Соль неба - Андрей Маркович Максимов

– Когда церковь занимается благотворительностью – это хорошо, это правильно, это современно…

Дорожный медленно и, как ему казалось, торжественно вышел из Храма.

К нему тут же подскочила девушка-тележурналист и сунула микрофон, привязанный к камере:

– Как вы относитесь к тенденции открытия церквей в наше непростое время?

«Сама, что ли, дура не знаешь?» – хотелось ответить Дорожному, но он сдержался и ответил так, как было надо.

После чего Дорожный сказал собравшимся несколько слов о роли церкви в современном обществе. Говорил громко, пафосно, особо не вдумываясь в смысл собственных слов. Дорожный уже давно овладел искусством, необходимым любому российскому начальнику: не тратить лишних мыслей на произнесение обязательных слов. Дорожный знал, что слова эти будут опубликованы завтра во всех местных и в паре областных газет.

Он уже собрался уезжать, но тут к нему подошел отец Константин и предложил пройти в дом выпить чаю.

За много лет руководства Семен Иванович привык к тому, что не помнит точно, какие именно его ждут дела – чтобы помнить об этом, были помощники, но твердо знает: такие дела есть, их много, и все неотложные.

Однако отказать священнику при таком скоплении народа было невозможно и Дорожный произнес, улыбаясь прихожанам и журналистам:

– Благодарю вас. С удовольствием.

Семен Иванович Дорожный был убежден: если его приглашают выпить чая или не чая – его непременно будут о чем-нибудь просить. Он уже давно отвык от простого, беспечного трепа. Просто так, ни о чем с ним разговаривала разве что жена. Даже дети – и те чего-нибудь да требовали.

Когда он работал в райкоме партии, ему нравилось ощущать собственную необходимость и, что особенно важно, собственную силу и возможность помочь всем и каждому. Потом бесконечные просьбы начали раздражать, но постепенно привык, научился слушать внимательно, смотреть проникновенно.

Понимая, что начальник спешит, отец Константин начал говорить сразу, едва красивая женщина с необычным именем Ариадна разлила чай. Речь вел образную, красивую про то, что необходимо отремонтировать звонницу при Храме.

Дорожный понял, что и здесь, в церкви, у него просят того же, что и везде, – денег, и ему стало скучно. Он спросил про цену вопроса, дабы продемонстрировать, что заинтересовался рассказом.

Настоятель слушал внимательно, смотрел взглядом заинтересованным, даже пронизывающим, но молчал.

Отец Константин снова начал вещать, что без звонницы Храм – немой, Дорожному стало совсем неинтересно, и он оглядел кухню.

Сам-то он давно жил в отдельном доме, гостей принимал в большой гостиной, где на стенах висели картины местных художников, а также фотографии, на которых хозяин был изображен рядом со знаменитыми людьми.

Но вот эта кухня вдруг напомнила Семену Ивановичу детство, маму с папой и то, что к чаю дали мед с баранками, тоже было вполне ностальгично и поэтому немного печально.

И старик – настоятель еще… Улыбался так, словно понимал что-то такое важное, о чем говорить не принято.

Семен Иванович посмотрел на часы и подумал, что еще, пожалуй, минуты три, потом сказать какие-нибудь слова про русское гостеприимство и духовность, и можно отправляться по своим делам.

Отец Константин, видимо устав, затих.

Помолчали.

– Хорошо тут у вас, тепло, – сказал Семен Иванович фразу, которую всегда говорил во всех домах: будь то новое общежитие, куда он заходил под вспышки фотоаппаратов или квартира друга детства.

– Сам-то ты как живешь, тревожно? – неожиданно спросил старик.

К Семену Ивановичу никогда – никогда! – не обращались «на ты» незнакомые люди. Но обижаться, тем более злиться на человека в рясе и с крестом на груди было невозможно. И мэр растерялся, не зная, как реагировать.

– Тревожно тебе, – повторил старик. – И грустно часто бывает. Сказать «почему», али нет у тебя такой надобы?

Никто и никогда… Да, никто и никогда не разговаривал с Дорожным так. Семен Иванович даже обрадовался, что не взял с собой помощника, а то бы неудобно получилось.

Мэру показалось, что этот старик-священник знает про него что-то такое, чего он знать, по идее, не может, в чем сам-то себе Дорожный не всегда и не вдруг признавался.

– Когда душа болит – это плохо, – произнес отец Тимофей спокойно. – Чтобы боль утишить что надо? Лекарство правильное. Тоскуешь, что ли?

«Почему он так со мной разговаривает? – подумал Дорожный и почувствовал, как у него на лбу выступили капли пота. – Кто дал ему такое право? Все: быстро сказать про гостеприимство, про духовность и – вон отсюда!»

То, как и о чем говорил молодой священник, было понятно, правильно и привычно: не разговор – просьба. Как всегда…

Старик же вел свою речь странно, словно лучом рентгеновским светил. Никто и никогда не смел с Дорожным – так. Никто и никогда. Да и к чему это? Он сам про себя все знает. Все про себя ему известно, чай, не первый день живет на свете Семен Иванович Дорожный, не первый год с самим собой общается.

– Тоска – зверь ночной, – вздохнул отец Тимофей. – Днем в глубину сердца прячется, будто и нет ее. А ночью выходит. И куда от нее денешься?

Отец Константин удивлялся. Раздраженно думал: «Для чего Тимофей ему про это говорит? Понравиться хочет? В душу залезть? Надо было напирать вдвоем на звонницу – толку больше было бы…»

Это были хорошие мысли, правильные, логичные, но одновременно Константин чувствовал, как внутри него поднимается и разрастается все шире непонятно откуда взявшееся облачко восторга – восторга перед тем, как ведет себя отец Тимофей с большим начальником. Константина это радовало и раздражало одновременно, и совсем не хотелось сейчас здесь анализировать, отчего эта радость, смешанная с раздражением, возникает в нем.

А потому, извинившись, Константин вышел и пошел в свою комнату, где долго и молча смотрел на лик Спасителя, ни о чем даже мысленно не спрашивая Его, ни о чем даже про себя не моля Его, а просто ища поддержки, вроде бы непонятно почему, зачем и по какому поводу.

Когда отец Константин вышел, Дорожный почувствовал облегчение, словно ушел ненужный свидетель.

И снова – на миг – показалось, будто сидит он у родителей на кухне. Откуда это ощущение берется? Бог разберет… Ощущение – чувство таинственное, неведомо откуда и по какому поводу возникающее. Но вот ведь – возникает и держит душу в ласковых клещах.

Отец Тимофей молчал, смотрел только, словно ожидая, что Дорожный заговорит сам.

– Да нет у меня никакой особой тоски, – усмехнулся Семен Иванович. – Нет, бывает иногда… Чуть-чуть… Как у всех. –