Энциклопедия всенародной глупости - Михаил Задорнов

– Я не для себя.

Лучше б я этого не говорил. А она, ехидна такая, ещё уточняет:

– Для кого?

– Для библиотеки…

Я иногда в своей библиотеке в Риге переставляю книги, смотрю, как расставлены, какие писатели на полках. И часто слышу разговоры за шкафом, когда меня не видят. Если молодые говорят, я вынимаю записную книжку и записываю. Что ни диалог, то подарок.

Две такие гламурки разговаривают.

– До чего дошли египетские мародёры, – одна говорит, – в новостях сказали, недавно во время этой последней революции в Египте даже нос у Сфинкса отбили.

©

…Я работаю в библиотеке Белорусского государственного экономического университета. Люблю читать. Это очень раздражает директора. Директор не читает вообще! Он угрожает меня за чтение… уволить!!! Прикиньте, из библиотеки уволить за чтение! Каково? А одна моя сотрудница вообще сказала, обращаясь ко мне: «Володя, ты столько читаешь, что с тобой скоро говорить не о чем будет». Как жить-то дальше?

©

В некоторых овощных магазинах работают очень даже начитанные продавщицы. Один покупатель поинтересовался:

– Могу ли я у вас купить пастернак? На витрине что-то не вижу.

– Так вам не у нас надо искать, а в библиотеке!

Страна, в которой люди воруют книги, не безнадёжна. Из моей библиотеки украли две книжки: Кортасара и Умберто Эко. Донцову, кстати, не тронули… Остались ещё грамотные, образованные, интеллигентные люди.

А бывает и такое… Пришла одна женщина и говорит:

– Продайте мне эту и эту книгу.

– Вообще-то это библиотека.

– Ну и что?

– В библиотеке книги не продаются.

– Странно, я всю жизнь работала в библиотеке, мы продавали…

Есть такое известное издательство в России, называется АСТ. Хозяин этого издательства мне говорит: «Я всю жизнь мечтал, чтобы ту хорошую литературу, которую мы издаём, читали. Я хочу сделать тебе подарок. Подарю тебе десять тысяч книг». Увидев мои счастливые глаза, он поправился: «Нет, я тебе двадцать тысяч книг дарю». Услышав эту цифру, я понял, что мне эти книги как-то надо перевозить через границу…

Я хотел перевезти книги, естественно, с минимальными потерями. Библиотека, конечно, бесприбыльна. На её открытие я потратил около двухсот тысяч евро. Но когда я начал оформлять подарок, чиновники мне насчитали двадцать тысяч евро!

Контрабандисты оказались намного порядочнее. Они знали, что на таких вещах нельзя наживаться, это святое, эти книги – в библиотеку.

Однажды на Амазонке я поймал пиранью и сжал её в кулаке, чтобы разглядеть легендарные зубки. Первая ассоциация – точь-в-точь наши чиновники: маленькая, серенькая, гаденькая, комплексующая, зубастенькая тварь. И особенно её роднит с нашим чиновничеством несоответствие туловища с аппетитами…

У меня к чиновникам особое отношение. От них нельзя ждать сочувствия, хороших, благородных дел. Все, кто учился со мной в школе, в конечном счёте разделились на две группы: у кого были способности, пошли работать, у кого не было – стали чиновниками. А те из последних, что поактивнее и побессовестнее, стали политиками. Поэтому не надо ничего от них ждать. Рождённый брать давать не может

Разговаривая с чиновниками, иногда обмолвлюсь: «Закон такой новый открыли – кто ворует, у того волосы на руках растут!» Так все же как один сразу на свои руки смотрят… А некоторые даже жалуются: «Так трудно стало воровать что ощущение, будто работаешь…»

©

В ялтинскую обсерваторию приехал местный чиновник с семьёй. И начальственно астрономам сказал:

– Нам бы хотелось сегодня посмотреть на Луну. У дочки день рождения.

Работники обсерватории ему объяснили, что, к сожалению, уже поздно – Луна зашла. Таким ответом чиновник остался явно недоволен:

– Это безобразие! Вас разве не предупредили, когда мы приедем?

А эту историю мне рассказал один из помощников губернатора большой нашей российской губернии. К ним на отдых приехал Ельцин со своей женой. Дело было летом. Ельцин сказал, что его жена никогда не ловила раньше рыбу. Поэтому в свойственной ему манере приказал, чтобы её отвели на рыбалку и чтоб она как следует, понимаешь ли, наловила рыбы!

Охрана намёк поняла. Подготовились, как учили ещё в Советском Союзе. В результате на следующий день его супруга – в августе! – выловила из озера четырёх замороженных карпов. Ельцин остался очень доволен. Говорил, что такой удачной рыбалки даже у него никогда в жизни не было!

Я однажды попал в компанию с представителями «Единой России». Там был один из лидеров партии, не буду говорить – кто, это не имеет значения, но, поверьте, один из самых главных её лидеров, такой в усах, представительный…

Обаятельный человек оказался, играет на пианино, на гитаре, танцует, рассказывает анекдоты с прекрасным чувством юмора, весёлый, улыбка не сходит с лица.

Я спрашиваю его:

– Борис, скажите, пожалуйста, а почему вы по телевидению совсем другой человек? Почему мы этого обаяния не видим?

Гениальный ответ:

– Задача не поставлена.

Иногда политические деятели, сами того не зная, становятся героями прелюбопытнейших историй. Чурова знают все, он, конечно, гений. Только вот есть гении-писатели, а этот – гений агитационной кампании. Но народ его почему-то возненавидел конкретно, а до какой степени – никто даже не предполагал. Выяснилось совершенно случайно.

В Москву приехал польский дирижёр Пендерецкий. Он должен был дирижировать в Большом театре. И всё бы хорошо, если бы не одно «но» – Пендерецкий очень похож на Чурова. В Большом театре он появился на месте дирижёра, думал, его приветствовать будут, а тут вдруг крики со всех сторон: «Пошёл вон отсюда! Уйди!» А он вообще не въезжает, в чём дело. Его согнали-таки, он пришёл за кулисы, там-то Майя Плисецкая ему всё объяснила. Потом пришлось объяснять ситуацию всему залу. Как только зрителям на ум пришло, что Чуров мог оказаться на дирижёрском месте? На следующее утро Пендерецкий навсегда уехал из России, он просто побоялся ходить по улицам.

©

Водитель такси подъехал на машине к зданию аэропорта, а мест на парковке нет. Неподалёку увидел свободную площадку «Парковка для инвалидов», остановился там. Он собирался высадить пассажиров и помочь им достать из багажника вещи. Только начали выгружать чемоданы, подбегает охранник и говорит: «Здесь нельзя стоять». Таксист попытался всё уладить: «Мы же никому не мешаем, выгрузим вещи и через минуту уедем». На что охранник ответил: «Здесь нельзя стоять ни секунды! Это стоянка для инвалидов! Сейчас сюда начнут съезжаться депутаты на московский рейс!»

Тут уж водитель не нашёлся что сказать!

Я думаю, город Южнокурильск строила не просто женщина-архитектор, пьяная женщина-архитектор. Там что ни дом, то зуб в носу. В этом городе есть только три нормальных дома.

Когда туда приезжал Медведев, его телевизионщики сняли на фоне этих домов, чтобы было ощущение хорошо построенного города. Научили людей, к которым должен был прийти Медведев в гости, как говорить с президентом. Этот репортаж я видел сам. Медведев пришёл, хозяйка – такая симпатичная славянская женщина, но, как у настоящей славянской женщины, у неё есть два недостатка: память плохая и врать не умеет. Он ей говорит:

– Ну как у вас тут?

А она забыла, как у них тут. Говорит:

– Корабли приходят.

Он поперхнулся слегка, чай пил, говорит:

– Нет, ну продукты-то есть?

– На кораблях привозят…

1998 год. Америка. Бостон. В гостинице много русских бизнесменов и политиков. Вечером в фойе гостиницы слышу, как кто-то очень красиво наигрывает на рояле лирические шедевры из мировых киношлягеров. «Наверняка наш», – подумал я. Только наш может играть так задушевно. Западные тапёры с точки зрения техники играют не хуже наших, но как-то холодно, словно, играя, думают о том, на какой бензоколонке нынче максимальные скидки. Подошёл поближе. Наш известный бизнесмен-нефтяник! Это для меня было не меньшей неожиданностью, чем если бы член советского Политбюро вдруг пустился в пляс под тяжёлый рок. В фойе стали собираться люди, заворожённые его игрой. Французы, японцы и те заслушались.

Группу российских бизнесменов, которые приехали в Бостон на конференцию, возглавлял Борис Немцов, тогдашний первый вице-премьер правительства России. Мы разговорились с Борисом неподалёку от играющего нефтяника-олигарха. И не видели, как восхищённые виртуозностью «тапёра» японцы дали ему двадцать долларов, чтобы он повторил на бис мелодию из «Крёстного отца».

Вряд ли кому-нибудь, как мне, удастся увидеть хоть раз в жизни такое счастливое лицо российского нефтяника. Чувствовалось, что в этот момент он забыл и о своих договорах, и о рэкете, и о таможенных пошлинах на нефть, и о чиновниках, которых ему надо было всю жизнь подкармливать. Радостный, как ребёнок, он подбежал к нам с Борисом и, тряся перед собой двадцатидолларовой банкнотой, закричал на всё фойе: