Я Распутин. Книга третья (СИ) - Вязовский Алексей

— Мы так и будем молчать?

Лохтина откинула вуалетку, я увидел заплаканные глаза. В голове сразу возникли стихи, что я посвятил женщине:

…Сердцу трудно, сердцу горько очень

Слышать шум прощального крыла.

Нынче для меня не просто осень —

От меня любовь моя ушла….

— Чему обязан вашему визиту? — сердце больно кольнуло, но я сохранил на лице вежливое выражение — Кажется, мы расстались и весьма неприглядно.

Ольга не выдержала, зарыдала.

Пришлось успокаивать, отпаивать водой из графина. Из обрывков фраз я понял, что муж недавно скончался и жизнь Лохтиной рухнула. Действительный статский советник оставил значительные долги, все друзья и родственники от Ольги отвернулись — ее винили в сердечном приступе Владимира Михайловича. И тут была доля правды.

— Долги я покрою — я быстро выписал чек Лохтиной.

Хоть одна проблема решается деньгами. Вот бы так всегда…

— Мне неудобно брать — замялась женщина — От…

— Бывшего любовника?

— Да!

— А от работодателя?

На лице Лохтиной появилось удивление.

— Мне нужна обратно секретарша. Видишь, как все закрутилось…

— Что же Танеева? — с некоторой долей ревности спросила Ольга

— Аня высоко взлетела — усмехнулся я — Первая женщина пилот, поди приземли ее теперь в приемную…

— А Елена?

— Тоже парит возле Олимпа. Стала директором моих предприятий. Нынче в Сызрани.

Повисла пауза, Лохтина раздумывала. Потом тяжело вздохнула, спросила:

— Когда приступать?

— Ежели без новых побегов — я не смог удержаться от шпильки — То прямо сейчас.

*****

Закончив переговоры с промышленниками, я тут же принял Извольского.

— С чем пожаловали, Алексей Петрович? — я снял очки и принялся тереть переносицу.

Надо что-то придумывать, а то совсем в кресло врасту, никакие полеты не помогут. Может, сделать себе тренажерный зал и принимать посетителей там, хе-хе? А что, я персонаж экстравагантный, могу себе позволить. Опять же, введу в моду, а то у нас только гимнастическое общество в пару сотен человек ЗОЖем занимается, а все остальные разве что пешком ходят и верхом ездят.

— Очередные притязания Японской империи, Григорий Ефимович. На этот раз тарифы за перевозку по Южно-Маньчжурской дороге.

— Кемску волость хотят?

— Простите? — Извольский, хоть и попривык к моим выходкам, выглядел обескураженно.

— Не обращайте внимания. Японцы, значит, требуют все большего и большего, а нам ответить нечем, так?

— В целом верно, после… ммм… неудачной войны наши силы на Дальнем Востоке крайне слабы.

Ну да. Стратегический и геополитический тупик — громадные вложения в Транссиб уперлись в трижды отобранный Порт-Артур и все тысячи километров дороги ведут практически в никуда, вместо того, чтобы приносить стране прибыль. И бодаться с японцами сейчас ни сил, ни времени — главные проблемы на западе.

Извольский тем временем бубнил про Маньчжурию и я краем уха выхватил, что с момента постройки КВЖД население края увеличилось вдвое, за Великую стену, невзирая на запрет, вовсю валят ханьцы. С одной стороны, это хорошо — под нашим влиянием растет потенциал и возможности. С другой — страдают собственно российские территории, особенно от хунхузов, а забайкальские, амурские и уссурийские казаки понесли серьезные потери в русско-японскую и не в состоянии полностью прикрыть границы. Да еще должно в Китае бахнуть, попрут беженцы…

— Полагаю необходимым ответить решительной нотой… — продолжал Извольский.

— А сколько ты их уже направил, Алексей Петрович? И был ли с того толк?

— Ну как же! — начал было Извольский, потом принялся считать, потом все-таки признал: — Как в бездну. Японцы чувствуют себя сильными и творят, что хотят.

— Во-от! — я чуть было не выдал “надо ломать парадигму”, но вовремя спохватился и объяснил попроще: — Сейчас сложилось такое положение, которое можно изменить либо силой, либо совсем иным подходом.

— Вы имеете в виду признать главенство японцев на Дальнем Востоке? Но это несовместимо со статусом великой державы! Его Величество… — Извольский осекся, вспомнив, что времена поменялись.

— Да ни боже мой! Но в Японии наверняка есть силы, настроенные на сотрудничество с Россией.

— Конечно, например князь Ито, бывший премьер-министр.

— Ну так он наверняка не сам по себе, есть же у него единомышленники?

— Да, есть определенные круги в Японии, в первую очередь промышленные, заинтересованные в мирном развитии — им сейчас необходимо переварить Корею.

— Ну вот и действовать через них. Вы же понимаете, что рано или поздно мы столкнемся с Германией?

— Весьма вероятно, но какое отношение это имеет к нашей дальневосточной политике?

— Самое непосредственное: германские колонии и фактории в Китае. Почему бы не намекнуть князю, что при изменении настроений в пользу России, мы не будем препятствовать установлению японского контроля над Циндао и германскими островами?

Извольский задумался. Похоже идея достичь прочного мира со страной Восходящего солнца ему пришлась по душе. Я усилил нажим:

— Или что Российская империя не будет возражать против проведения Японией более широких действий южнее Великой китайской стены

Да мало ли чего можно придумать, если не жадничать — тех же японских промышленников пригласить на совместные предприятия в Маньчжурию, вырастить среди них группу, кровно заинтересованную в сотрудничестве… Даже если просто развить Желтороссию, там поднимется уровень жизни и хоть какая-то часть хунхузов переориентируется на “внутренний рынок”. Цинично? Да, зато спокойнее будет северней Амура.

— А еще, Алексей Петрович, запросите у японцев возможности закупки их патронов малого калибра.

— Зачем???

Вообще-то для Федорова, для СМЕРШа, для новых разработок… Но говорить этого не буду, могу поспорить, что о таких неожиданных мотивах Извольский если не в министерстве, то дома будет говорить. И пойдут круги по воде, в том числе и к совсем чужим ушам.

— А у меня ребятни в стрелковых обществах много, мосинская винтовка для них тяжела, пусть с легкой японской стрелять учатся.

Вот как в воду глядел — ляпнул что-то Извольский не там и не тому, всполошились посланники Токио и Пекина и забили мне два рабочих дня своими китайскими церемониями. Сперва Са Юнту долго растекался мыслею по древу, то подбираясь к важным вопросам, то вдруг меняя тему и все не решаясь спросить главное — будут ли делить Китай? От его шитого золотом парадного мундира у меня попросту рябило в глазах, так что через три часа пустопорожней беседы я сказался больным и завершил наш плодотворный обмен мнениями на том, что высказался в пользу непременного улучшения отношений с высоким правительством Китайской империи и уверениями в вечной дружбе и уважении. Хотя очень хотелось просто послать.

Итиро Мотоно был менее велеречив и больше упирал на практическую сторону дела — какие концессии в Маньчжурии можно получить, каковы прогнозы на случай войны в Европе и так далее. Но его я свернул на закупку патронов, вернее, на то, как ее произвести частному лицу — военное министерство и ГАУ наотрез отказались делать это за государственный счет.

*****

В себя я пришел к утру второго дня плавания — иначе в городок Повенец из Питера не добраться. Ну то есть можно, конечно, доехать поездом до Сердоболя, который в мое время именовался Сортавалой, но оттуда до Повенца еще четыреста верст, причем совсем не по шоссе. Даже на автомобиле часов двадцать ходу. Поэтому — водный транспорт, целый караван. И то, повод значительный — закладка Беломоро-Балтийского канала.

Плыли всей честной компанией — царь с царицей, Антоний с Феофаном, Столыпин с министрами, депутаты. Додумайся кто потопить головной пароход под броским названием “Честь и слава” — страна сразу лишится почти всей верхушки.

Стоило только отойти от Шлиссельбурга, как сразу начались хождения из каюты в каюту. Сначала меня пригласили к Николаю, курить сигары. Точнее курил один царь, я же отговорился качкой и тошнотой. Не сказать, чтобы нас сильно мотыляло по волнам, но озерная качка так себе удовольствие, Аликс тоже вот слегка позеленела и ушла сразу к себе. А вот не надо было требовать перехода по Ладоге — есть же целых два канала, идущих вдоль южного берега, новый и старый. Но — захотелось видов, а озеро серьезное, почитай, целое море, шуток не любит.