С милой рай и в шалаше - Роузи Кукла

За идущей впереди машиной ничего не видно, и я по неопытности нахваталась песка, закашлялась, прежде чем догадалась поступить, как мой попутчик: он с головой закутался в свой балахон, спрятав руки. Потом, завывая мотором, наша машина качается и то лезет на барханы, то катится угрожающе накреняясь. Наконец–то мы выезжаем под какие–то жидкие пальмы. Потом машина замерла. Все! Наконец–то! А где же мой Голубоглазый…

Он спокойно стоит и писает тут же, рядом, не обращая на меня никакого внимания. Кстати, я уже не раз убеждалась, что у арабов не принято стесняться своих естественный потребностей. При вас могут спокойно усесться, и при этом будут продолжать начатую с вами беседу. Вот и сейчас мой красавец отвернулся и что–то громко говорит спутникам. При этом мне кажется, что я мельком вижу,…Нет, мне чудится или же мне так хочется, или действительно я его вижу там! По крайней мере, успеваю отметить, что кожа у него там светлая…А вот то, что желала бы увидеть, то…Да! Понимаю, что так поступать некрасиво, безобразно, но ничего не могу с собой поделать и потому неожиданно снова встречаюсь с ним взглядом. Он закончил процедуру и, заправляя одежду, изумленно, как мне кажется, смотрит прямо в мои глаза. Но так только секунду, по тому, как следом тут же отворачивается, громко что–то приказывая, отходит.

Здесь будет ночевка. А хилые и чахлые пальмы заботливо прикрывают колодец, который и колодцем–то назвать как–то не получается. Просто под пальмами довольно большая открытая площадка с каменистой почвой, да округлая стенка, выложенная камнем, который неведомо как тут оказался. Это и есть колодец. А колодец в пустыне, да еще где? В Сахаре! Сами прекрасно понимаете, что это обозначает для каждого путника. Колона рассредотачивалась, машины разъехались, и тут же потянулись к колодцу люди, но не все, а лишь те, кто сегодня отвечал за воду. Такой у берберов обычай. А не уважить обычай в пустыне, это же равносильно смерти! Потому все хоть и занимаются своими делами, но поглядывают с нетерпением на своего водоноса. Ну, где же ты, скоро ли? Не знаю, как остальные, но я просто изнываю от жажды! В голове все мысли сплавились, и только тревожно и беспокойно стучится одна фраза: пить, пить, пить,…Кстати, пить хотят все, но берберы как–то делают это с достоинством, даже больше того, мне кажется, что они сырую воду вообще не пьют, а пьют только чай или с горечью и несладкий кофе. Потому лагерь оживает и вот уже и мой спутник что–то ищет в кузове, а потом, вытащив небольшой медный чайник с длинным и тонким носиком обращаясь ко мне, говорит что–то о чае. Я как могу, улыбаюсь и так утвердительно киваю головой, что он, сжалившись, извлекает из глубины своего необъятного балахона флягу и протягивает мне. Я жадно набрасываюсь, понимая, что я просто кретинка и самая настоящая дрянь, но…фляга неожиданно быстро пустеет! Я все пытаюсь выловить из нее последние капли и держу у рта, высоко задрав голову, но, увы, фокус не удался, фляга пуста. И только тогда я понимаю, что я поступила как самая последняя…! Я ведь должна была только пригубить, а я? Понимая, что пустую флягу отдавать мне нельзя, я ищу глазами Голубоглазого. Потом неспешно переваливаюсь через борт и, поправляя свой платок, открывая лицо, подхожу к нему.

— Давай свою флягу я наберу тебе воды. — Говорю ему, показываю пустую флягу и на колодец. — Давай свою флягу, ну же?

Для уверенности и чтобы он меня понял, я ткнула его в живот пустой флягой и рукой,… мол, давай свою…

Не знаю, что он подумал, но то, что все замерли и уставились на нас, я это сразу, же почувствовала. Секунды он смотрит на меня в упор, не моргая из–под своего синего платка, которым все еще замотан до самых глаз. Так стоим с ним, переглядываясь, в полной тишине, и мне кажется, что я только с ним одна и никого рядом. Потом он медленно запускает руку под одежду, вытаскивает из — под нее и протягивает мне свою довольно красивую металлическую флягу, обшитую кожей.

— Маши! Энта фагхемни? — (Согласен. Ты понимаешь меня)?

Я же ведь дурная! Ну откуда мне было знать, что так поступать я не должна была. Взяла его флягу, развернулась и потопала к колодцу! Пока шла, то услышала, как все вдруг разом заговорили, и весь лагерь пришел в движение. Шла и чувствовала, как на меня с любопытством смотрят десятки пар глаз из–под своих синих платков. Ну и пусть смотрят! Зато я ему воды принесу…

— Ты что? Что ты делаешь? — С криками ко мне устремляется доктор.

— Алла–ла! — Как–то недобро и повелительно крикнул ему мой голубоглазый избранник.

— Что, что он сказал? — В свою очередь я наступаю на доктора.

А тот, почему–то согнулся, словно его переломило, и он кому–то, кто за моей спиной стал часто кланяться. Я обернулась, никого! Кому же он, кому, неужели…

— Да тебе, тебе! Теперь тебе все будут кланяться…

— Почему? Я что, царица?

— Да! Теперь ОН тебя взял под свою опеку. Теперь у тебя другой статус. Прощай! — Развернулся и пошел, как мне показалось, сильно расстроенный чем–то.

— Доктор! Куда же Вы мой Господин?

— Нет! Теперь я для тебя просто доктор!

— А как же вы, Господин?

— Он теперь твой господин!

Подходя к колодцу, я уже реально почувствовала, что статус мой изменился: передо мной расступались, пропуская, а кто–то вдруг подскочил, выхватил фляги и стал их торопливо заливать чистой и холодной водой.

— Возьмите Госпожа! — Говорит мне довольно хорошо по–русски, протягивая холодные и мокрые фляги. — Не забывайте, меня зовут Ассахан. Если Вам что–то еще будет надо, крикните, и я к Вам тут же приду на выручку.

— Откуда ты так хорошо знаешь русский язык?

— Ах, Госпожа, было бы у Вас время, я бы Вам все о себе рассказал: как я учился в Союзе и как там прекрасно жил…

— Так ты учился в Союзе?

— Ну да, Госпожа! Я ведь по профессии школьный учитель русского языка, учился в ……ском педагогическом, а вот сейчас… Война! Будь она проклята!

— Ну, хорошо! Спасибо Вам.

— Фурса саид! Что означает, приятно познакомиться. Я могу, если Вы пожелаете, еще позаниматься с Вами арабским языком.

— Хорошо…

— Ассахан, Госпожа, меня так зовут.

— Хорошо Ассахан, я обязательно тебя позову. Ты мне потребуешься.

— Нет, Госпожа! Никогда не протягивайте никому левую руку, только правую! И сами не пытайтесь пожать кому–то руку! Помните, Вы женщина и сами никому….Просто кивните головой и уходите, помните, что Вы теперь женщина нашего Господина! А зовут нашего Господина, и тут же произносит мне его имя. Я не могу вам передать его подлинного имени, а, скажем так, назову его: Ибрахим аг Саид. Вы поняли, как звали моего Господина? Запомните его как Ибрахима аг Саида.