Дело об удачливом проигравшем - Эрл Гарднер

— А обвиняемый говорил вам что-нибудь о том, что он собирается делать, если тот человек попытается его избить?

— Он сказал, что будет защищаться.

— Он объяснил каким образом?

— У него есть оружие.

— Вы можете проводить перекрестный допрос, — повернулся Роджер Фаррис к Мейсону.

— Вы разговаривали с Гатри Балфуром, дядей обвиняемого, в тот день? — спросил Мейсон.

— Я возражаю. Это несущественно, не допустимо в качестве доказательства и не имеет отношения к делу. Перекрестный допрос ведется не должным образом, — встал со своего места Роджер Фаррис.

— Мне хотелось бы получить ответ на этот вопрос, Ваша Честь, — обратился Мейсон к судье. — Я думаю, что имело место общение, которое следует рассматривать, как единое целое с происшедшим.

— Ну уж никак не единое целое, — заявил Фаррис. — Я не возражаю против того, чтобы мистер Мейсон спрашивал эту свидетельницу о каких-либо ее разговорах с обвиняемым по слушаемому делу. Мы не возражаем против того, чтобы мистер Мейсон спрашивал о чем-либо, в связи с разговором, по которому я сам только что допрашивал ее, но, естественно, мы не допустим, чтобы представлялись какие-то разговоры, состоявшиеся между той свидетельницей и дядей обвиняемого, при которых сам обвиняемый не присутствовал, и которые, насколько нам известно, не имеют никакого отношения к вопросам, рассматриваемым на настоящем слушании. Если такой разговор состоялся и он имеет отношение к делу, то он является частью версии, которую будет представлять защита. Этой свидетельнице вручалась повестка о явке в Суд, как свидетельнице со стороны защиты. Мистер Мейсон имеет право допрашивать ее сколько угодно о любых разговорах с мистером Гатри Балфуром, когда он пригласит ее для дачи показаний со стороны защиты. Тогда мы, естественно, выступим с возражением против представления любого разговора, состоявшегося вне слышимости обвиняемого или не имеющего никакого отношения к рассматриваемому делу. Если бы для доказательств использовались подобные процедуры, то не было бы необходимости свидетелям принимать присягу. Кто угодно мог бы сесть в свидетельскую ложу и рассказать о каком-нибудь разговоре с каким-то лицом, которое не находится под присягой.

— Я считаю, что господин заместитель окружного прокурора прав, мистер Мейсон, — заметил судья Кадвелл. — Суд желает оставаться справедливым и бесстрастным. Вы не имеете права представлять в качестве доказательства разговор свидетельницы с лицом, не являющимся обвиняемым. Однако, Суд разрешает задавать вам вопросы касательно того разговора, о котором ее допрашивал мистер Фаррис.

— У меня больше нет вопросов, — объявил Мейсон.

— Я приглашаю миссис Гатри Балфур для дачи свидетельских показаний, — вызвал Роджер Фаррис.

Пока миссис Балфур направлялась вперед со своего места в зале суда, Пол Дрейк подошел к заграждению, отведенному для адвокатов, и встретился глазами с Мейсоном. Он протянул ему листок бумаги и прошептал:

— Это заверенная фотокопия заявления Гатри Балфура на выдачу водительского удостоверения.

Мейсон кивнул, развернул лист, взглянул на него один раз, потом еще раз и свернул его.

Дорла Балфур со стройной фигурой и выразительными карими глазами произвела большое впечатление на присяжных. Несколько подавленное настроение миссис Балфур показывало, что ее естественная жизнерадостность несколько приглушается из почтения к серьезности ситуации. Она с самого начала понравилась присяжными.

Она продиктовала секретарю суда свое полное имя и адрес, удобно устроилась в кресле, предназначенном для свидетелей, элегантно опустившись в него, подняла ресницы и посмотрела вначале на заместителя окружного прокурора, затем на присяжных, а потом снова опустила ресницы.

В этот момент в зале суда послышался какой-то шум и напоминающий медведя-гризли окружной прокурор Гамильтон Бергер стремительно влетел в зал.

Требовалось лишь раз взглянуть на его самодовольное, победное выражение лица, как становилось ясно, что до него донеслись слухи о полном замешательстве и растерянности Перри Мейсона. Окружной прокурор специально пришел, чтобы лично участвовать в полном разгроме противника.

Ему много раз доводилось видеть, как Мейсон, с поражающей находчивостью и изобретательностью выкручивался из казавшихся безнадежными ситуаций. На этот раз Гамильтон Бергер, перед тем, как появиться в зале суда, подождал, пока Мейсон не использовал все свои стрелы. Всем стало очевидно, что Дорла Балфур будет последним свидетелем, и Мейсона вынудят принять какое-то решение. Или он отправит обвиняемого в место дачи показаний, или нет. Если отправит, и рассказ обвиняемого совпадет с версией, представленной Баннером Болесом, то у обвиняемого есть неплохой шанс показать, что он убил в целях самообороны. Однако, в таком случае, Мейсон рискует признаться в непрофессиональном поведении и быть обвиненным в попытке сокрытия доказательств, переданных ему Болесом. Если рассказ обвиняемого будет отличаться от показаний Болеса, то нет и одного шанса из ста, что присяжные ему поверят.

Фаррис, очевидно, старался предстать в лучшем свете перед своим шефом. Он задал миссис Балфур свой первый вопрос:

— Миссис Балфур, вы помните вечер девятнадцатого сентября текущего года?

— Очень хорошо, — ответила она.

— Вы разговаривали в тот день с обвиняемым?

— Да, сэр.

— Когда?

— Вечером.

— Где?

— На вечеринке, устроенной миссис Ингл в честь моего мужа.

— Это было что-то типа прощальной вечеринки?

— Да, сэр.

— В тот вечер ваш муж сел на поезд?

— Да, сэр.

— И вы тоже сели на тот же поезд?

— Да, сэр. Изначально планировалось, что я провожу мужа до Пасадены. Однако, в последний момент он попросил меня проехать с ним до конечного пункта.

— Это не имеет значения, — сказал Роджер Фаррис. — Я просто пытаюсь установить время и место разговора. Кто присутствовал при вашем разговоре?

— С обвиняемым?

— Да.

— Только он и я. То есть вокруг находились и другие люди, но он отвел меня в сторону.

— И что он вам сказал?

— Он признался, что набрал долгов, играя в карты и что он не мог позволить себе уклониться от их уплаты. Он завяз достаточно глубоко, и ему нужно отдать деньги, или он окажется в опасном положении. Ему уже пригрозили, что придет человек за деньгами — наемный бандит, головорез, который изобьет его до полусмерти. Одним словом, ему требовались деньги.

— Он просил денег у вас лично?

— Нет. Он просил меня заступиться за него перед моим мужем, когда мы поедем на поезде, и уговорить мужа предоставить обвиняемому двадцать тысяч долларов.

— Вы можете проводить перекрестный допрос, — повернулся Роджер Фаррис к Мейсону.

— И вы обратились к вашему мужу с подобной просьбой, когда сели на поезд? — спросил Мейсон.

— Не тогда. Позднее.

— Насколько позднее?

— Понимаете, мистер Мейсон, предполагалось, что я сойду с поезда в Пасадене, но в последний момент Гатри попросил меня и дальше поехать вместе с ним. Он признался, что чувствует себя как-то неуютно, что у него предчувствие, что что-то должно случиться. В общем, он попросил меня не сходить с поезда.

— Вы так и сделали?

— Я возражаю. Это несущественно, недопустимо в качестве доказательства и не имеет отношения к делу. Перекрестный допрос ведется не должным образом. Это никак не относится к разговору, по которому давала показания свидетельница. Мы с радостью предоставим мистеру Мейсону возможность допросить эту свидетельницу касательно всех фактов связанных с разговором с обвиняемым. Но любой разговор, который в дальнейшем имел место между этой свидетельницей и ее мужем является несущественным, не допустимым в качестве доказательства и не имеющим отношения к делу.

— Возражение принимается, — постановил судья Кадвелл.

— А вы фактически сошли с поезда в Пасадене? — спросил Мейсон.

— Я возражаю. Это несущественно, не допустимо в качестве доказательства и не имеет отношения к делу. Перекрестный допрос ведется не должным образом.

— Я разрешаю этот вопрос, — заявил судья Кадвелл. — Я намерен предоставить защите все возможности для подробного перекрестного допроса. Вопрос о том, что свидетельница говорила своему мужу — это одно, но обстоятельства, окружающие разговор, допустимо представить. Отвечайте.

— Конечно, нет, — воскликнула миссис Балфур.

— Разве вы в тот вечер не были в мотеле «Берлога»?

— О, Ваша Честь, — запротестовал Роджер Фаррис. — Цель задаваемых вопросов вполне очевидна. Это попытка запутать рассматриваемые аспекты. Это также клевета на свидетельницу. Не имеет значения то, что она делала. Она давала показания только касательно одного разговора.

— Она заявила, что села на поезд со своим мужем, — заметил судья Кадвелл. — Суд готов проявить всяческое снисхождение к защите. Я разрешаю вопрос.