Ты всё ещё моя - Елена Тодорова

– Тёма… Артём… Чарушин мой…

Разбивает же, словно выстрелами. В решето, блядь. Будто глаз ее мне мало. И этих касаний ядовитых – на грани выносимого.

Она вся покрыта мурашками. Я это не только чувствую, но и вижу, стоит ненадолго оторваться от ее глаз и направить взгляд вниз.

Вспотевшая и в мурашках – как это возможно? Да, трясет ее, как замоченный электроприбор. Буквально колотит, как я и добивался. Но и я теряюсь. Лечу, как сорванный с орбиты здравомыслия огненный беспилотный шар.

Я собой не владею. Я, сука, собой не владею.

– Тёмочка… – и нежно стонет.

Стонет, стонет… Глядя мне в глаза, заряжает с небывалой силой. Откуда она такая? Что с ней случилось? Когда? Почему?

Ни разу взгляда не отвела. Ни разу под моим напором не прогнулась. Ни разу не смутилась настолько, чтобы пожелать как-то отгородиться.

Отдает все, что есть. Больше, чем я способен принимать.

Перемещаю правую руку. Протягивая вдоль по спине, сжимаю сзади шею. Второй закручиваю вокруг поясницы. Стискиваю ее всю чересчур сильно. Осознаю, что больно. Однако Лиза не сопротивляется. Дышит громче и ярче, но молчит.

Давлю лбом в ее переносицу. Вбиваюсь яростнее. Она лишь интенсивнее стискивает меня своим влажным жаром. Так тесно, что в какой-то миг кажется, не только резину в ней оставлю, но и собственную, блядь, кожу.

Как же в ней хорошо… Как же хорошо… Почему?

Ни с одной другой к подобному даже не приблизился. Даже сравнивать стремно. Отчего-то хочется всех разом на хрен забыть. Добрался до пика, желаю здесь остаться.

– Моя… – рублю хрипом, прежде чем успеваю подумать и остановиться.

– Да… Да, Чарушин… Да…

И глазами столько выдает, что я, мать вашу, там уже не просто теряюсь. Я там тону. Добровольно захлебываюсь и иду на дно.

Ее сердце колотится. Выбивает мне ребра. Если бы не одичалый стук моего собственного, я бы даже испугался за то, что довел Дикарку до какого-то приступа. А так, пока непонятно, чей движок в это мгновение безумнее, работаем над тем, чтобы разгонять их еще сильнее.

– Мне так хорошо, Артем… Мне с тобой так хорошо…

И моя шиза прорывает блокаду. Все демоны разом проскакивают и горланят диким хором: «Люби меня! Люби!».

Я судорожно перевожу дыхание. Лиза расширяет глаза, будто всю эту ужасающую хрень слышит. А потом вдруг опускает веки. Кажется, что ускользает. Стискиваю ее еще крепче и вколачиваюсь свирепее.

– Смотри на меня… – требую не то агрессивно, не то отчаянно. Растаскало ведь на куски, сам себя не воспринимаю. – Смотри на меня…

Она что-то очень тихо бормочет. Какие-то мягкие звуки, я разобрать их не способен. Только имя свое кое-как улавливаю. Невообразимо сладко стонет и, трепеща ресницами, пробивает меня каким-то особенным взглядом. Сразу после начинает кончать. И вот тогда сквозь ее тело проходят настоящие, мать вашу, судороги. Так она горит, так дрожит, так стонет, так сжимает и пульсирует вокруг моего члена – я буквально охреневаю от того чувственного шока, что при этом испытываю. Накрывает, как ни держусь. Даже темп как-то изменить не успеваю. Хорошо, что в презервативе. Потому что кончаю я совершенно неожиданно, выдернуть бы не успел. С низким перебитым стоном толкаюсь в Лизу до упора и замираю, пока тело разрывает на подъеме нереального наслаждения. С каждым выбросом спермы всем телом вздрагиваю. И хриплю, что-то хриплю ей прямо в губы… Толку, что не целую, если и без поцелуев всю душу, на хрен, выплескиваю.

Как потом заталкивать все это обратно?

18

Разве это не любовь?

© Лиза Богданова

Чарушин с тяжелым вздохом опускает веки, и наш затяжной зрительный контакт обрывается. Жесткое давление его рук стремительно слабнет. Я отчетливо ощущаю, что теряю его. И мне тотчас становится холодно. А пару секунд спустя еще и одиноко – он покидает мое тело.

Ничего не говорит. Даже не смотрит – его веки все еще находятся в судорожно-сжатом положении, когда он выдает новый высокий и отрывистый вздох. После Чарушин отворачивается и шагает в сторону ванной. Мгновение спустя застывшее вокруг меня пространство сотрясает грохот захлопывающейся за ним двери.

Я сделала что-то не так?

Ему ведь было хорошо. Я чувствовала. И смотрел Артем так… Не без примеси живущей в нем ярости, но вместе с тем так, словно тоже, вопреки всему, очень сильно любит. Вспоминаю, и тело тут же перебирает дрожь. Внутри и снаружи. Возвращается колотун. Эмоциональный. Крайне сильный. Без всякой страстной томительности. Столько всего ощущаю, что даже разобрать и разделить невозможно. Где уж попытаться успокоиться?

Стараясь концентрироваться на хорошем, лишаю себя возможности раскисать. Сползаю со стола и на негнущихся ногах медленно бреду в ванную. Оставляя голову холодной, быстро принимаю душ.

На этот раз позволяю себе высушить волосы.

Времени уходит немало, но когда я возвращаюсь в гостиную, во второй ванной все еще шумит вода. Ненадолго замираю, не зная, как дальше быть. А потом осмеливаюсь подняться на второй этаж и найти одежду. Раньше Чарушин приводил меня в комнату одной из своих сестер и говорил брать все, что захочется. Но в одиночку копаться в их вещах я не решаюсь. Выбираю более приемлемый вариант – гардеробную самого Артема.

Войдя в его спальню, теряюсь от нахлынувших бурным валом эмоций. Притормаживаю, не в силах двигаться. Пол под ногами будто растворяется. То ли я проваливаюсь и куда-то лечу, то ли само помещение начинает вращаться.

«Люблю тебя, Дикарка… Лиза… Люблю тебя…»

Как же Чарушин здесь находится?

Неужели ничего не екает? Неужели все же остыл? Неужели на него не сыплются все эти счастливые мгновения, что мы разделили в прошлом?

Как это вообще возможно?

Перевожу дыхание и решительно пересекаю пространство спальни. Захожу в гардеробную, тяну с полки первую попавшуюся футболку, быстро надеваю и, наконец, освобождаюсь от полотенца.