Остров вчерашнего дня - Антон Валерьевич Леонтьев

«Десять альбатросов слетелись пообедать, один вдруг поперхнулся, и их осталось девять».

Ну да, во время этого ужина и предстояло умереть – но кому? Самой миссис Олдрин, если убийства совершались по алфавиту? Ее мужу? Все-таки Тони Марстенс как местной версии Энтони Марстона?

Или, если это убийства в обратном, по сравнению с романным, порядке, даже ей самой – она ведь тоже один из «альбатросов», но если все пойдет, как в романе Агаты Кристи (или Ариадны Оливер – кто тут разберет!), то должна умереть последней.

В оригинале ее повесили, а, следуя здешней считалочке, она должна нырнуть с обрыва в море.

Бррр…

– Да, благодарю вас, Олдрин.

Интересно, что обращаться к этой явно себе на уме особе без «миссис» для нее проблемой не являлось.

Ну да, ужин! В голову Нине пришла важная мысль, и она позвала:

– Только один вопрос, Олдрин.

– Да, мисс?

Нина запнулась, не зная, как бы попонятнее сформулировать. И так, чтобы это не вызвало подозрений. Хотя наверняка вызовет.

– Вам или вашему мужу хозяин острова, мистер Ю.Ар. Дадд, не оставлял или не присылал пластинку с указанием поставить ее на заведенный граммофон в определенный час?

Миссис Олдрин уставилась на нее с выражением полного непонимания, о чем ведет речь Нина, и та поняла: нет, не присылал.

– Чего не было, того не было. А нашего хозяина, мистера Ю.Ар. Дадда, мы, мисс, до сих пор не имели чести видеть, он должен прибыть завтра.

Куда там, мистер Eu. R. Dudd уже прибыл – и являлся одним из гостей, вернее, замаскировался под одного из гостей.

И все для того, чтобы очень скоро начать свою охоту на людей.

Точнее, на «альбатросов».

Как там было? Считалочка не выходила у нее из головы. «Десять альбатросов слетелись пообедать, один вдруг поперхнулся, и их осталось девять…»

Так и они должны слететься пообедать – и одному из них суждено покинуть трапезу мертвецом.

– Значит, точно ничего не присыл, не оставлял, не передавал? Никакой пластинки и никакого граммофона?

Ведь именно так в романе, следуя инструкция судьи Уоргрейва, слуги, уверенные, что всего лишь позволяют гостям насладиться музыкой, поставили пластинку с красноречивым названием «Лебединая песня» на граммофон в соседней комнате, раструб которого был прислонен к отверстию, что вело в столовую.

И зловещий голос предъявил всем десяти обвинения в убийствах, ими совершенных и послуживших причиной их приглашения на остров.

Где они сами должны были стать жертвами убийцы.

Голос был не судьи, конечно, а специально нанятого продекламировать присланный ему текст актера, который считал, что делает запись для любительской постановки детективной пьесы.

Пьесы смерти.

Миссис Олдрин была явно раздражена вопросами Нины, еще бы, ведь та, как и она сама, являлась прислугой, хоть и была выше по статусу.

Но отчего-то корчила из себя леди и задавала крайне странные вопросы.

Крайне странные.

Миссис Олдрин скривилась, однако тон ее остался британски любезным.

– Нет, мисс, я же сказала, что никто нам ничего не присылал, не оставлял и не передавал. Ни мне, ни моему мужу.

Она бесшумно удалилась, а Нина приняла решение расспросить ее супруга, недалекого Томаса, который, может, проговорится и скажет правду.

Но отчего-то девушка не сомневалась, что миссис Олдрин уже поведала ей правду. Но как же так, ведь если зловещий голос на пластинке не предъявит обвинения, то никакое смертельное судилище на острове Альбатросов не откроется?

И пусть детали, причем во многом существенные, реальности литературной вселенной отличались от сюжета романа: общая канва должна быть схожа!

Мистер Ю.Ар. Дадд пригласил их, чтобы ликвидировать одного за другим – или он намеревался оповестить их о своих планах и предъявляемых им обвинениях каким-то иным способом?

Но каким?

Повторяя про себя считалочку про альбатросов, Нина отправилась в ванную комнату, чтобы освежиться с дороги – она ощутила, что устала.

…Когда она вернулась в спальню, то вроде бы ничего не изменилось и все лежало на своих местах, но у Нины было чувство, что кто-то, пользуясь тем, что она находилась в ванной, здесь побывал.

Любопытная миссис Олдрин – или коварный мистер Eu. R. Dudd?

Нина внимательно осмотрела содержимое распахнутого ею самой чемодана, лежавшего на комоде. Что-то забрали – или, наоборот, подложили? И почему она вообще решила, что тут кто-то побывал?

Внезапно она поняла, почему. И громко рассмеялась. Выходит, невоспитанная чайка все же не зря нагадила ей на чемодан.

Потому что засохшая, похожая на корочку, бурая клякса, которая до того, как она ушла в ванную, однозначно виднелась на крышке чемодана, теперь, в результате того, что кто-то рылся в ее вещах, отвалилась и лежала на краю ковра.

Если бы отпала сама по себе, то была бы около чемодана, а не в двух метрах от него.

Нина убедилась в том, что из чемодана ничего не исчезло и чего-то нового в нем не появилось. А что если мистер Eu. R. Dudd, наметивший ее в жертвы, насыпал ей яду? Только куда? На одежду? В коробочку с зубным порошком? Во флакон с духами?

Внимательно все осмотрев и обнюхав, Нина высыпала зубной порошок в унитаз, а духи поставила на полку в ванной – пользоваться она ими уж точно не будет.

Пока она проводила все эти манипуляции, желая обезопасить свою жизнь, раздался отдаленный звук гонга, что означало: «Леди и джентльмены, кушать подано!»

Нина спустилась в просторную столовую с небольшим опозданием, сменив костюм для поездки на поношенное и более чем скромное бледно-желтое платье, которое следовало носить секретарше-гувернантке, тем более иностранке.

«Альбатросы» в самом деле уже слетелись и даже приступили к еде – чета Олдрин бесшумно обходила большой стол, подавая аппетитные блюда.

Доктор Роджерс, вскочив, подлетел к Нине и произнес, отодвигая ее стул:

– Вы обворожительны, мисс Клейторн! Кстати, я слышал, что мать у вас немка?

Нина не успела ответить на его вопрос, который вновь сводился к тому, что она – иностранка, потому что заметила посреди стола фигурки из разноцветного нефрита, как две капли воды похожие на иллюстрации к считалочке, что висела в ее комнате. Да и не только в ее.

В канотье, цилиндре, кепке и котелке, в разных смешных позах, затейливые и смешные, по прихотливой моде конца модерна и начала конструктивизма, застыли они: альбатросы.

Проследив ее взгляд, доктор добродушно усмехнулся.

– Ну мы же на острове Альбатросов, поэтому эта тематика, правда, несколько навязчивая. Как