И проиграли бой - Джон Стейнбек

— Повезло вам, — сказал он. — Попади пуля в кость, все плечо бы разнесло. А так она насквозь прошла, только мышцу пробуравила. Конечно, пока рукой не очень-то пошевелишь.

Он сноровисто прочистил рану с помощью зонда, перевязал, залепил сверху пластырем.

— Здоровее здорового будете. Денька два потерпите. Я, Мак, собираюсь проведать Альфа Андерсона. Пойдете со мной?

— О чем речь, конечно! А Джим пусть кофе выпьет, и сунул тому в руку жестяную кружку с черным, скверным кофе. — Садись, — предложил он. Придвинул ящик и усадил Джима, сам устроился подле него на земле. Ну, так что у вас там случилось?

— Мы на этих пришлых иуд наткнулись, ну и ребята давай их лупить. Удержу не знали. Сколько морд расквасили.

— Знаю, — тихо проговорил Мак. — Ужасно, но что поделать, они к нам переходить не хотели. Мы вынуждены так поступать. Конечно, неприятно смотреть, когда режут овцу, но ведь нам нужна баранина… Ну, а дальше что?

— Потом прибежали пятеро и открыли стрельбу. Наши — деру, только пятки засверкали. Не устояли.

— Да и как им устоять, Джим? Против ружей голыми руками не повоюешь.

— Я и не заметил, как меня ранило. Видел, как один из наших упал. Не знаю, убит или ранен.

— Да, картинка что надо. Другие пикеты удачливее: привели с собой человек тридцать из «подменщиков», что на нашу работу позарились. Просто позвали с собой, те и пошли. — Мак тронул Джима за ногу. — Ну, как плечо-то, болит?

— Немного.

— Да, чуть не забыл. Похоже, у нас вожак сменится.

— Что, Дейкина сместили?

— Нет, но считай, его уже нет. Дик сообщил, кто достал одеяла. Ну, отрядил Дейкин шестерых и поехал с ними на своем новехоньком грузовичке. Один из этих шестерых потом вернулся и рассказал, как дело было. Погрузили, значит, они эти одеяла и обратно. Не успели из города выехать, шину прокололи — на дороге кто-то гвоздей понатыкал. Остановились шину сменить. Тут откуда ни возьмись — дюжина молодчиков с винтовками, одни их окружили, не пускают, а другие в пух и прах разнесли грузовик, даже остов сожгли. А Дейкин стоит, — на него ружье нацелено, сначала побледнел, как смерть, потом посинел, да как завоет — ни дать, ни взять — волк, — да как бросится на своих обидчиков; его в ногу ранили, а ему хоть бы что! Бежать не может, так пополз, на губах — пена, как у бешеной собаки, в общем, свихнулся мужик, понимаешь, свихнулся! Видать, он этот грузовик пуще жизни любил. Парень тот, что вернулся, говорит, смотреть на это нет сил: как он полз за ними, хотел укусить. Рычал — ну, точно, бешеный. Потом полиция появ илась, и молодчиков этих, «бдительных», как корова языком слизнула. Подняли Дейкина, потащили с собой. Парень, что рассказывал, сам за эвкалиптом схоронился. Говорит, Дейкин как вцепится зубами легавому в руку точно клещами, намертво, пришлось отверткой ему в зубы ткнуть, чтобы отпустил. Да, а я еще про него говорил, вот, дескать, железный человек, не дрогнет. Сейчас он в тюряге. Я думаю, на его место Лондона выберут.

— Да, Дейкин и мне казался волевым человеком. Слава богу, я до его грузовика и пальцем не дотронулся.

Мак наскреб рукой кучку земли, пришлепнул сверху.

— Беспокоюсь я, Джим. Дик сегодня продуктов не прислал. И весточки никакой, одни только одеяла. Сегодня еще сварят остатки фасоли со свиными костями, а назавтра — лишь немного маисовой каши.

— Ты думаешь, он попался?

Мак похлопал рукой по земляной пирамидке.

— Дик — парень не промах. Вряд ли его схватили. Что случилось — не знаю. А жратву раздобыть надо. Если ребят вовремя не покормишь — пиши пропало.

— Может, он ничего не сумел набрать. Прислал утром свинью — и все.

— Да, и ее уже съели с фасолью. Дик знает, как много нужно, чтобы прокормить такую ораву. Он уже должен был собрать на подмогу наших сторонников.

— Ну, а как настроение у ребят?

— Сейчас получше. Сегодня они получили хорошую встряску. Конечно, боевого запала надолго не хватит, но завтра похороны убитого товарища тоже на время их дух поднимет, — он выглянул из палатки. — Ты только посмотри, какая тучища! — Выбрался наружу, за драл голову. Огромная черная туча заполонила небо. Набежал колючий ветер, погнал пыль, дым костров, захлопал брезентом палаток, всколыхнул кроны яблонь окрест.

— Похоже, не обойдется без дождя, — заметил Мак. Эх, до чего ж некстати! Зальет наш лагерь как крысиную нору.

— Мак, что ты все волнуешься: то ли будет, то ли нет. Чего беспокоиться? Ребята и под открытым небом ночевали, не привыкать. И от дождя не размокнут. Ты напрасно дергаешься.

Мак снова уселся на землю.

— Может, и напрасно. Ты прав, Джим. Может, мне уже мерещится, только я очень боюсь за нашу забастовку. Столько раз наши труды шли насмарку.

— Ну и что? Ну и что ж, что насмарку? Ты сам говорил, главное, чтоб волнения не затухали.

— Да помню. Не в том дело, продержимся мы еще день-другой или нет. Главное, ребята не забудут, как убили Джоя, как разбили грузовик Дейкина.

— Ты, Мак, прямо как старуха причитаешь.

— Понимаешь, это моя забастовка, вроде как детище. И вот сейчас на моих глазах оно гибнет.

— Да не придумывай!

— Не тебе судить!

— Я как раз думал об этом утром. Ты хорошо знаешь историю?

— Так, чуть-чуть. Чему в школе научили. А что?

— Помнишь, как греки победили при Саламине?

— Учил, наверное, но не помню.

— Так вот, греческий флот оказался заперт в тесной бухте. Охота на край света сбежать. А тут на них персидская армада прет. Ну, командир греков видит, что настроение у людей совсем не боевое, и шлет персам совет, чтоб те все пути к отступлению им, грек ам, отрезали. Смотрят греки утром: без боя не убежать, не увильнуть И дали персам бой. Разбили их флот наголову. — Джим замолчал.

Мимо стали проходить люди — на плитах разогревалась еда.

Мак похлопал ладонью по земле.

— Я понял тебя, Джим. Пока еще не время, но, как знать, вдруг и твой совет пригодится. Мысль хорошая, и грустно добавил: — Я взял тебя сюда, чтобы учить, а, выходит, сам учусь у тебя.

— Чушь!

— Ну, чушь, так чушь! Любопытно, как это люди всегда точно определяют, когда еда готова. Прямо телепатия какая-то. А может, и у людей такое же, как у стервятников, чутье? Видишь, потянулись. Пойдем-ка и мы с тобой, Джим, перекусим.

11

Их ждала фасоль, сваренная в свином сале. Захватив в палатке котелки, Мак и Джим встали в очередь; им плеснули немного варева, они отошли. Джим достал из кармана деревянную лопаточку, ткнул в котелок, попробовал.

— Это невозможно есть.

— Раньше тебя лучше кормили, а? Хочешь — не хочешь, а съешь, сказал Мак, попробовал из своего котелка и тут же выплеснул все наземь. — Выбрось, Джим, от этого наизнанку вывернет, один жир. Да, ребята шум поднимут.

Они посмотрели на сидящих подле палаток — люди давились, но ели. Грозовая туча поглотила зажегшиеся звезды.

— Ну и достанется нашим поварам. Пойдем-ка в палатку к Лондону.

— А где палатка Дейкина, что-то не видно.

— И не увидишь. Его жена забрала все вещи и вернулась в город. И палатку захватила. Чудной парень этот Дейкин: еле-еле душа в теле, а о добре не забывает. Идем разыщем Лондона.

Они пошли вдоль палаточной улочки. Вот и серая палатка Лондона. У него горел свет. Откинув полог. Мак вошел. Лондон сидел на ящике и держал в руке открытую банку сардин. Его невестка, смуглянка Лиза сидела на циновке и кормила малыша. Увидев Джима и Ма ка, она прикрыла его и грудь лоскутом одеяла, улыбнулась гостям и вновь занялась ребенком.

— Вовремя пришли, прямо к обеду! — усмехнулся Мак.

Лондон смутился.

— У меня кое-что осталось…

— Ты пробовал, что нам приготовили?

— Ага.

— Надеюсь, что и у ребят тоже кое-что осталось. Их надо лучше кормить, иначе они на нас бочку покатят.

— А кормить-то их, похоже, больше нечем. У меня есть еще банка сардин. Хотите?

— Не откажемся. — Мак проворно выхватил протянутую банку и мигом открыл. — Доставай-ка нож, Джим. Уговорим на пару эту баночку.

— Как у тебя рука? — спросил Лондон.

— Ничего не чувствует, — ответил Джим.

Снаружи послышались голоса.

— Вот здесь, где свет горит.

Полог приподнялся, и вошел Дик. Волосы аккуратно расчесаны, в руках — серая кепка. Серый костюм — без пятнышка, только слегка помят. И лишь по запыленным башмакам можно догадаться, что он немало прошел по сельским дорогам. Он постоял у входа, огляделся.

— Привет, Мак. Привет, Джим, — потом повернулся к кормящей. — Как дела, крошка?

У той сразу потеплели глаза, зарумянились щеки. Она кокетливо накинула одеяльный лоскут на плечи.

Мак повел рукой.

— Знакомьтесь, это — Лондон, это — Дик.

— Привет, — бросил Дик и приподнял руку. — А в городе все ж таки смекнули, что к чему.

— Не понимаю. Ты-то что здесь делаешь?