След крови - Китти Сьюэлл

Рэчел глубоко вдохнула и с силой выдохнула.

— Да, я задавалась этим вопросом. Возможно, вы правы.

Мадлен не сводила с нее глаз.

— Вас удочерили?

— Возможно. Мои детские воспоминания начинаются с пятилетнего возраста.

— Правда?

Мадлен чувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Сердце учащенно забилось, ее бросило в жар, щеки вспыхнули. Стоит ли что-то говорить? Да, стоит, она просто обязана это сказать! Но тут же она поняла, что ее решение продиктовано стремлением принять желаемое за действительное. Она подумала о риске слишком импульсивного поведения, о том, насколько губительной может оказаться истина, особенно для ранимого пациента.

— Можете привести другие причины? Обычно родители о таком рассказывают детям. Я имею в виду, что они не родные.

Рэчел вздернула подбородок, мгновение смотрела на Мадлен, потом засмеялась.

— Мадлен, вы пытаетесь нащупать то, чего нет. Меня никто не удочерял. Я не подвергалась сексуальному насилию. Меня не запугивали в школе. Разумеется, детство — это кошмар, когда тебя ставят на горох. Я ненавидела кашу. Боже, вот вам и душевная травма!

— Вы только что сказали, что ваши воспоминания начинаются с пятилетнего возраста.

— Ради бога, я просто пошутила! — вздохнула Рэчел. — В любом случае, какая разница? Я слетела с катушек, когда умерла мама, но я была всего лишь подростком. Я убежала. Стала употреблять наркотики. Резала руки. Тырила вещи в магазинах. А потом в угоду парню, в которого была влюблена, стала трахаться с незнакомцами за деньги. Может, я бы и так до этого докатилась. Натура у меня такая, вот в чем дело. Типичный правонарушитель.

Мадлен слушала краем уха и внимательно изучала Рэчел. Высокая, худощавая, с изящными руками, ноги длинные, прямо посреди лба — глубокая морщина… Это все ее черты! И день рождения… Родилась в Бате… Не слишком ли много совпадений?

— Посмотрите на часы, — заметила Рэчел, прервав поток ее размышлений. — Мне пора.

— Подождите. У нас осталось десять минут.

— А какой смысл? Вы витаете где-то далеко.

Мадлен заколебалась.

— Прошу прощения. Я… неважно себя чувствую. Послушайте, я не буду брать деньги за этот сеанс. Вы сможете прийти завтра? — Она взяла записную книжку и сделала вид, что ищет свободное время.

Рэчел удивленно приподняла бровь.

— Я считала, что у вас все забито. Вы не сможете принять меня на следующей неделе?

— Я смогу принять вас завтра во время обеда. Договорились? Скажем, в час дня.

Слушая себя, Мадлен понимала, что предложение звучит довольно странно, но завтра, если уж на то пошло, она будет знать, что сказать и что сделать. Она отложила ежедневник и взглянула на Рэчел, охваченная надеждой и страхом от этих невероятных совпадений (хотя надежда и была слабой). Эта враждебно настроенная, возмущенная, избитая, но не сломленная женщина может оказаться ее плотью и кровью. Внезапно охватившее ее предвидение чуда сменилось паническим страхом.

— Я предупрежу Сильвию, — запинаясь, сказала она.

Рэчел долго смотрела на нее, потом взяла со столика очки и надела их.

— Хорошо, если вы настаиваете. — Она встала, расправляя на бедрах обтягивающие джинсы. — Эта стерва не удержалась от комментариев по поводу моего лица, не могла себя перебороть. Вы бы ее предупредили, чтобы она не лезла в чужие дела.

— Вы правы. Я ей скажу. — Мадлен взяла себя в руки, встала и произнесла единственные слова, которые пришли в голову: — Я рада, что сегодня вы были такой откровенной.

— Да, но я не очень понимаю, куда это нас заведет. Все это.

— Берегите себя, — сказала Мадлен и распахнула дверь. — Я имею в виду, будьте осторожнее. До завтра!

Рэчел на мгновение замешкалась и нахмурилась, но сквозь темные стекла очков невозможно было разглядеть, каким взглядом она одарила Мадлен. Недоуменным, подозрительным, а может, рассеянным или равнодушным? Она отвернулась, каблуки ее сапог решительно застучали по полу. В руке она уже держала пачку сигарет и зажигалку. Мадлен наблюдала, как Рэчел удаляется по коридору: высокая женщина с узкими бедрами, длинными ногами, копной темно-рыжих полос и широкими, дерзко расправленными плечами.

— Кто ты? — прошептала Мадлен.

Когда Рэчел ушла, она, с облегчением вздохнув, опустилась в кресло: пришло время выпить чашечку кофе. Ее мозг оцепенел, тело словно окостенело. Однако что-то все же происходило у нее внутри. Что-то, давно превратившееся в лед, начало таять. Ее мир дал трещину. Но она была не в том состоянии, чтобы анализировать катаклизмы внутри себя самой.

Она представила лицо Форреста.

— Мне страшно, — прошептала она. — Форрест? Ты меня слышишь?

Все годы своего брака они не теряли надежду, надежду на то, что однажды найдут Микаэлу, надежду на то, что когда она повзрослеет, то внесет свое имя в список детей, которые ищут биологических родителей. Свои имена они уже внесли туда. Шли годы, и они все чаще проверяли, не захотела ли Микаэла найти своих родителей. Но все время получали один и тот же ответ: ваша дочь на связь не выходила; никто не знает, где она; может быть, уехала за границу, вышла замуж, даже умерла.

И может быть, вот она! Возможно, Мадлен наконец ее нашла. Призрак прошлого в облике ее пациентки, озлобленной женщины, изуродованной и физически, и морально… Влияние Форреста могло бы предотвратить ее самоубийственные порывы и оградить от опасной компании. Это Мадлен виновата. Дважды она бросала ее, дважды лишала Форреста отцовства. Его, кто так хотел иметь детей. Никакими заботами о пациентах или одиноких заключенных, никакими благими делами она не искупит свою вину перед людьми, которых любила.

Раздался звук открываемой двери, и она услышала в коридоре голос Джона. Его пациент как раз уходил. Ей надо поговорить с Джоном. Он единственный, которому она может доверять. Мадлен вскочила с кресла и бросилась к его кабинету. Постучала. Когда она заглянула внутрь, Джон уже разложил на письменном столе свой обед. Он поднял глаза и смущенно улыбнулся.

— У меня всего пятнадцать минут до прихода Эдны Розен. Мне необходимо подкрепиться.

Пятнадцать минут. Мадлен уже пожалела, что пришла. Как она может выплеснуть свои сомнения относительно личности Рэчел на старину Джона, который даже не в курсе, что когда-то она родила ребенка? Сначала она должна рассказать ему всю правду.

— Что случилось? Не стой в дверях, — Джон взял с полки тарелку. — Проходи, милая, присоединяйся.

Ангус, близкий друг Джона, каждый день вставал ни свет ни заря, чтобы приготовить ему обед, достойный самого короля. В черной миске был салат с огромными кусками брынзы, ломтиками вяленых помидоров и блестящими маслинами. Джон принялся накладывать это великолепие в тарелку.

— Джон, не нужно. Я не голодна.

— Ты должна быть голодной, как сто волков. Присаживайся! — пригласил он, подталкивая к ней салат и доставая из ящика еще одну вилку. — Я заметил, что ты исхудала. Посмотри на эти брюки. Раньше они обтягивали твою задницу. Мне так нравилось, как они сидят на тебе.

— Твоими бы устами… — улыбнулась она, пораженная, что голос звучит так обыденно.

На стол упал луч солнца, и оба взглянули в окно на плотную завесу облаков, которые разошлись так изящно, что через узенькую трещину животворный свет проложил к ним дорогу.

— Ой, посмотри на это. Солнце! — с чувством воскликнул Джон, вонзая зубы в кусок лаваша. — Какие планы на завтра?

— Эдмунд Фьюри. По пятницам я встречаюсь с Эдмундом.

Джон сделал глоток из бутылки с минеральной водой «Аква Либра» и передал ее Мадлен.

— Ах да, конечно. Твой приятель-убийца. А что ты делаешь на выходных?

О господи! Впереди подобно страшному зверю замаячили майские праздники.

— Я, как обычно, поеду к Росарии. Заберу ее на денек из больницы. Она уже… давно никуда не выходила.

Джон перестал жевать и посмотрел на Мадлен.

— Понятно. А потом?

Их взгляды на секунду встретились, и Мадлен отвела глаза. Почему она не признается? Почему просто все не расскажет? Потому что это нечестно по отношению к Джону, по отношению к Эдне Розен. Как Джон сможет сосредоточиться на проблемах пациентки, после того как она сообщит не одну, а сразу две ошеломляющие новости? Она попросит его задержаться после работы. Да, это самый лучший выход: вести себя естественно и рассказать все позже.

Джон водрузил на нос очки и, нахмурившись, посмотрел на Мадлен.

— А когда закончишь заботиться о других, то чем займешься?

— Думаю, воскресенье посвящу муравьям. Понимаешь, я задумала новую серию картин. Это всегда захватывает, — с трудом выдавила она из себя.

— А люди? — спросил Джон. — Я имею в виду нормальное человеческое общение.

— Может быть, заведу интрижку и подцеплю какого-нибудь парня. — Она затолкала в рот большой кусок брынзы, хотя в горле стоял ком, который она уже отчаялась проглотить. — Просто чтобы удовлетворить сексуальное желание. Потом, может быть, пойду в бар выпить с девчонками… Возьму из приюта бездомную собаку, чтобы было кого приласкать, с кем поговорить.