Избранные и прекрасные - Нги Во

Полеты фантазии Дэйзи обычно на меня не действовали, но после этих слов я удивленно заморгала. Незадолго до ее появления я слышала громкий топот и стук, а потом – неразборчивые вопли из тех, какие ассоциировались у меня с футбольными матчами.

– Бросил тебя?..

Ее руки трепетали, как вспугнутые птички, алые губы непрестанно улыбались. Не удосужившись посвятить меня в подробности, она перешла к самой сути.

– Да он сегодня вечером едет куда-то с этой девчонкой. И ему все равно. До меня ему нет дела.

Вот почему Дэйзи держала меня при себе. В отличие от других подруг, я не уверяла ее, что все наладится, не клялась отомстить и не предлагала ей способ стать такой красивой, чтобы он никогда больше не сводил с нее глаз. Ничто не могло наладиться, женщина вроде Дэйзи крайне мало чем могла отомстить своему мужу, а красивой она была и без ухищрений. Вместо всего этого я предлагала ей нечто иное.

– Слушай… – я огляделась по сторонам. – Отвези меня куда-нибудь в безопасное место. Надежное, где можно не остерегаться.

Ее глаза просияли, она взяла меня за руку.

– О, приключение! Джордан, дорогая, ты всегда знаешь, что мне нужно.

– Может быть, – отозвалась я.

Она увезла меня в своем полночно-синем родстере, пронеслась по холмам Ист-Эгга так, словно они нанесли ей личное оскорбление. Мы проехали мимо загона, где паслись лошади Тома, через рощицу, где, по словам Дэйзи, повесили последнюю ведьму Лонг-Айленда, и остановились на высоком берегу с песчаными дюнами, на незастроенной стороне полуострова. Машину Дэйзи поставила так, чтобы из нее открывался вид на воду – ничего, кроме синевы и украдкой подползающего острова Брайарвуд, – потом расслабилась на сиденье, положила голову мне на плечо и затеребила обеими руками мою руку.

– Так что стряслось, дорогая? – заговорщицким тоном спросила она. – Ты все-таки влюбилась в Ника? Я продумала столько планов, как свести вас вместе, а вы оба торчите в городе, будто там вам медом намазано.

– А здесь взглянуть не на что, кроме песка и моря, – ответила я. – Дэйзи… Гэтсби хочет тебя.

Она замерла, ее голова на моем плече отяжелела, пальцы вдруг стиснули мою руку и разжались. И она затихла.

– Да?.. – спросила она. Голос казался идеально уравновешенным, как метательный нож, но в настоящий момент у нее под рукой не было мишени – только я рядом с ней в машине, стоящей над искрящейся водой.

– Да… слушай.

И я рассказала ей все, начиная с той ночи, когда встретила Ника на вечеринке у Гэтсби, и вплоть до случившегося минувшей ночью в «Золушке». Я ничего не утаила – ни засосы на шее Ника, ни вид Гэтсби после общения с его мажором из Амхерста. С таким же успехом я могла бы рассказывать ей волшебную сказку без единой реалистичной детали.

Я умолкла, потому что на этом история кончилась, и слегка толкнула Дэйзи, чтобы она наконец села прямо. Она нехотя подчинилась, и, к моему шоку, к моему полному и глубокому потрясению, ее глаза оказались полны слез.

– Боже мой, боже мой… – завороженно шептала она. – Он любит меня.

– Уж не знаю, любит ли, – ответила я. – Он был… не знаю, Дэйзи.

– Любит, – заверила она, сжимая кулачки. – Любит, любит.

Над бухтой сгущались темные тучи, бриз, налетая, холодил испарину на моих голых руках. Боль поселилась между глаз, пронзила виски, пока тучи перекатывались в небе, как игральные кости у крупье.

– Дэйзи…

– Расскажи еще раз, – потребовала она, повернувшись ко мне. Бухта и небо все больше напоминали по цвету ее глаза, и я повторила рассказ.

Слова доходили до нее, и, когда я закончила, на нас упали капли – крупные, твердые, разреженные, так что наши легкие платья не промокли, а скорее украсились веснушками.

Когда Дэйзи наконец отвела от меня взгляд, я откинулась на спинку сиденья и отвела влажные пряди волос от лица. С некоторым запозданием Дэйзи подняла крышу родстера и прикурила нам по сигарете. Мы курили молча, ее рука накрыла мою по-хозяйски и вместе с тем почти пугливо.

Все будет хорошо, подумала я. Мне вспомнилось, как в прошлый раз она так же накрыла мою руку и тогда все тоже было хорошо.

Глава 10

Дэйзи вышла за Тома всего через девять месяцев после перемирия, через три месяца после «Фулбрайта» и за три года до того, как я приехала к ней в Ист-Эгг. Июнь был дождливым, но то воскресное утро выдалось солнечным, солнце выглянуло и спалило облака, словно не могло устоять перед будущей миссис Томас Бьюкенен.

Свадьба Дэйзи была чудом, она собрала гостей со всего штата и территорий за его пределами. Прибыли Карлайлы из округа Фултон, Пэрриши из Аптона и, конечно, толпа родственников Тома из Чикаго: Уэлти, Анселмы, Эванстон-Палмеры и Толланды. Скамьи со стороны, отведенной родственникам Дэйзи, тоже не пустовали – их заполнили Фелпсы, Муны и Петри, а также более дальняя и менее многочисленная родня. Дальние и авторитетные Каррауэи прислали представителя, несмотря на то что ранее в этом году пережили небольшую трагедию, а благодаря Миллеям из Висконсина у Дэйзи появилась цветочница – малышка кузина, похожая на только начинающий расцветать розовый бутон.

Церемония состоялась в церкви Назарянина, которую мы обе посещали еще с детства; вся она украсилась синими гиацинтами, от запаха которых я словно опьянела. Гиацинты начинают увядать в тот же момент, как их срезают, объясняла я Уолтеру Финли позднее тем вечером; с флористами договорились на четыре утра, чтобы цветы не потемнели и не поникли еще до начала церемонии.

Том был в ярком черном, Дэйзи словно парила в белом облаке, подружки невесты в синем муслине сами немного походили на гиацинты, хотя, пожалуй, были чуть более выносливыми и крепкими. Со мной в пару поставили Питера Вулси, товарища Тома по колледжу. Он был сложен как стена, которую кто-то одел в приличный галстук и фрак, и перед свадьбой мать Тома поручила мне следить, чтобы Питер не напился до умопомрачения и не вздумал произнести пошлый тост. Я исправно выполняла свой долг и поила его шампанским, пока не начался прием после церемонии, а уж потом все набрались и провозгласили столько пошлых тостов, что я сдалась и последовала примеру остальных.

Звезды танцевали над головой в честь свадьбы Дэйзи, я очутилась рядом с Уолтером, только что вернувшимся с войны и щеголяющим эффектной черной перевязью, в которой покоилась его раненая рука. На танцполе ранение ему не мешало, а когда в час ночи он поцеловал меня, я рассмеялась так, словно этот поцелуй стал для меня первым.