Золочёные горы - Кейт Маннинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Люди не могут жить на гроши и отрабатывать смены по четырнадцать часов, – сказал он. – Но отец не слушает.
– Это неправда. Так ведь, Сильви? – давила на меня Инга. – Разумеется, им платят.
– Не деньгами, – возразил Джаспер. – Расписками для магазина компании. Так ведь, мисс Пеллетье?
Оказавшись между двух огней, я пожала плечами. За меня ответили руки: я раскрыла ладони, пустые, как карманы моего отца. И улыбнулась сначала Джейсу, потом Инге, продолжая слушать внимательно, как шпион.
– Инга, если вы прочтете местные новости… – начал было Джаспер.
– Эта газетенка, ба! – прервала его Инга. – Она ненавидит бизнес. Ненавидит успех.
– Она ненавидит то, что мы не платим парням сверхурочные. Ненавидит, что Боулз берет с рабочих арендную плату за палатки, в которых им приходится жить. Даже в разгар зимы.
– А где еще им жить? – прокричала Инга. – Мы строим сразу, как нам доставляют древесину. – Она кипела от гнева, видя, что ее надежды обратить Джаспера в социологическую веру тают, словно снег под полуденным солнцем. – Все равно этой зимой у нас будет каток. И лыжные гонки. Как в деревнях Европы.
– И мы все научимся распевать йодль. – Джаспер комично изобразил тирольский напев. Инга расхохоталась. Грейди хлопнул себя по колену. Атмосфера разрядилась, хоть они и продолжали спорить.
– Мне хочется, чтобы вы оценили важность социологии, – заметила графиня. – Если деревня станет комфортной, жители не будут бастовать. Они будут работать.
– Как рабы, – вставил Джаспер.
– Рабы, пф, – фыркнула она. – Это все в прошлом.
Возможно, начальники все еще живут этим прошлым, подумала я. Джаспер помахал книгой.
– Доктор Дю Бойс не считает это прошлым.
– Ты попугай, вторящий профессорам-янки, – воскликнула Инга. – Твой отец полагает это безнадежным. Нужна твоя помощь, чтобы его убедить. Социология – это будущее. Тебя он послушает.
– Раньше не слушал, – возразил Джаспер.
Все утро мы с Ингой объезжали деревню, а Джаспер оставался в экипаже и болтал с Джоном Грейди, сидя в тени. Временами он зачитывал вслух отрывки из книги Дю Бойса, а Грейди слушал и вежливо кивал. М-м, ага, надо же. Очевидно, что Джейс не мог сказать о «Душах черного народа» то, чего Грейди не знал. Это Джейс (а позже и я сама) находил откровения на этих страницах, и вдохновение, толкнувшее его на путь безумств.
Заходя в хижины, графиня расспрашивала жителей. «В чем вы нуждаетесь?» Она слушала, лицо ее выражало глубокое сострадание, а ладонь лежала на плече или предплечье собеседника – этакий жест доброй самаритянки. Малыши сидели на ее элегантных коленях, играя с ее ожерельем и ковыряя в носу. Они целовали ее в щеку чумазыми губами. Она трепала им волосы пальцами.
– Вы ходите в школу? – спрашивала она. – Надо ходить каждый день! Есть у вас игрушки? Что сказать святому Николаю про ваше заветное желание?
Запиши: для девочек куклы-пупсы, для мальчиков игрушечные поезда.
Она стала летним Рождеством. Бизу с лаем носился вокруг, пока взволнованные матери наблюдали за происходящим и шептали детям на чешском, польском или итальянском: «Не балуйтесь. Ведите себя хорошо». Шлепали их, пока не видит богатая дама. Инга щекотала их худые ребра. Возможно, эти матери задавались, как и я, вопросом, почему у нее нет собственных детей.
Женщины изливали ей желания своих измученных сердец, говоря, чего им не хватает: обуви и молока, мяса и лекарств. Я все записывала. В одной хижине не было двери, в другой текла крыша. Записывай. Мы видели палатки с жестяными дымоходами, ребенка, спавшего в ящике из-под яблок, как когда-то Кусака. Инга побеседовала с девушкой моего возраста: к ее спине был привязан младенец, за юбку держался карапуз, а во рту вместо зубов зияли сплошные дыры.
– В чем вы нуждаетесь?
– Мне бы выспаться! – девушка захохотала, обнажив черные пустоты во рту.
За нашей коляской бежало шесть или семь ребятишек, словно за цирковой повозкой.
– Эй, Contessa! Dolci, dolci. Пожалуйста, спасибо.
Мы раздавали конфеты.
– Вот уж польза им от этого, – фыркнул Джаспер. – Дали бы им денег, а не конфет.
И снова он заметил мою улыбку из-под шляпы.
– Фу, какой вы, Джейс, – протянула Ингеборга. – На фабрике уже поговаривают про забастовку. Полковник расшибет им головы, как в Руби. Вы этого хотите?
Желудок у меня сжался. Забастовки казались чем-то бесконечно далеким от этой повозки. Но люди в ней говорили про расшибание голов. Именно такой жестокости опасалась моя мать, поэтому и избегала разговоров о профсоюзах и не хотела принимать дома их организатора Лонагана.
– Мы пытаемся сделать людей счастливее, – продолжала Инга. – Почему вы так мрачно на все смотрите?
– Должно быть, виноват горный воздух, – ответил Джейс. – Предпочитаю сырой туман Новой Англии.
Он сам походил на туман: его сарказм и аргументы, бросаемые на меня искоса взгляды. Я, затаив дыхание, слушала их с мачехой разговор и расстроилась, когда он нашел предлог нас покинуть:
– Дамы, простите, вынужден вернуться к учебе.
– Ладно, идите, – надула губы Инга.
Джейс подмигнул мне и спрыгнул с коляски. На углу улицы вместо того, чтобы свернуть к «Лосиному рогу», он пошел в направлении салуна. Грейди посмотрел, куда он направляется, и покачал головой.
– Он несчастлив, этот мальчик, – сказала Инга.
Почему он несчастлив, живя в шато и попивая апельсиновый сок, для меня оставалось загадкой. И я молчала, надеясь услышать объяснение.
– Его отец говорит, что он всегда был нервным ребенком, – бормотала она. – Оно и понятно, он рос без матери.
– Я видела ее портрет, – вставила я. – Она была красавица.
– Герцог любит красивых женщин, – заметила Инга не без тщеславия. – Но Джейс одинок. – Она прошептала по-французски: – Его воспитывали эти люди, бедные негры.
Она скосила глаза в сторону Джона Грейди, управлявшего экипажем, на его прямую спину и руки, в которых он держал вожжи, с таким видом, словно он виноват в том, как воспитали лишившегося матери мальчика.
– А потом эта вторая жена! – продолжала Инга. – Она отослала мальчика в академию Массачусетса, когда ему было всего восемь. А теперь? Пф-ф. В университете ему внушили столько дурных идей. Он спорит с отцом, ругает деда, а ведь тот был генералом и воевал, ты знала? Его ранили при Манассасе. – Она перешла на английский.
– Его портрет я тоже видела. Бригадный генерал, верно?
– Да, очень известный. Потерял ногу и вообще все. Земли, собственность.
Джон Грейди стал насвистывать что-то неопределенное.
– Поэтому муж хочет возвести памятник конфедератам. В честь своего отца. Муж не может забыть дом своего отца, его отрезанную ногу. Только представь все это, – Инга содрогнулась.
Я подумала про Пита Конбоя и пилу хирурга. Мистер Грейди засвистел громче.
– Но, Джаспер… ему