Дороги Катманду - Рене Баржавель

— Нет.

— Ах, вот как!.. Послушайте, я могу поговорить с послом. Может быть, он сможет отправить вас домой. Иногда они это делают. Он мой друг.

Оливье все время повторял про себя то, что ему сказали Ивонн и Жак:

— Это негодяй. Это негодяй. Это негодяй.

Кровь бурлила в его венах, но внешне он оставался таким же холодным, как вершины Гималаев.

— Я никуда не поеду без нее. Неважно, что будет со мной. Я хочу спасти ее. Я знаю, что вы продаете статуи. Я могу работать на вас и достать вам все, что вы захотите. Я проникну туда, куда никто не осмелится сунуть нос. Но вам придется платить мне как следует. Я не боюсь никого и ничего. Мне нужны деньги, и как можно скорее. Если вы позволите мне заработать их, то сами заработаете в десять раз больше!..

Тед резко поставил статуэтку на стол, взял паспорт и протянул его Оливье.

— Мне надоело слушать ваши выдумки! И я не люблю, когда обо мне рассказывают глупости, из-за которых меня могут выслать из этой страны. Меня ждет крах, если хоть одно полицейское ухо услышит такое! Так что советую вам помалкивать! Если вы не послушаетесь, то я добьюсь, чтобы вас самого немедленно выслали из страны!.. А когда вернется ваш отец, я ему тоже скажу пару теплых слов!

В этих словах отчетливо прозвучала зловещая угроза.

Оливье взял паспорт. Его взгляд оставался прикованным к статуэтке богини на столе. Она была из темной бронзы с зеленоватым оттенком, золотистого цвета на лбу, на носу, на ягодицах и на бедрах, то есть там, где прикосновения Теда за много дней стерли патину.

Тед заметил, куда смотрит Оливье, и рассмеялся.

— Вот, кстати! Обратите внимание, откуда она!

Он взял статую и, перевернув ее, показал Оливье основание. Тот увидел приклеенную снизу несколько пожелтевшую этикетку, на которой были видны напечатанные четким шрифтом слова: SOUTHEBY LONDON.

Оливье вернулся к тибетцам. В комнате Джейн никого не было, но ее рюкзак и мешок Свена лежали на месте. Он немного побродил по почти пустынному саду. Несколько хиппи дремали там, где их свалил с ног наркотик. Одна брюнетка, невероятно грязная, лежавшая под кустом, приподнялась при его приближении и что-то сказала на языке, которого он не знал. Тогда она раздвинула ноги и, положив одну руку на лоно, подняла другую с тремя выпрямленными пальцами.

— Three rupees. Drei roupies. Trois roupies. You Frenchman? Me. Ich been. Gentille. Trois roupies.

Он прошел, не ответив. Его сердце стиснули стальные тиски.

Усевшись под деревом, он раскрыл рюкзак. Подошедшая корова сунула в рюкзак морду, но там не было ничего съедобного. Тогда она выбрала носовой платок и стала жевать его. Потом медленно удалилась, продолжая ритмично двигать нижней челюстью.

Добравшись до самого дна, Оливье извлек свой неприкосновенный запас, конверт, в котором лежала бумажка в десять долларов, пять тысяч старых франков. Сколько это было рупий? Он не представлял. Обратившись в банк, он получил в обмен несколько грязных бумажек и пригоршню мелочи. Ему пришлось также подписать несколько непонятных документов и предъявить паспорт. Таким образом, банк мог считать свою прибыль законной.

Потом он отправился в торговый квартал. Солнце припекало, и покупателей было немного. Мальчишки носились на велосипедах, ловко петляя между коровами, собаками и богами. Катманду познакомился с колесом всего лет пятнадцать назад, и детвора была без ума от этого изобретения. Велосипеды продавали и давали напрокат на каждом углу. Старики не верили, что можно сохранять равновесие, сидя на двухколесном устройстве, но ошалевшие от восторга мальчишки носились на них с бешеной скоростью, внезапно тормозили так, что их заносило, снова принимались крутить педали, опять останавливались, поднимали велосипед на дыбы и выполняли разные акробатические трюки, хохоча от восторга. Счастливые обладатели собственных велосипедов, обычно дети богатых лавочников, раскрашивали свои машины яркими красками, нацепляли на руль десятки фигурок божков, прикрепляли пестрые ленты, развевавшиеся позади, словно длинные хвосты радости.

Оливье заходил в каждую лавку, где его всенепременно награждали улыбками, получил множество предложений купить что-нибудь и в конце концов приобрел за гроши нужные ему предметы. Потом он вернулся на площадь и поднялся на самую верхнюю ступеньку главного храма. Здесь он обосновался на ночлег, поужинав десятком сладких бананов размером в палец.

На следующий день он снова появился в конторе Теда ранним утром. Сначала тот отказался принять его, но Оливье заявил секретарше, что не уйдет, пока босс не примет его. В итоге ему было дозволено подняться в кабинет на третьем этаже.

К нему вышел Тед в халате, злой, невыспавшийся и небритый, готовый спустить с лестницы назойливого мальчишку.

Но слова тут же застряли у него в горле, когда он увидел, что поставил на его письменный стол Оливье. Он задохнулся и застыл с открытым ртом.

Это были две статуэтки, точнее, две группы, искусно вырезанные из дерева. Первая изображала обнаженную, со сброшенными под ноги одеяниями, женщину, стоявшую на согнутых ногах перед двумя мужчинами, каждый из которых держался за одну из ее грудей. Женщина же держала в каждой руке фаллосы мужчин. Один из них был розовощекий, у другого лицо имело желтоватый оттенок, но они походили друг на друга застывшим на их лицах спокойным отстраненным выражением и совершенно одинаковыми усами. Из одежды на мужчинах были только небольшие вышитые шапочки.

Напротив, лицо женщины отражало крайнюю степень растерянности. Ее лоно, открытое навстречу мужчинам, явно томилось в ожидании. Но она продолжала сравнивать мужские достоинства своих воздыхателей, затрудняясь с выбором, поскольку оба кандидата были достойны друг друга.

Вторая группа представляла собой решение для растерянной красавицы. Выпрямившись и отбросив в сторону мешавшую ей одежду, она принимала одновременно обоих претендентов, одного спереди, другого сзади. Чтобы не потерять равновесия, все трое держали друг друга за плечи, и тот, кто находился спереди, стараясь, несомненно, сделать двойную операцию более удобной, держал одну ногу женщины поднятой горизонтально, так что она была вынуждена стоять на другой ноге, напоминая цаплю. К счастью, у нее были еще две опоры, каждая немногим тоньше ее бедра. Лица действующих лиц не отражали ни сладострастия, ни вообще каких- либо эмоций. Стоявший сзади положил одну руку на грудь женщины, но сделал это, скорее всего, только потому, что ему больше не за что было ухватиться. Ни один из мужчин не лишился своей вышитой шапочки.

На головы участников как второй, так и первой группы опиралась огромная босая ступня бога, которого Оливье был вынужден отпилить, как и людей, на которых опирались сами группы.

Лицо Теда стало фиолетовым. Он взорвался:

— Вы свихнулись! Вы сошли с ума! Эти скульптуры всем известны! Полиция сейчас наверняка уже ищет их повсюду! Вы безумец! Забирайте это и убирайтесь! Немедленно! Давайте, давайте! Прочь отсюда! Я не хочу, чтобы это оставалось у меня ни секундой больше!

Оливье не произнес ни слова. Он смотрел на Теда, который, казалось, действительно был перепуган до смерти, и думал, что Жак и Ивонн все же могли и ошибаться.

Что ж, он проиграл. Тем хуже для него. Подойдя к столу, он положил возле статуэток рюкзак и запихнул в него одну группу. Другую завернул в рубашку, взял ее под мышку и направился к двери.

Тед в это время судорожно вытирал лоб большим светло-зеленым платком. В тот момент, когда Оливье взялся за дверную ручку, он крикнул:

— Сколько вы хотите за эту дрянь?

Он снова промокнул лоб и высморкался. Оливье молчал. Он не представлял, сколько могут стоить эти статуэтки.

— Их невозможно продать! — прохрипел Тед. — Я должен буду прятать их много лет! И все равно риск будет огромным! Вы отдаете себе отчет в этом? Это похоже на то, как если бы вы украли Эйфелеву башню!.. Ну, сколько?

Оливье ничего не ответил.

Тед замолчал. Желание обладать статуэтками, страх и перспектива феноменальной выгоды сражались в его сознании. Он потерял способность трезво мыслить.

— Господи, да закройте же дверь! Заприте ее! Поверните ключ! Покажите мне еще раз, что вы там притащили.

Он выхватил из рук Оливье сверток и извлек вторую статуэтку из рюкзака. Поставив обе группы на стол рядом, он хрипло рассмеялся.

— Они забавны! Нужно признать это. Да, очень забавны. Хотите виски?

— Спасибо, нет, — ответил Оливье.

Тед открыл спрятанный в стене холодильник, достал бутылку, стакан и лед, налил себе и выпил.

— Садитесь же! Не торчите столбом!

Оливье опустился на краешек кресла. Тед рухнул на диван, стоявший под потайным холодильником в стене. Придя в себя, снова отхлебнул из стакана, посмотрел на стоявшие на столе статуэтки и окончательно воспрянул духом.