.

– Меня разбудил звонок, – улыбнулась она. – Это пицца? Надо же, как этот зверь с  вами нежничает, Анжелика. На меня он сегодня ужасно шипел…

В ее словах прозвучал такой же укор, как в моем сне:

«Как ты могла, Анжелика?»

Я смотрела на нее, не в силах отвести глаз. Шива звонко мурлыкал, свернувшись у  моих ног.

Знаменитый автор кармических теорий помедлил немного и обратился ко мне:

– «Доктор Странствий», часть первая, страница двести восемьдесят семь. Я не смею  вас больше задерживать, Анжелика.

Я попрощалась и вышла, а дверь у меня за спиной закрылась без единого звука, как  по волшебству.

У лифта я встретила разносчика пиццы. В руках он держал большую квадратную  коробку и пакет, в котором звякали стеклянные бутылки. И я ничуть не удивилась  бы, если бы мне сказали, что это было пиво для кота, который с удовольствием ест  пиццу с грибами.

Такси ждало меня на улице, и казалось, что ночь стала еще холоднее и  непрогляднее. Когда я села в машину, водитель тронулся с места, даже не взглянув  в мою сторону.

Я откинулась на спинку сиденья. Все-таки вставать в начале четвертого очень  вредно для самочувствия, особенно в такую погоду: перед глазами все плыло, и  рекламные огни сливались за окнами такси в разноцветные яркие пятна. Меня все  еще знобило, и что ни говорите, а такой расклад казался мне крайне несправедливым:  мистик, который расхаживал по лужам босиком, и Лия, которая стояла без зонта под  дождем, чувствовали себя прекрасно. А я, по всей видимости, простудилась.

Я спрятала руки в карманы и закрыла глаза. Не думайте, что я не понимала: мистик  писал именно так, как положено было автору кармических теорий, и вряд ли стоило  обращать внимание на антураж. Козаков был не прав только в одном – мне и в  голову не приходило его обвинять, ведь я-то прекрасно знала, как обманчиво может  быть внешнее. Кто может знать об этом больше, чем уродина?