До особого распоряжения - Борис Пармузин

Количество адресов Асакура сократил.

- Может провалиться, - объяснил он. - Зачем рисковать.

Ачил провалился и потянул за собой «своих людей». Муфтий рвал и метал. Японец был внешне

спокоен, продолжал работать с Кадыром.

Второй агент трижды побывал в консульстве, в кабинете Асакуры.

- Турксиб, - показывал на карту японец. - Здесь вы должны побывать. Нас интересует дорога, ее

возможности, ее работники. Хорошо бы там найти друзей.

Кадыр даже на карту смотрел со злостью.

Асакура говорил немного. Но Махмуд-бек подозревал, что в районе Турксиба готовится крупная

диверсия. Кадыр сделает первые шаги, прощупает ту дорожку, по которой пойдут более опытные агенты.

Словно догадываясь о мыслях Махмуд-бека, секретарь посольства однажды разоткровенничался:

- Нам очень важно знать об этой магистрали буквально все. В случае... - Он не досказал - «войны» и

ребром ладони резко провел по линии дороги. - Тогда нужно будет перерезать. Короче говоря, там

должны сидеть наши с вами люди, господин Махмуд-бек.

Кадыр благополучно перешел границу, и удача долго сопутствовала агенту.

Японец был доволен. Радостно потирал сухонькие ладошки и муфтий. Из Парижа от Мустафы

Чокаева пришло благословение на сотрудничество с японцами. Бородка муфтия все чаще задиралась

вверх.

- Вы можете и отдохнуть, - великодушно разрешил Садретдин-хан. - Давно не были у своего книжника.

- Да я бы не прочь, - согласился Махмуд-бек.

Вечером в конторе Аскарали спокойнее. Меньше посетителей, можно полистать книги, почитать стихи.

Если заглянет непрошеный гость - не беда. Аскарали не любит длинных разговоров. Он быстро

покончит с визитом.

В кабинете уютно. Непременный запах крепкого кофе и старые книги располагают к приятной беседе.

Аскарали знает и любит литературу, читает наизусть стихи восточных поэтов. Клиенты прощают купцу

эту его странность.

- Сейчас будет кофе, - объявил хозяин, - располагайтесь, уважаемый Махмуд-бек. Вы правы, Хафиз -

блестящий поэт. Несмотря на свою нищету, он щедро дарил города за родинку красавицы.

- Это поэзия.

- Да... - согласился Аскарали и, понизив голос, добавил: - Сейчас наши родные города здесь

продаются уже по-настоящему. И кто торгует!

Аскарали поставил перед гостем чашку кофе и стаканчик с ледяной водой. Как в Стамбуле.

- Пейте, Махмуд-бек.

- Да, торговля идет, - согласился гость. - Но этим продавцам все меньше верят.

- Хозяева приберут к рукам кого нужно. Лидеры туркестанской эмиграции станут подставными

фигурами.

- Это заметно уже сейчас.

Аскарали подошел к окну, затем открыл дверь в первую комнату, чтобы было видно, если кто войдет.

Взяв одну из старых книг, он наклонился к гостю:

57

- Кадыр благополучно возвращается домой. Ему дадут возможность дойти до границы. Возьмут на

глазах у встречающих. Вы тоже будете встречать?

- Вероятно.

- Ну что ж, пейте... кофе. Не спешите. Чувствуете, какой аромат?

Опять кто-то открывает дверь. Всякий поселившийся в караван-сарае считает своим долгом навестить

процветающего купца.

Секретарь японского посольства Асакура искренне переживал провал Кадыра:

- Надо же... Когда он столько сделал...

Асакура был уверен, что советские пограничники задержали агента случайно.

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

В старом дореволюционном путеводителе по Средней Азии я нашел следующие строки:

«Постройка среднеазиатской дороги производилась частями при самых разнообразных условиях.

Первый участок от Узун-Ада до Кизил-Арвата (217 верст) строился в 1880-81 годах.

Высочайшее соизволение на постройку этой дороги последовало 25 ноября 1880 года.

27 мая 1895 года последовало Высочайшее повеление о сооружении железной дороги на средства

казны от Самарканда до Ташкента с ветвью на Андижан».

Путеводитель откровенно говорит о значении среднеазиатской дороги: переброска войск и развитие

торговли.

В 1930 году в журнале «30 дней» были опубликованы путевые очерки Ильи Ильфа и Евгения Петрова

о поездке на Турксиб в составе группы советских и иностранных журналистов.

«Как видно, многие стремятся сейчас побывать в Средней Азии.

Вероятно, поэтому московский букинист ни за что не дает дешевле десяти рублей «Туркестанский

край» Семенова-Тянь-шаньского».

И дальше так же весело:

«Имеется еще несколько поджарых брошюрок на русском языке о мечети Биби-Ханым и о городище

Афрасиаб, но купить их можно только в Самарканде под голубым куполом усыпальницы Тимура из рук

чалмоносного служителя культа.

В итоге - десять рублей переходят к букинисту, а «настольная книга для русских людей» - к советскому

путешественнику. Из этой книги он ничего, конечно, не узнает о теперешней жизни среднеазиатских

республик».

Жизнь менялась удивительно быстро. Огромная стройка - Турксиб - была событием для всей нашей

страны.

Сейчас, когда мчатся скорые поезда с комфортабельными вагонами, проносятся тяжеловесные

составы, странно будет выглядеть попискивающий паровозик. И уж совсем странно вспоминать

караванные пути. Но мне доводилось путешествовать с караванами, доводилось жить в странах, где

железные дороги считают метрами.

Новая магистраль соединила два огромных края - Туркестан и Сибирь. Мне рассказывали, что к

рельсам подходили старые люди и гладили металл, осторожно, словно маленьких детей по головкам.

В тридцатом году появились стихи Гафура Гуляма, которые выразили чувства миллионов людей:

И теперь по нему,

По пути, что так стар,

Вереницей летят эшелоны,

Мчится хлеб, и железо, и лес,

И руда

Днем и ночью, как неотвратимый,

Неуклонный,

В грудь врага устремленный

Удар,

Чтоб скорее покончить с врагом

Навсегда,

Чтоб исчезла беда

Без следа,

Чтоб не запахом крови и гари,

А свободы дышали ветра,

Обвевая счастливые эти года...

Из разговоров с японскими дипломатами стало ясно, что они разрабатывают план нескольких

диверсий. Цель одна: в случае войны прервать движение по Турксибу - отрезать Сибирь и Дальний

Восток от всей страны.

ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ

58

Муфтий скептически относился к «святым людям». В плохом настроении называл их босяками или

шарлатанами. Он брезгливо морщился, когда видел шумную толпу во дворе караван-сарая, старался

побыстрее проскочить мимо дервишей, бродячих табибов и предсказателей.

Устроившись на новой квартире, муфтий сказал:

- Уже ради того, чтоб не слышать этих шарлатанов, нам нужно было давно перебраться сюда.

Махмуд-бек выразил сомнение: в караван-сарае легче встречаться с нужными людьми.

Садретдин-хан одобрительно посмотрел на своего секретаря:

- Вы правы, сын мой. Меня, кстати, радует, что вы стали серьезно обдумывать каждый поступок.

- Я хотел сказать об этом раньше. Но, вероятно, японским друзьям неудобно бывать в караван-сарае.

- Да, да, сын мой. Они познакомились со мной на улице. Я просто сохранял в тайне наш разговор.

На улице произошла и еще одна встреча.

Вначале муфтий шарахнулся в сторону, по-женски испуганно замахал руками:

- Идите, идите...

Махмуд-бек узнал по ярким, но оборванным одеждам двух странников, упорно торчавших под окнами

Аскарали. Муфтий принял их за гадальщиков. Из-под живописных лохмотьев у оборванцев выглядывали

кривые жилистые ноги. На плечи одного, несмотря на жару, небрежно брошена потертая шкура барса.

Лица - смуглые до синевы. Странники приблизились к муфтию. Старику некуда было деться. Он

прижался к забору.

Встреча произошла в узкой улочке, ведущей к узбекской мечети, маленькому жалкому сооружению.

«Гадальщики», несомненно, поджидали муфтия. Он ежедневно приходил в мечеть, почти в одно и то же

время.

«Барсовая шкура» осматривал переулок, а второй «гадальщик», громыхая какими-то железками,

резко наклонился к муфтию:

- Муттахидал муслими.

Садретдин-хан давно не слышал этого пароля: «Воссоединение мусульман».

- Откуда вы, дети мои? - удивился муфтий.

- Из Индии, от ваших старых друзей.

В конце переулка показались сгорбленные фигурки верующих-эмигрантов. Их всех хорошо знал