К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ. - Георгий Чиж

При таких условиях Баранова не могла удовлетворить и крепость, основанная в Якутатской губе.

«Ныне, – писал Баранов в Петербург, – нет никого и в Нутке – ни англичан, ни гишпанцев, а оставлена пуста. Когда же они будут, то покусятся, конечно, распространить торговлю и учинить занятия в нашу сторону. От американ­цев слышно, что они собирают особую компанию сделать прочные заселения около Шарлотских островов, к стороне Ситхи. Может быть, и со стороны нашего высокого двора последует подкрепление и защита от подрыва наших про­мыслов и торговли пришельцами, ежели будет употреблено со стороны компании у престола ходатайство. Сие бы весь­ма нужно было в теперешнее время, когда Нутка еще не занята англичанами и Англия занимается войной с францу­зами. Выгоды же тамошних мест столь важны, что обнаде­живают на будущие времена миллионными прибытками государству. Сии-то самые побудительные причины, к пользам отечества обязующие, побудили меня благовременно сделать занятия в Ситхе, решаясь во что бы то ни стало при слабых силах и обстоятельствах основаться хотя первоначальными заведениями и знакомством, а от времени уже ожидать важнейших плодов. Жаль было бы чрезвычайно, если бы ев­ропейцами или другою какою компанией от нас те места отрезаны были».

Так писал в свое время Баранов правлению компании в Петербург, умоляя в то же время о помощи. Но там в те годы с помощью медлили.

Не легко давалось Баранову предоставленное собствен­ным силам и тем не менее стремительное движение вперед, вдоль побережья Америки к плодородному и теплому югу. Ласковое обращение с туземцами, подарки и почет вождям, угрозы при попытках нападения – все это помогало лишь на короткое время. Стоило, например, русскому отряду по­дойти к Чугацкой губе, как жители разбегались и только от некоторых племен, застигнутых врасплох и не успевших спрятаться, удавалось иногда получить аманатов. На остро­ве Цукли, около Якутата, пришлось выдержать нападение якутатских колошей. Колоши, правда, тогда искали своих туземных врагов, соседей чугачей, и, обнаружив россиян, тотчас бросили поиски и скрылись. А ночью с панцирями из твердых дощечек, скрепленных китовыми сухожилиями, вооруженные длинными копьями, стрелами и двухконечными кинжалами, они незаметно пробрались через прибрежные кусты и яростно набросились на стан растерявшихся, еще сонных людей. Дикий и протяжный их вой, лица, прикрытые свирепыми масками, изображающими медведей, тюленей и невиданных зверей, пугали, а притянутые ремнями к голове тяжелые островерхие деревянные шапки увеличивали рост. Рать великанов наводила ужас.

Стремительная лавина готова была поглотить горсточку едва оправившихся от неожиданности русских. Пули не про­бивали ни шапок, ни панцирей колошей, пришлось идти врукопашную и стрелять в упор. Стоны раненых и умирающих лишили колошей мужества, и они побежали, оставив на ме­сте двенадцать трупов и унося с собой к морю тяжелоране­ных.

«Меня бог сохранил, – писал Баранов, – хотя рубаха была проколота копьем и стрелы вкруг падали, ибо во сне я выскоча, не имел времени одеться, покуда отбили».

Положение победителей, однако, было незавидно. Потери двух русских и десяти наемных туземцев уменьшили отряд до пятнадцати человек. Из семерых аманатов четверо, пользуясь замешательством, бежали и попали в плен к колошам.

Слухи о тяжких поражениях многочисленных, сильных и дерзких колошей и о непобедимости русских, которым помо­гали ранее покоренные ими кадьяковцы, кенайцы и даже неукротимые медновцы, быстро распространились по всему американскому побережью.

Когда же гордые колоши примирились со своей участью побежденных и не без выгоды повели со своими победителями оживленную меновую торговлю, в более мирных племенах, какими были ситхинцы, родилась зависть. Им ничего не оставалось, как тоже принять условия белых.

С острова Кадьяк шли еще более удивительные слухи, будто кадьяковцы, да и другие признали вместо своих ка­ких-то иных высоких духов-покровителей, беспрекословно подчинились привезенным россиянами шаманам и получают подарки за купанье в большом доме в кадке, в простой реч­ной воде, а иногда в соленой – на морском берегу.

Правда, рассказывали и о кое-каких неприятностях: бе­лые шаманы будто бы отбирали у островитян жен и остав­ляли только по одной, да еще по своему, шаманскому выбо­ру, пусть даже это была не жена, а дочь.

Трудно было понять, зачем это понадобилось новым ша­манам. По крайней мере самый влиятельный предводитель ситхинских племен, Скаутлелт, объяснить этого не сумел, хо­тя Скаутлелту неоднократно удавалось беседовать об этом с белыми людьми, приходившими с юга. Все это было не­понятно и любопытно, но вместе с тем и тревожно.

Через несколько лет опасность уже придвинулась почти вплотную к Ситхе. К соседу ее, Якутату, находящемуся в нескольких десятках верст, приплыл корабль с россияна­ми. Прибывшие мирно договорились с колошами и, получив от них одиннадцать аманатов, построили деревянную кре­пость. Вооружив ее пушками и оставив пятьдесят своих вои­нов, ушли обратно.

Прошло еще два года и, богато награжденный и облас­канный главный ситхинский тойон, Скаутлелт, добровольно уступил россиянам место для постройки крепости. Россияне обещали ему за это не только снабжать ситхинцев нужными им предметами, но и охранять от набегов соседей.

Скаутлелт уступил место для крепости добровольно, од­нако лишь после того, как в Ситху прибыла под предводи­тельством россиян внушительная флотилия из пятисот бай­дарок и трех морских судов.

Несмотря на январские стужи и насквозь пронизывающие ветры, русские и приехавшие с ними алеуты раскинули рва­ные палатки и приступили к сооружению большой деревянной бараборы, в которую сгрузили с судов вещи и съестные при­пасы, а затем соорудили крохотную избенку, в которую пе­реехал сам главный правитель российских колоний.

Вскоре, однако, отравившись морскими ракушками и по­теряв от отравления около полутораста человек, почти вся эта партия русских, не поддаваясь никаким уговорам, уплы­ла на Кадьяк. Осталось человек тридцать.

Ни вьюги, ни цинга не помешали этой ничтожной горстке людей к марту месяцу построить двухэтажную, с двумя сторожевыми будками по углам, казарму и погреб для хране­ния припасов. Селение окружили тяжелым палисадом.

С большим любопытством смотрели на все это капитаны и матросы заплывших сюда из Бостона и других мест торгово-промысловых кораблей. Иноземцы покачивали головами и вслух удивлялись, как можно жить при таком плохом пи­тании и даже недостатке в пресной воде.

Приезжие американцы и англичане конкурировали друг с другом и платили за бобра неслыханные цены: восемь аршин шленского сукна, или три сюртука, либо три байковых капота, да еще прибавляли то жестяное ведро, то зеркало, ножницы и по горсти, а то и по две бисеру. Или же за бобра давали ружье и картуза по три-четыре пороха, дроби.