Аня и Долина Радуг - Люси Монтгомери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось, что они действительно, договорились. Вскоре Фейт обнаружила, что пожимает людоеду руку, а через минуту она уже сидела за его столом. Ее гнев прошел — Фейт никогда не сердилась долго, — но от возбуждения ее глаза все еще горели огнем, а щеки — румянцем. Норман Дуглас смотрел на нее с восхищением.
— Эй, Уилсон, достань свое лучшее варенье, — распорядился он, — и перестань дуться, женщина, перестань дуться. Ну поссорились, и что из того, женщина? Хорошая гроза очищает воздух и оживляет все вокруг. Но она прошла, и после нее никакой слякоти и тумана… никакой слякоти и тумана, женщина. Я этого не выношу. Женщина может вспылить, но слез я не выношу. Вот тебе, девочка, что-то тут такое из мяса и картошки. Начни с него. У моей Уилсон есть для этого блюда какое-то мудреное название, но я называю его «маканакади». Все чудное по части еды, непостижное для моего ума, я называю «маканакади», а все напитки, которые приводят меня в замешательство, я называю «шаламагуслим». Чай Уилсон — «шаламагуслим». Клянусь, она заваривает его из лопухов. Не пей ты этой ее кошмарной черной жижи… вот тебе лучше молока. Как, ты сказала, тебя зовут?
— Фейт[26].
— Только не Фейт… только не Фейт! Такое имя мне не по душе. Есть какое-нибудь второе?
— Нет, сэр.
— Мне это имя не нравится, не нравится. Нет в нем огонька. А вдобавок напоминает оно мне о моей тетке Джинни. Она назвала своих трех дочек Фейт, Хоуп и Чарити[27]. Фейт ни во что не верила… Хоуп во всем видела только плохую сторону… а Чарити была ужасно скупой. Тебя надо было назвать Алой Розой… ты именно так выглядишь, когда злишься. Я буду звать тебя Алой Розой. Так ты меня заарканила? Заставила пообещать, что я буду ходить в церковь? Но только раз в месяц, помни — только раз в месяц. А может, девочка, ты меня освободишь от обещания? Я раньше платил сотню в год на жалованье священнику и ходил в церковь. Если я пообещаю платить две сотни в год, ты позволишь мне не ходить в церковь? Ну, скажи!
— Нет, сэр, нет, — сказала Фейт с озорной улыбкой. — Я хочу, чтобы вы и в церковь ходили.
— Ну, уговор дороже денег. Думаю, двенадцать раз в год я это выдержу. Какую сенсацию я произведу, когда появлюсь в церкви в следующее воскресенье! А старая Сюзан Бейкер говорит, что я попаду в ад, вот как? И ты веришь, в это?.. Ну скажи, веришь?
— Надеюсь, что нет, сэр, — с трудом вымолвила Фейт в явном замешательстве.
— Почему ты надеешься? Ну скажи, почему ты надеешься, что я туда не попаду? Назови нам причину, девочка… назови нам причину.
— Это… это, должно быть, очень… неприятное место, сэр.
— Неприятное? Все зависит от вкуса, девочка. Мне скорее надоели бы ангелы, чем черти. Вообрази старую Сюзан в венце, ну-ка!
Фейт представила, и это так развеселило ее, что она не могла не рассмеяться. Норман смотрел на нее одобрительно.
— Видишь, до чего это смешно, а? Ты мне нравишься… А насчет этих церковных дел… умеет ли твой отец проповедовать?
— Он замечательный проповедник, — сказала верная Фейт.
— Вот как? Я проверю… я поищу недостатки в его проповедях. Ему следует быть начеку. Пусть хорошенько думает, прежде чем заговорить в моем присутствии. Я поймаю его на какой-нибудь ошибке… я его запутаю… я прослежу за его рассуждениями. Раз уж придется ходить в церковь, я твердо намерен извлечь из этого занятия хоть какое-нибудь удовольствие. Он когда-нибудь проповедует об ужасах ада?
— Не-е-ет, я думаю, он такого проповедовать не станет.
— Очень плохо. Я люблю проповеди на эту тему. Ты ему передай, что, если он хочет, чтобы я не заскучал, пусть раз в полгода читает проповедь про ад, и чем больше в ней будет упоминаний про огонь и запах горящей серы, тем лучше. Я люблю, когда проповедь такая, что аж дымно в церкви становится. И вдобавок подумай, какое удовольствие такой проповедью он доставит всем старым девам. Они будут глядеть на старого Нормана Дугласа и думать: «Это для тебя проповедь, старый грешник. Вот что ждет тебя на том свете!» Я буду доплачивать десять долларов каждый раз, когда ты уговоришь отца прочесть такую проповедь. А вот и Уилсон с вареньем. Нравится, а? Уж это совсем не «маканакади». Попробуй!
Фейт послушно проглотила большую ложку варенья, которую сунул ей в рот Норман. К счастью, варенье действительно было очень вкусным.
— Лучшее сливовое варенье в мире, — заявил Норман, наполняя большое блюдце и с размаху опуская его на стол перед ней. — Рад, что тебе нравится. Я дам тебе пару банок; возьмешь с собой. Я не скупердяй… никогда таким не был. Так или иначе, а на этом грехе меня дьявол не поймает. Не моя вина, что у Эстер десять лет не было новой шляпы. Она сама виновата — экономила на шляпах, чтобы посылать деньжата этим желтым в Китае. Сам я в жизни не пожертвовал ни цента на миссии… и никогда не пожертвую. Даже не пытайся вовлечь меня в это дело! Сотня в год на жалованье и церковь раз в месяц… но я не желаю портить хороших язычников, чтобы сделать из них плохих христиан! Понимаешь, девочка, в результате они уже не годились бы ни для небес, ни для ада… были бы начисто испорчены и для того, и для другого… начисто испорчены. Эй, Уилсон, ты еще не улыбаешься? Ну до чего долго эта женщина может дуться! Я никогда в жизни не дулся… у меня всегда одна большая вспышка — гром и молния, а потом… пф-фу… буря прошла, выглянуло солнце… и со мной можно жить в мире.
После ужина Норман настоял на том, чтобы отвезти Фейт домой — предварительно заполнив бричку яблоками, тыквами, капустой, картофелем и банками варенья.
— А вот славный котеночек из моего амбара. Я отдам тебе и его, если хочешь. Только скажи, — предложил он.
— Нет, спасибо, — решительно сказала Фейт. — Я не люблю кошек, а кроме того, у меня есть петух.
— Только послушайте ее! Котенка можно обнять, приласкать, а петуха — нет. Держать в доме ручного петуха! Слыхано ли такое? Лучше возьми маленького Тома. Я хочу отдать его в хорошие руки.
— Нет. У тетушки Марты есть взрослый кот, он может задушить чужого котенка.
С этим доводом Норман довольно неохотно, но все же согласился. Он с ветерком прокатил Фейт в бричке, запряженной бойким двухлетком, а затем, высадив ее возле кухонной двери дома священника, поставил свои подарки на заднем крыльце и уехал с криком:
— Только раз в месяц… только раз в месяц, помни!
Фейт пошла спать, чувствуя, как у нее кружится голова и захватило дух, словно она только что выбралась из настоящего водоворота. Она была счастлива. Теперь можно было не бояться, что им придется покинуть Глен, и кладбище, и Долину Радуг. Но уснула она обеспокоенная воспоминанием о том, что Дэн Риз назвал ее «свиной наездницей», и смутным предчувствием, что, случайно натолкнувшись на такое обидное прозвище, он продолжит называть ее так, когда только представится случай.
ГЛАВА 17
Двойная победа
Норман Дуглас появился в церкви в первое воскресенье ноября и в полной мере произвел сенсацию, на которую рассчитывал. Мистер Мередит рассеянно пожал ему руку на ступенях церкви и задумчиво выразил надежду, что миссис Дуглас чувствует себя хорошо.
— Она не очень хорошо чувствовала себя перед тем, как я похоронил ее десять лет назад, но полагаю, что теперь ее здоровье куда лучше, — громко и отчетливо произнес в ответ Норман, к ужасу и веселью всех присутствовавших, кроме мистера Мередита, который был поглощен размышлениями о том, достаточно ли четко удалось ему сформулировать название последней части предстоящей проповеди, и не имел ни малейшего понятия ни о том, что сказал ему Норман, ни о том, что он сам сказал Норману.
После проповеди Норман перехватил Фейт у ворот.
— Сдержал слово, как видишь… сдержал слово, Алая Роза. А теперь свободен до первого декабрьского воскресенья. Отличная проповедь, девочка… отличная. У твоего отца умная голова, хоть по его лицу этого не скажешь. Но все-таки было одно противоречие в его рассуждениях… скажи ему, что он сам себе противоречил. И скажи ему, что в декабре я хочу послушать про ад и чертей. Отличный способ проводить старый год… с привкусом серы, понимаешь. А новый год неплохо бы начать славной, сочной беседой о небесах. Хотя небеса далеко не так интересны, как ад, девочка… далеко не так. Однако я хотел бы узнать, что твой отец думает о небесах… он умеет думать… редчайшее явление на свете — человек, который умеет думать. Но все же он противоречил сам себе. Ха, ха! Вот какой вопрос ты могла бы задать ему, девочка, когда ему случится очнуться от задумчивости. Может Бог создать настолько большой камень, что Сам не сможет его поднять? Смотри не забудь его об этом спросить. Я хочу знать его мнение. Этим вопросом я поставил в тупик не одного священника, девочка.