Швейная машинка - Натали Ферги

— Давай, это может стать добрым знаком.

— Ну хватит, мама. Ты невыносима.

— Так я завоевала сердце твоего отца.

— Штопая?

— Я как раз вернулась к преподаванию после…

— Да-да? — Конни сосредоточилась на выборе самой подходящей заплатки и не очень слушала. — Наверное, можно взять этот кусок саржи, если сложить вдвое. Как думаешь?

— Да, подойдет.

— Извини, я отвлеклась, продолжай, пожалуйста.

— Он устраивал рождественский спектакль, и не хватало костюмов. — Кэтлин открыла ближайший к ее креслу ящик письменного стола и вынула оттуда какой-то пакет, обернутый малиновым шелком и перевязанный ярко-красной ленточкой. — Здесь мои старые записи, — объяснила она. Развязав узел, она стала исследовать содержимое. — Сейчас посмотрим. Это было Рождество тысяча девятьсот восемнадцатого года. — Она вынула один из блокнотов.

Конни отложила работу. Она никогда не просматривала эти старые записные книжки, которые велись, когда ее еще даже не было на свете. Их от нее не прятали, но ей всегда казалось, что это будет некрасиво, примерно так же, как и читать чужие письма.

— А зачем мы продолжаем хранить эти записи? — Она перелистала страницы. — Ну то есть я храню, потому что ты их не выбрасываешь, но ты ни разу не объяснила почему.

— История долгая.

— У меня весь вечер свободен, — улыбнулась Конни, — и я люблю хорошие истории.

— Тогда ты разочаруешься, потому что все началось не с этого. — Кэтлин отложила блокнот к остальным. — Все было не так.

— Я слушаю.

— Ну ладно. — Кэтлин помолчала, будто решая, что сказать дальше. Наконец она глубоко вдохнула и произнесла слова, которые могла бы унести с собой в могилу, если бы все сложилось иначе: — Я была замужем дважды. Первый брак был с человеком по имени Филипп Райт.

Кэтлин пропустила ленту между пальцами, как портняжный метр, оставив один конец свисать на пол, потом снова принялась сворачивать ее.

— Он был бухгалтером и вел все финансовые дела нашего семейного бизнеса. Мой отец считал его замечательным человеком: вежливый, эффективный — сплошные достоинства. Да и сам Филипп Райт считал себя совершенством, хотя я не сразу это поняла.

Рассказывая, она методично сворачивала ленту, аккуратно поправляя ее края.

— Мы поженились в тысяча девятьсот десятом году, после того, что ты, наверное, назвала бы бурным романом. Мой отец был очень рад тому, что я пристроена, и, конечно, мне пришлось уйти из школы, но это не казалось важным: ведь теперь я была замужем, и муж мог меня обеспечивать. Отец настолько обрадовался, что даже купил нам эту квартиру. — Кэтлин окинула взглядом комнату. — С тех пор она не очень-то изменилась: новые шторы, стены посветлее, новая плита на кухне рядом со старой печкой, но в целом квартира осталась почти такой же, какой была, когда я сюда въехала.

Конни не проронила ни слова. Она продолжала пришивать и отпарывать заплатку на брючине, приделывая ее то так, то эдак, и старалась ничем не отвлекать мать от воспоминаний.

— Филипп Райт захотел, чтобы мы купили швейную машинку. Он говорил, что это будет подарок на первую годовщину свадьбы. Я помню тот день, когда мы пошли за ней в магазин, словно это было вчера. Он настаивал, чтобы я купила самую большую и дорогую ножную машинку в самом красивом футляре.

— И как же ты взяла эту?

— Я не хотела такого монстра. Мне вообще, честно говоря, не нужна была швейная машинка. — Кэтлин улыбнулась своим воспоминаниям. — Я сказала продавцу, что педальные швейные машинки — это не для леди.

Тут уже Конни не сдержалась:

— Что ты сказала?!

— Тогда так считалось. Не знаю, откуда взялось такое мнение, но в то время оно широко обсуждалось. Некоторые женщины полагали, что пользоваться педалями неприлично. Я надеялась, что мы сможем уйти из магазина вообще без покупок, но Филипп Райт, — это имя она выговорила особенно четко и слегка передернулась при этом, — сказал, что я выгляжу усталой и бледной, и предложил мне посидеть в магазине, а сам зашел с черного хода, чтобы оформить покупку. — Кэтлин снова передернула плечами. — Я понятия не имела, что он там заказал, потому что он мне так и не сказал, но через месяц в дверь постучали — и доставили это. — Она указала на швейную машинку, стоящую перед ними.

— И тогда?

— И тогда Филипп Райт исчез.

Конни много раз читала о таком в романах и журналах, но никогда не имела с этим дела в реальности. Она потеряла дар речи.

Кэтлин перестала возиться с лентой и взяла в руки стопку блокнотов, как карточную колоду. Все они были разного размера — не было даже двух одинаковых. Она тасовала их и тасовала, каждый раз постукивая ими о колено, но никак не могла аккуратно разложить.

Наконец Конни смогла открыть рот:

— Как это исчез?

— Испарился. — Кэтлин сильнее сжала блокноты. — И забрал с собой все до пенни со всех банковских счетов нашего семейного бизнеса. Я была единственной дочерью вдовца, и теперь я понимаю, что все это было частью его плана. — Она выпрямилась в кресле. — Отец умер через два месяца.

Конни стало нехорошо.

Теперь, когда Кэтлин начала говорить, это словно бы приоткрыло крышку сундука с многолетними семейными тайнами.

— Наш поверенный сказал, что семейный дом придется продать, чтобы заплатить долги фирмы, и спасло меня только то, что документы на эту квартиру оказались на мое имя. Филипп Райт там даже не упоминался. Теперь я вспоминаю, как ходила к юристу с отцом и как он следил за тем, где я расписываюсь. Интересно, понимал ли отец уже тогда, что однажды это окажется очень важным.

— Мама, уже темнеет. Я доделаю эти брюки завтра. — Конни встала со стула. — Учитывая все, что ты рассказала, я не понимаю, как ты вообще можешь шить на этой машинке.

— Я очень долго об этом не вспоминала. А сейчас я устала. Может, мне лучше просто пойти лечь.

— Ты уверена?

— Да. Обещаю, что завтра все расскажу. Честно говоря, выговориться — это, оказывается, большое облегчение. Прошло столько лет.

Шторы для миссис Сандерсон из номера 81. ОПЛАЧЕНО.

Заплатка на коричневые вельветовые брюки. А. Моррисон. Бесплатно (Конни).

Замена воротничка рубашки (Конни).

Фред

Конец сентября 2016 года. Эдинбург

Вчера я отправил Сэм письмо, где написал, как мне жаль, что у нас ничего не вышло. Хотя через неделю после расставания я не очень в этом уверен. Но должен же