Я Распутин. Книга третья (СИ) - Вязовский Алексей

Никса переносил качку спокойно, попривык в плаваниях на своем Штандарте, взялся за меня всерьез. Царь хотел добиться возвращения в страну своих дядьев. Владимир Александрович и Ник Ник сидели в Лондоне и похоже готовили заговор. К ним зачастили разные курьеры из России, причем родовитые. Князья, графья… Прямо как при большевиках — великие князья в эмиграции лелеют планы возвращения.

— Состоявшаяся амнистия, — артикулировал сигарой Николай, — показала обществу правильный путь к национальному примирению. Думаю, будет правильно сделать первый шаг навстречу великим князьям.

Ссорится с помазанником перед важным мероприятием я не хотел, поэтому я лишь кивал, соглашался, но упирал на тему покаяния. Дескать, князьям прежде чем возвращаться в Россию надо бы очиститься. Вон как популярны стали паломничества в Святую Землю у нашей знати — дня не проходит, чтобы из Иерусалима кто-нибудь не вернулся. Весь такой одухотворенный, с таинственным блеском в глазах.

Николаю эта отсрочка совершенно не нравилась — видимо из Лондона ему от дядьев пришли совсем другие пожелания. Поэтому царь начал торговаться. Дескать, и в Европе есть святые места, а уже в сентябре хорошо бы устроить примирительную встречу в столице, как раз у Владимира Александровича день ангела.

От этой истории надо было как-то отбиваться и я стал напирать на моральный аспект. Ладно, Владимир Александрович… Но ведь Ник Ник прелюбодействовал со Станой! Находясь в браке с герцогиней Лейхтенбергской… С которой сейчас, кстати, разводится. И этот развод идет прямо скажем грязно, со взаимными обвинениями, публикацией личной переписки… Говорить царю о том, что бензинчику в этот костер по моей просьбе подбрасывает Перцов и Ко, я, разумеется, не стал. В Слове мы старались этот скандал не раздувать, но недавно холдинг “Распутин и сыновья” тайно приобрел бульварную газету “Копейка”. И вот туда журналисты Перцова не стеснялись вбрасывать всякое разное про князей, не только про Ник Ника.

Еле отбившись от царя, с тяжелой душой пошел в каюту к патриарху. Как чуял — с Антонием разговор оказался еще сложнее. Ведь на нем присутствовал хитроумный Феофан, который, собственно, и организовал этот “зондаж”. Дескать, Бог велел прощать, чего нам делить — одно дело делаем… Даже организовал в каюте чаепитие. Мол, под чаек мы сейчас этого “старца” в бараний рог скрутим. Ну и да, начали крутить. Иерархи ни много ни мало, замахнулись на окончательный уход от налогов. От поземельного епархии были освобождены, но церковь много платила, так сказать, за свои коммерческие предприятия: за отданные внаем доходные дома, промыслы при монастырях и прочие “свечные заводики”.

— Ежели можно было бы так устроить, чтобы дать льготы святым старцам, да молитвенникам русским — велеречиво рассуждал Антоний — То было бы большое дело!

Кроме налоговых вопросов, Феофан запросил земель под новые монастыри.

— Опомнись, отче! — тут уже я встал насмерть. — В крестьянстве брожение, что надо всю землю у помещиков и монастырей отнять и переделить! Как на пороховой бочке сидим, прирезать сейчас угодий церкви все равно что самолично фитиль поджечь!

Разошлись недовольные друг другом, так и не договорившись ни о чем.

Избавившись от переизбытка чая, я отправился к Столыпину. Думал, ну хоть у премьера отдохну от дрязг и мотания нервов. Увы. Попал с корабля на бал — у Столыпина пилили бюджет. И тоже со скандалом.

Как оказалось, к строительству Беломорканала было решено закупить пять новых паровых экскаваторов. Делали их англичане, а конкретно компания “Ruston Proctor”. Хитромудрые жители Альбиона разумеется, предложили департаменту железных дорог откат. Точнее, его главе. Который красный как рак и стоял перед разгневанным Столыпиным.

— Причем тут департамент железных дорог? — тихо спросил я у присутствующего Янжула

— Так это же железнодорожные поворотные экскаваторы — пояснил министр финансов — Между прочим, двести тысяч фунтов каждый

Миллион. Не хило так. При курсе 9 рубликов за один фунт стерлингов, это выходило…

— Под суд пойдешь! — кричал Столыпин, размахивая какой-то бумагой с вензелями. Я присмотрелся и увидел в шапке документа орла с двумя мечами в лапах — новую символику Комитета. Ага, теперь ясно, кто настучал премьеру.

— Одно воровство везде — тяжело вздохнул Янжул мне в ухо — Я узнавал, на Путиловском заводе по чертежам американской фирмы Бьюсайрус делают те же самые экскаваторы. Только в два раза дешевле!

— Так что же молчите? — возмутился я, начал протискиваться к Столыпину.

Министр схватил меня за руку:

— Чуть позже, Григорий Ефимович! Сейчас Петр Аркадьевич не в духе, как останется один, переговорим. Контракт еще не подписан, вовремя спохватились.

Я вернулся обратно к Янжулу, тоже тяжело вздохнул:

— Да, как в анекдоте про Карамзина…

— В каком?

— Карамзин приехал во Францию, русские эмигранты спрашивают его “Что, в двух словах, происходит на Родине?” Карамзину и двух слов не понадобилось, ответил одним — “Воруют”.

Янжул засмеялся, на нас начали оборачиваться.

Быстро переговорить со Столыпиным не получилось. Сначала премьер “порол” железнодорожника, потом переключился на “филолога” — так в правительстве шутливо называли Александра Николаевича Шварца, министра народного просвещения. “Филологу” прилетело за то, что министерство затягивало согласование передачи приходских школ. По той самой моей сделке, благодаря которой Антоний стал патриархом.

Шварц же долго жаловался на недофинансирование, на сопротивление священников.

— Я не хочу ничего слышать! — напирал в ответ премьер — Антоний плывет с нами освящать закладку канала — сей же час идите к нему и без согласительной записки с подписями не возвращайтесь! Чтобы были указаны точные даты, сроки.

Качка парохода постепенно усиливалась, я увидел в иллюминатор высокие волны, что рябью шли по озеру. Небо заволокло тучами, в корабль начали бить шквалы порывистого ветра. Вот же… Неужели накаркал??

Глава 13

Шторм на Ладоге — удовольствие для мазохистов, тут они бывают с волной до нескольких метров, прямо как на море. И довольно часто, большое открытое пространство, всего-то раза в два меньше чем, например, Азовское море, дает возможность разгуляться ветру.

Так что через полчаса после начала шквала народ, вслед за Аликс, расползся по каютам — болтало неимоверно. А я с тревогой прислушивался к беготне матросов по коридорам и открытым палубам. Похоже на кораблике не все в порядке.

Пересилил себя, поднялся и пошел, держась за стеночки (извините, за переборки), в направлении рубки. Уже на подходе стало слышно, что капитан сильно недоволен — если не в объеме Большого Петровского загиба, то уж Малого точно. Пускать посторонних на мостик он, разумеется, не желал, пришлось переться напролом, отодвинув одного флигель и одного просто адъютанта.

Капитан, услышав появление нового человека, вызверился на меня, но узнал и неожиданно махнул рукой:

— А, Григорий Ефимович! Вам можно.

— С чего такая честь?

— Никодим Николаевич и Мефодий Акинфич о вас отзывались.

Вот знай, где найдешь, где потеряешь. Хотя профессиональные сообщества в России невелики, а отставных водоплавающих у меня не только Стольников с боцманом, но и в колониях полным-полно.

— А скажите, господин капитан, что происходит?

— Тонем, — лаконично ответил первый после бога.

А я еще шутковал насчет потопления врагами, вот сейчас бульк — и нет верхушки империи и еще скажут, что божья кара.

— Та-ак, — крякнул я, — От чего тонем?

— Старая течь открылась.

— Да как же вы с течью пошли???

Тут капитан снизошел и до Большого загиба, после которого, перемежая свою речь весьма экспрессивными выражениями, рассказал мне все, что он думает о начальниках, которым “давай-давай” и срочно выходи. И что с детства, мать, мечтал, мать, закончить свою жизнь, мать, утоплением императора, бога душу мать. Потом малость подуспокоился и объяснил: