У нас была Великая Эпоха - Игорь Оськин

Безмерная любовь к внуку Андрею помогала ей преодолевать болезни, когда она забирала внука на все лето в деревню.

Много лет спустя тетя Нина (сестра его отца) сказала Алле: «Я поражаюсь, как Валентин вырос из такой грязи таким, каким он стал».

Он поразмышлял и не согласился. Было воспитание на положительных примерах. И незнание плохих.

Ленька рассказывал:

— Провожал ее после вечеринки домой, она шатается, я поддерживаю, а она громко п… (пускала кишечный газ) Неудобно, кругом народ…

При сыне ничего подобного она не допускала.

Не знал, что в его отсутствие мать материла Аллу, юродствовала – поевши и поругавши, жалобно просила:

— Дай мне три копейки на трамвай.

Итак, после смерти матери возникла большая проблема: уход за тетей Валей.

Ленька от забот о тете сразу отошел:

— Я не могу видеть такое…

Помогала подруга тети, бывшая соседка по коммуналке. Помогала и новая молодая соседка. Свет не без добрых людей.

Когда-то в детстве мать упрекнула его: эгоист ты.

С тетей Валей прошла вся жизнь: в деревне, в блокаде, в эвакуации. Она ведет корову к ветеринару за 10 километров, он, десятилетний, сзади погоняет прутиком. Любила шутить. В детстве – с подругой Марусей: «Хочешь, покажу тебе Москву? Ложись на спину, закрой глаза и открой рот». Садилась над ней и писяла. Ее всегда сопровождали веселые истории. В блокаду ходила из Ораниенбаума по деревням менять вещи на продукты. Заночевала у старичка, тот угостил ужином. «Дедушка, а что тут какие-то черненькие косточки?» – «Кушай, милая, кушай». После ужина: «А ведь ты, милая, собачку скушала». Никогда не унывающая, со всеми дружащая. Бездетная – врожденное бесплодие. Зарабатывала пошивом на дому, никто из соседей по коммуналке не доносил.

Нет, не мог он отказаться, совесть замучила бы. Отпадал простейший вариант: съехаться с ней по обмену в трехкомнатную квартиру. Алла соглашалась. Мешал Ленька, который здесь не жил, устраивался у баб, и которого тетя Валя прописала у себя. Прописывать у себя?

Несколько месяцев ходил к тете, принял решение: устроить в интернат. В собесе сказали: большая очередь. Тогда он написал заявление о бедственном положении одинокой парализованной женщины, у которой нет родственников, а пока ей помогают добрые соседи. И сам представился одним из них. Пустил слезу: государство должно помочь блокаднице, вдове фронтовика. Позванивал.

Сработало. Направили на обследование в больницу, затем отвезли в петергофский интернат.

Ездил навещать, тетя немного оправилась, одну ногу отпустило, она сама передвигалась по палате. Речь не восстановилась. О смерти матери он так ей и не сказал. Невозможно было понять, сознает ли она что-нибудь. Через год она умерла, по рассказам соседок, плохие сардельки съела.

Опять он занялся похоронами – на семейном участке, урна в могилу ее мужа. На сберкнижке она оставила по тысяче рублей ему и Леньке. Хоронил на полученную от нее тысячу. Ленька еще и прихватил с кухни несколько бутылок, похвалил брата:

— Здорово ты все организовал.

После его возвращения в Ленинград из армии общение с братом Леней почти сразу прервалось: брат плохо вел себя. Перед Пасхой кока позвала к себе мать и Аллу: защитить от пьяного Леньки его беременную подругу. Пришли, побитая подруга выскочила на улицу, пошли за ней:

— Куда ты на ночь, иди к нам.

Ленька догнал их, стал бить подругу, она упала, бил ногами по животу (четвертый месяц беременности). Разошлись по домам, утром молодые спали в обнимку.

«Наследственное, — вспомнил Колесов, — так и его отец бил коку».

У подруги произошел выкидыш.

«В детстве прижимал плачущего брата к своей груди, тот успокаивался. Водил в кино, наставлял. Значит, мало. Недавно еще он говорил, что все хорошее в нем от меня. Победила жизнь, переиграла меня…»

Леньку взяла под свою опеку вдова Римма, старше его на десять лет. Выпивающая и курящая, она тем не менее ввела его в некоторые рамки. У нее отдельная квартира в Пушкине. Нашли для него рабочую нишу: ремонт и обслуживание всех электроинструментов в парикмахерских. Занялся строительством дачи.

— Сам удивляюсь, — рассказывал брат, — на даче работают от зари до зари. И я тоже. Захватывает.

Пить не бросал, но неожиданно помог инсульт: вырубило ногу и руку, попортилась речь. Стал преодолевать: упражнения, нагрузки, бег, велосипед. Ограничил выпивки. Выкарабкался.

Встречались на квартире в Пушкине. Беседы – о жизни, о перестройке.

Римма умерла, ее дочь вернулась из Латвии. Брат – без прав на квартиру, вернулся в комнату тети Вали. Под Старый Новый год посмотрел религиозный фильм «Остров», взволновался и ночью во сне умер.

«При его образе жизни дожить до 67 лет – неплохо».

Колесову сообщила соседка, которую Леня на всякий случай проинструктировал насчет брата, передала сберкнижки. Хоронил вместе с соседками на деньги, найденные ими в комнате брата. «Лишние» деньги остались у соседок. На выходе из крематория одна из них разлила по бумажным стаканам бутылку коньяка – это были поминки. Урну захоронил в могилу тети Вали.

Комната отошла государству, получила соседка.

Старший брат был единственным наследником 130 тысяч рублей (пять тысяч долларов). Доказать родство помогла церковь: по ее архивным записям столетней давности установлено родство.

Вскоре после кончины тети Вали Колесов случайно встретил брата Мишу на улице. Тот подался было к нему с радостной улыбкой. Старший брат, не останавливаясь, бросил:

— Все выпиваешь? Когда кончишь, встретимся.

Ох, как горько пожалел он потом о своих словах. Но – не дано предугадать…

С Мишей больше не встречался. Через десяток лет Алла сказала:

— Тебе ничего не говорили, время прошло, наверно, можно сказать: Миша покончил жизнь самоубийством. Выбросился из окна.

Потрясенный, он вышел в другую комнату. Его трясло, душило. Молча рыдал. «И я, я тоже виноват».

Причина осталась неизвестной, то ли белая горячка, то ли что посложнее. Красивый, талантливый, сорокалетний. Была внебрачная дочь, родовая ветка Тимофеевых растворилась где-то в Крыму. Комната отошла государству.

Вернуть деньги из жилкооператива оказалось не просто, аукнулась его детская истерика, из-за которой пропало свидетельство о рождении. В оставшемся мать была под девичьей фамилией. Вернул через год после долгих хлопот.

Комната матери отошла государству. Не хватило у него духа срочно прописывать туда ее внука. Тем более, что была надежда на излечение.

Судьба обоих его родов примерно такая же, как у всех русских в 20 веке.

Основатели, два деда и две бабушки родили 13 детей второго поколения.

Пять мужчин погибли на фронтах Великой Отечественной войны, но двое из них успели дать по одному потомку. У двух женщин врожденное бесплодие.

Третье поколение насчитывало 12 человек (в том числе Валентин Колесов).

Четвертое поколение – 14 человек.

Пятое – 5 человек, еще может прирасти.

Менделеев прогнозировал пятикратный рост численности русских к 21 веку. Не получилось.

Колесов полагает, что его родительский долг выполнен на 50 процентов: при его жизни должно быть как минимум шесть потомков: двое детей и четверо внуков. У него трое: двое детей и одна внучка.

Веселие на Руси питие есть. Эту набившую оскомину фразу подтвердили многие его родственники.

От алкоголизма погиб дядя Витя Колесов, первенец во втором поколении. Запил после того, как его бросила жена, дожил до пятидесяти лет.

Далее пошли его двоюродные братья. О двоих уже говорилось.

Валерий Колесов умер в возрасте 54 лет. В детстве его оставила мать. В конце войны она спекулировала галошами, а вину взял на себя ее муж, отец Валерия, дядя Саша Колесов. Мужа посадили в тюрьму, а жена вышла замуж за другого и уехала с ним на Дальний Восток, взяв с собой дочку, а сына Валерика оставила своей матери и дяде Саше (когда он отсидит пять лет).

Мальчик Валерик страдал недержанием мочи. Дядя Саша отсидел, женился, родил еще двух детей, семья жила в 13-метровой комнате, Валерик спал в коридоре. С возрастом его болезнь прошла, но, вероятно, в психике что-то осталось. Со временем он достиг успехов по работе, женился, родилась дочь, получил квартиру. Он стал бригадиром докеров в порту, его мужественное лицо показала главная городская газета «Ленинградская правда» в очерке о передовом советском рабочем. За взлетом пошли падения: могучее здоровье поначалу справлялось с коллективными обычаями, затем пошли запои, потеря должности и работы, лечебно-трудовой профилакторий, просветления и снова падения, смерть в 53 года.

Другой брат, Валентин Баранов, сын тети Клавы Колесовой, инженер-химик, после драматической истории с первой женой (рассказано ранее) женился, родилась дочь, устроился на работу в Большой дом на Литейном – так в Ленинграде называют местный КГБ. С ним – частые встречи на застольях у тети Нины. Бездетная тетя любила его, ссорилась и мирилась с ним и с его мамой, своей сестрой. Пил он постоянно, более всего пиво. Быстро пьянел, кричал во все горло «аллес!». Жена развелась, долго жили врозь в ее комнате. После смерти бабушки жил один в комнате коммуналки. Его мама, бухгалтер фабрики-кухни, снабжала его антрекотами, которые он выбрасывал: не хотел готовить, ел колбасу. Утром пошел на работу, на лестнице упал, пошла горлом кровь, умер. Тети не назвали причину, она понятна: алкоголизм. Ему был 51 год.