До особого распоряжения - Борис Пармузин

вызвали подозрение местных властей. Порой появлялись полицейские. Они будто случайно проезжали

мимо и, между прочим, интересовались жизнью эмигрантов.

Вооруженные люди перестали открыто показываться. Салим своими недомолвками о Фузаиле

Максуме, пожатием плеч вместо ответов нагнал тревогу. Испуганные сотники обратились к муфтию

Садретдин-хану: что делать?

Муфтий обещал подумать.

- Лучше всего нашим людям, господин, - посоветовал Махмуд-бек, - пока вести незаметный образ

жизни. Пусть утихнут события, связанные с Фузаилом.

Муфтий нервно теребил бородку.

- Вы правы, сын мой. Людей надо сохранить.

- И еще... - нерешительно начал Махмуд-бек.

- Говорите, говорите, мой сын, - поторопил Садретдин-хан.

- Боюсь, пока сотники вместе, может начаться борьба за власть, за место курбаши.

Муфтий с удивлением посмотрел на своего помощника:

- Вы серьезно подходите к большим вопросам. Я знаю этих людей. Вы правы: они перегрызутся.

И муфтий по своему обыкновению начал крыть низких, корыстных людей, забывших о своем долге

перед народом, родной землей, аллахом.

Зимой, когда мокрый снег моментально тает под ногами, лучше не заходить во двор караван-сарая.

Земля вязкая. Эту грязь днем и ночью месят люди и кони. Зимой постояльцев меньше. Хотя и нет

суровых холодов, но сюда уже реже заглядывают дервиши, да и многие мелкие торговцы выбирают

дороги получше, почище.

В конторе Аскарали, как всегда, посетители. Знакомый стойкий запах кофе, железная печка с

огоньком - в дрянном караван-сарае большая редкость.

Аскарали обратился с обычной просьбой к купцу, который, несмотря на пронизывающий, холодный

ветер пустыни, решился двинуться в Стамбул. Купец дает слово разыскать там бывшего наманганского

ювелира и передать ему письмо Аскарали.

- Добрый вы человек, - говорит купец. - Они же вам не родственники.

- Нет. Но мне хочется пристроить мальчишку. Отец его болен, стар. Мало ли что случится?

- Добрый вы, - повторяет купец и с удовольствием потягивает кофе. Он тоже долго жил в Стамбуле,

привык к горячему бодрящему напитку.

Махмуд-бек не вмешивается в непонятный разговор, сидит, перелистывает книги. Но когда купец

уходит, спрашивает:

- Что за мальчишка, если не секрет?

- Этим мальчишкой нам придется заняться. Настоящий художник растет. Большой. Нечего ему

бродить по чужим странам. Приберет какой-нибудь хозяин к рукам, сделает из него раба.

- Чем же ему поможешь?

- Нужно вернуть на родину.

Совсем другие задания у Махмуд-бека. Но и он думает о судьбе обманутых людей. Как им раскрыть

глаза? Как им сказать правду о новой жизни, о счастливой родине?

Тяжелые капли застучали в мутное окно. Поползли, лениво огибая шероховатости стекла, густые, как

масло, ручейки.

От этого стало еще тоскливее.

- Нужно решать судьбу муфтия и Мубошира, - строго сказал Аскарали. - При первом же удобном

случае их следует столкнуть, убрать побыстрее.

Прав Аскарали: и муфтий, и Мубошир, и другие повинны в несчастиях десятков тысяч людей.

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

Однажды я решил побывать на концерте артистов японской эстрады. Что я знаю о японцах? Мне

доводилось встречаться только с дипломатами и разведчиками. Они не могут дать представления о

большом народе, его культуре, истории, Это были временные люди.

На сцене пела хрупкая артистка с высокой прической, одетая в цветастое кимоно:

Видишь вишню нарядную там?

Словно туман ползет по горам...

Мы, конечно, вдвоем к ней пойдем.

После концерта я долго, до глубокой ночи, читал стихи древних поэтов Японии. Знаменитый

лаконичный жанр «хокку». В трех строчках дается целая картина. Превосходный мастер жанра, поэт XVI

века Басё умел это делать:

Рядом с цветущим вьюнком

Отдыхает в жару молотильщик...

63

Тяжко глядеть на него.

На другой день я пошел в библиотеку. Девушка тоже была на концерте. Программа ей очень

понравилась.

- Необычная, своеобразная. Если они поют о море, то слышишь шелест волн. Если о цветущей

вишне, то видишь эти лепестки, - горячо заговорила девушка.

Я согласился... На рабочем столе лежало несколько книжек. Взглянув на них, я невольно улыбнулся.

Девушка тоже заинтересовалась японской литературой и, пока в зале было мало посетителей,

перелистывала поэтические сборники.

Я вспомнил о другом. О страшных годах, когда в Японии усилились полицейские репрессии против

нарастающего движения народных масс за свои права, за демократию.

Теоретики спорили о природе фашизма, а он рос, угрожая народам мира. По улицам японских городов

маршировали будущие камикадзе - пилоты-самоубийцы, люди-торпеды... На трибунах стояли те, кто со

спокойной душой обрек их на гибель.

Я был знаком с представителями другой Японии. Мне хотелось обо всем этом сказать девушке. Но

она читала великолепные стихи. Я не стал ей мешать.

НЕПРЕДВИДЕННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

Возможно, все началось с беззаботного девичьего разговора.

Фариде шел семнадцатый год. Она родилась здесь, на чужой земле, росла под присмотром

ворчливой, но доброй старушки.

Громыхая посудой, старушка ругала жадных торговцев. Не меняя тона, обвинила Фариду и свою

внучку в безделье.

- Время трудное. Не научитесь хорошему делу сейчас - поздно будет.

Она учила девушек вышивать тюбетейки, готовить обед, шить.

Тюбетейки опять отложены в сторону, и подружки весело щебечут о каких-то там счастливых днях.

- Где вы их видите? - спросила старуха.

- У нас будут богатые мужья... - откровенно сказала Фарида и спохватилась: - Ой!.. Что я говорю...

Мечтают девушки... Хотя и прикрывают лицо ладонями при таких словах. Что им, бедняжкам, остается

делать? Сидят в четырех стенах.

У внучки родители умерли, выросла она в доме Давлят-бека, где старуха уже несколько лет ведет

небогатое хозяйство и воспитывает его дочь, Фариду.

Давлят-бек - спокойный, умный, читает книги, был в Мекке, имел в Ферганской долине землю... Но

здесь у него дела не ладятся. Сколько старуха молилась за благополучие дома степенного человека! Не

счесть молитв.

Давлят-бек уходит из дома утром, возвращается к ночи. Довольствуясь случайными заработками,

приносит несколько монет. Разве удастся хозяину выдать дочь замуж за богатого человека? Пусть

легкомысленные девочки хоть помечтают. .

Опять шепчутся, краснеют, ойкают.

- Вот за кого я выйду замуж!

Это голос внучки. Старуха, не выдержав, покосилась в сторону девушек. Внучка держала спичечный

коробок с портретом большого вельможи.

«Господи, прости ее глупость... - вздохнула старуха. - Она еще совсем ребенок...»

- А вот мой жених... - раздался голос Фариды.

Старуха увидела в ее руках фотографию. Она знала этот снимок. На нем рядом с братом Курширмата

- Нормухамедом, Давлят-беком и другими уважаемыми господами стоял молодой человек. Он бывал в

этом доме раза два-три.

- Я видела его... - продолжала шептать девушка. И опять спохватилась: - Случайно!..

Старуха не выдержала, рассердилась:

- Да как же ты, бесстыдница, могла смотреть на мужчину?

Девушки вздрогнули. Старуха была глуховатой, а сейчас все услышала. Фарида попыталась спрятать

фотографию.

- Ну-ка, отдай эту грешную бумажку, - приказала старуха.

Она вырвала из рук Фариды снимок и хотела вынести его из комнаты, но невольно взглянула на

группу мужчин.

«Если этот молодой человек находится в такой компании, если его приглашают в гости солидные

люди, то, значит, с ним считаются...»

Притихшие девушки смотрели на сосредоточенное лицо старухи. Фарида даже приподнялась:

неужели разорвет фотографию?

Повидавшая жизнь, длинную, тяжелую, полную забот, женщина сейчас задумалась о судьбе сироты.

Старуха привязалась к девушке. Фарида давно стала для нее родной.

«А ведь это хороший жених. Наверное, он беден. Впрочем, сейчас мало осталось богатых людей.

Надо поговорить...» - окончательно решила старуха.

64

Она знала, с кем и когда говорить. Молодой человек служит у муфтия. Садретдин-хана. Сначала

нужно встретиться с этим уважаемым господином.

Муфтий Садретдин-хан не мог спокойно смотреть на людей, занятых устройством личного счастья. Он