Элис. Навсегда - Гарриэт Лейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отжав из скатерти воду, я кладу ее в стиральную машину. В кухню входит Лоренс и говорит, что собирается провести утро у себя в кабинете. Мы обмениваемся несколькими словами. Я сообщаю, что после обеда планирую уехать.
– Что ж, – произносит он. – Тогда до скорой встречи, я надеюсь.
И уходит с чашкой чая, яблоком и куском поджаренного хлеба с маслом, зажатым в зубах. Услышав, как за ним закрывается дверь, я ощущаю приступ меланхолии.
Вскоре появляются Сельма и Шарлотта, они идут к бассейну «окунуться в последний раз перед отъездом к Банни», и спрашивают, не желаю ли я составить им компанию.
Позднее вниз спускается Тедди, глаза у него совершенно стеклянные, словно ему тоже плохо спалось. Он долго сидит перед миской с кукурузными хлопьями, помешивает их ложкой, но почти не ест.
– Ты в норме? – спрашиваю я, но он в ответ выдает неопределенное мычание и лишь переворачивает страницу газеты.
Прибравшись в кухне, я собираюсь подняться наверх, чтобы упаковать вещи в сумку, а Тедди неожиданно резко отталкивает от себя миску и говорит:
– Между прочим, Фрэнсис, я давно собирался кое о чем тебя спросить.
Я останавливаюсь, держась за дверную ручку.
– Я знаю, что ты солгала об аварии, – заявляет он. – Ты сказала нам неправду.
В изумлении и замешательстве я смотрю на него ничего не выражающим взглядом, хотя, конечно же, прекрасно понимаю смысл его слов. В ушах шумно начинает пульсировать кровь.
– Прости, о чем ты? – произношу я и, чувствуя внезапную слабость в ногах, усаживаюсь за стол напротив Тедди, хотя внутренний голос подсказывает, что мне следовало бы уйти и как можно быстрее.
– Мне известно о твоей лжи. Я читал протокол. Текст показаний, которые ты дала полиции на месте аварии. Просто попросил Кейт Уиггинс дать мне возможность ознакомиться с документами, и она пошла мне навстречу.
Он сидит, откинувшись на спинку стула, скрестив руки на груди, и смотрит на меня холодным взглядом бледно-серых глаз Кайтов – глаз Элис. Смысл происходящего становится мне предельно ясен: пережив прошлым вечером унижение, Тедди решил, что настал подходящий момент показать свой характер. Собственная уязвимость сделала его опасным. Он не желает оставаться одиноким в своих страданиях.
– Даже не представляю, что ты имеешь в виду, – говорю я. – Я никому не лгала.
– Неужели? И это не ты придумала слова, якобы сказанные моей матерью перед смертью? «Передайте им, что я их очень люблю»? Потому что, насколько мне известно, ты впервые произнесла их, когда встречалась с нами. Ранее они нигде не были зафиксированы. А ведь ты к тому времени успела уже побеседовать по меньшей мере с двумя разными полицейскими.
Я опускаю голову, не в силах больше смотреть ему в лицо. Не хочу, чтобы он понял, до какой степени я зла. Причем моя злость направлена в основном на саму себя. Я готова возненавидеть себя за то, что поддалась соблазну, пошла на риск, хотя в тот момент мне необходимо было сказать нечто подобное, чтобы наладить контакт с Полли и Лоренсом. Но я ненавижу и его за слабость, за то, что решился бросить мне в лицо это обвинение, только когда стало плохо самому.
– Я не могу понять одного, – продолжает Тедди. – Зачем тебе это понадобилось? С какой стати ты решила соврать о чем-то подобном совершенно незнакомым людям?
Звук стиральной машины в соседней подсобке меняет тон, когда она переключается на новый цикл работы. Зелень на огороде за окнами кухни купается в утреннем сиянии. Грач садится на циферблат солнечных часов, но тут же опять взмывает ввысь.
– Это была глупость с моей стороны, – признаю я после паузы. – Не уверена, что сумею объяснить, зачем так поступила. Разумеется, подобное непростительно.
Тедди молчит.
– Но разве я кому-то сильно навредила? Что плохого было в том, чтобы дать вам всем хоть какое-то утешение в горе?
Он не двигается, но я замечаю легкую перемену в выражении лица. Ему хочется мне верить. Тедди ждет, чтобы я объяснилась и успокоила его. И эта мысль придает мне куража.
– Да, ты прав, – продолжаю я. – Я поступила опрометчиво. Но, Тедди, пойми, когда я пришла к вам в дом и впервые всех вас увидела… О, это трудно выразить словами! Мне показалось, будто именно чего-то подобного вы от меня ждете. Мне очень хотелось помочь вам, сделать для вас хоть что-нибудь, любой пустяк. И, похоже, из-за этого я увлеклась. Мне искренне жаль, если я только усугубила ваши страдания.
Некоторое время мы сидим молча.
– Пожалуйста, поверь мне, – умоляюще говорю я.
Тедди проводит руками по волосам и вздыхает.
– Я тебе верю.
Его слова вызывают во мне волну невероятного облегчения.
– Ты хочешь, чтобы я во всем призналась Полли? – спрашиваю я. – Или она уже знает? Ты говорил об этом с кем-либо еще?
Тедди запрокидывает голову и смотрит в потолок.
– Нет, я не рассказывал ей об этом, как и никому другому, – отвечает он. – И уже сам не знаю, как поступить. Ты-то как считаешь? Мне следует ей все рассказать? Или тебе самой?
Тедди встает, ставит свою миску в раковину и задерживается у окна, глядя на дорожку из гравия, ведущую к крокетной площадке, на отдаленный луг.
– Фрэнсис! – Он поворачивается ко мне. – Давай оставим это между нами. – Нет смысла причинять им новые огорчения. Боюсь, Полли не воспримет это правильно. Как и папа. Я сам верю, что ты поступила так из лучших побуждений, и поставим на этом точку.
– О, Тедди! – восклицаю я. – Как же я благодарна тебе! Хотя чувствую себя полнейшей идиоткой.
Он подходит и обнимает меня.
– Ты действительно идиотка, – улыбаясь, говорит Тедди.
Стоя в его объятиях, я вдруг понимаю, какое облегчение испытывает он сам. У него должно быть чувство человека, который избавился от занозы в душе, и он даже благодарен мне за это.
Позже тем же утром я покидаю «Невер». Сельма и Шарлотта уже уехали, причем обе попрощались со мной очень тепло, даже сердечно. В общем, Сельма полностью мой человек, а скоро им станет и Шарлотта. Мне почему-то кажется, что с Шарлоттой никаких проблем больше не возникнет.
А вот Лоренс не выходит проводить меня. Дверь его кабинета остается закрытой.
– Передайте огромный привет отцу, – прошу я Полли и Тедди, когда мы расстаемся перед домом. – Скажите ему, что я наслаждалась каждой проведенной здесь минутой.
Когда моя машина минует оливково-зеленые ворота, я поднимаю руку в прощальном взмахе, но в зеркальце заднего обзора замечаю, что Полли и Тедди уже повернулись и направились к арке, ведущей на задний двор. Я понимаю, что их мысли заняты чем-то иным: может, они собираются сразиться в теннис или прогуляться до деревни и пообедать в пабе.
Я проезжаю по проселку мимо луга, а потом выруливаю на шоссе, которое тянется через Бидденбрук. Несколько непоседливых детей карабкаются по шведской стенке на игровой площадке, а рядом с «Королевским гербом» выставлена доска. На ней мелом рекламируется блюдо дня: жареная свинина.
Меня к обеду ждут родители. На дороге почти пусто, и я быстро добираюсь до места. На окраине деревни рядом со зданием начальной школы, где я когда-то училась, мне приходится остановиться на красный сигнал светофора. Дожидаясь его переключения, я дотягиваюсь до пассажирского сиденья и открываю «молнию» на сумке. И вот она здесь, уложенная вдоль края – серая шаль, принадлежавшая Элис и висевшая на крючке в холле. Мне очень нравится ее цвет, а она нежная и мягкая – это тончайший кашемир. Я прижимаю ее к лицу, улавливаю чуть заметный аромат, оставленный прежней хозяйкой и пропитавший волокна: свежий, бодрящий, какой-то по-настоящему утренний запах.
Я успеваю набросить шаль себе на плечи, прежде чем загорается зеленый и можно ехать дальше.
Родители решили устроить нечто вроде пикника в саду.
– Ну разве не замечательно? – говорит мама, расставляя раскладные стулья и делая вид, будто не замечает сильных порывов ветра, под которыми салфетки со стола гигантскими желтыми бабочками взлетают и опускаются в заросли молочая.
Я догадываюсь, что идея обеда на свежем воздухе родилась и была до мелочей продумана несколько дней назад, а теперь, чтобы отказаться от нее, требуется много импровизации и хлопот. Мы сидим, поеживаясь от холода, под веселенькой расцветки полосатым навесом, который то надувается, то опадает, и передаем друг другу миски с салатом из свежих овощей, миниатюрные помидоры черри, куски хлеба и ломтики лотарингского пирога.
– Хороших знакомых, – отвечаю я на вопрос, кого навещала в Бидденбруке. – Но там собралась большая компания. Несколько раз мы выбирались на пляж, хотя в основном сидели дома. У них свой бассейн, – добавляю я, мысленно укоряя себя за хвастовство.
– Прекрасно! – восклицает моя матушка, которая не умеет плавать.
Разумеется, Бидденбрук им хорошо знаком. Я ведь должна помнить Говардсов? Брайана и Мэгги? У них еще сын Марк. Сейчас он частенько выступает по радио от имени Общества защиты прав потребителей. Не далее как на прошлой неделе они его слушали, и он рассказывал о необходимости продления срока гарантий на электроприборы.