Чужая боль - Эльмира Нетесова

Вернулись они через неделю. Уже не выли. Заговорили по-другому:

— А что? Правильно дед говорил, каждому свой черед и время. Может они на том свете счастливее, чем здесь. Ведь вот отсюда все уходят, а оттуда никто не вертается. Видать там не так уж плохо. И чего их оплакиваем?

Через сорок дней пришел к Катьке с предложеньем. Та даже обиделась:

— Дед! Ты на себя глянь. Ты ж старше моего отца лет на десять. У тебя дети взрослых внуко имеют. А ты в мужики клеишься, иль мало ста рух в деревне твоих ровесниц. Шел бы ты к ним, старый черт!

— Я б может и пошел. Да и права ты. Только как позову старую каргу, ежли не справится с моим хозяйством.

— А как бабка справлялась?

— Хо-о! Она на двадцать годов молодше была. На одной ноге крутилась, всюду успевала. Огневая была, моторная. Третья по счету. Двое других ее не стоили. Вот и заменил. Она ж, голубка, всюду успевала. И что думаешь, было по заднице ей дам, когда корову доить идет, а возвращается, жопа еще дрожит. Вот это баба! Сущий огонь. Хоть где цапни, нигде не промажешь. Вся с себя сдобная, как булка с кремом. А и хозяйство мое нималое. Пяток коров, столько же телят, да куры, гуси, кроли. Короче в сарае ступить негде. В избе кот с собакой. Эти промеж собой дружут. Ну и мы поладим. Что возраст?5 Чем старей, тем мудрей. А и тебе молодые ни к чему. Видала ты их. А такой как я долго жить станет, поверь моему слову. Я не с квелых. У нас в роду все мужики больше веку жили. Сама подумай, кто тебя в деревне дважды вдовую возьмет в жены? Только я! И то потому, что никого не боюсь, даже баб. Хоть меня ими с самого детства пугали. А я не робею! Чему бывать того не миновать! Ну, давайте, собирайтесь, а то мои коровы некормлены и недоены стоят. Свиньи весь катух разнесут с голоду, а мы тут торгуемся!

— Иль я одна на белом свете? Почему ко мне старый козел прилип. Ведь в отцы годишься! — буркнула баба зло.

— Это мы посмотрим, кто передых запросит. Я хоть и пожилой, но еще не старик. И всех твоих молодых, обскачу на вираже.

— Не пойду к такому облезлому. Не хочу такого в мужья.

— Э-э! Баба! Глянь сколько у меня на счету, на чем я за вами приехал, — отодвинул занавеску и добавил:

— Тебе вся деревня станет завидовать.

Баба даже раздумывать не стала. Глянула в счет, увидела БМВ и заторопила своих собираться шустрее, подумав вслед своему прошлому:

— А разве я виновата, что так.

Когда за машиной захлопнулись тяжелые железные ворота, почувствовала себя словно в крепости, о какой мечтала давным-давно.

Она сразу оглядела двор и сказала, что здесь явно не хватает хороших собак, чтоб стерегли все добро, не смыкая глаз.

— Собаки тоже есть. А как без них? С ними завтра познакомишься. Пока пойдем в дом. Он заслуживает большего внимания и давно ждет тебя.

В доме еще пахло похоронами. Цветы искусственные и натуральные стояли по вазам, вокруг портрета.

— Давай это уберем, чтоб по настроению лишний раз не било. Хватит с нас похорон. Устали от них. Пора бы вспомнить, что вокруг нас жизнь бурлит, и ей мы должны радоваться.

Кто-то заботливо накрыл столик на четверых, предложил помянуть усопшую:

— Хватит поминок. Жизнь слишком коротка, чтобы ее еще больше укорачивать. Давайте отметим наше знакомство и не станем вспоминать неприятных минут.

Катя быстро навела свой порядок в доме. Зажгла яркий верхний свет, выключила мрачные свечи, убрала со стены портрет покойной и сказал громко:

— Пусть беда больше никогда не войдет в этот дом. Мы не пустим ее на порог.

Ей никто ничего не ответил. Все либо молча согласились, либо тихо осудили женщину, влетевшую яркой бабочкой в чужую беду. Она так и не поняла, что здесь еще жила боль. А она так быстро не проходит. Она еще живет в каждом углу. Плачет и невольно напоминает о себе каждому входящему…

Трое ребят, осиротевшими птенцами, забрали портрет матери в свою комнату. Украсили его цветами, поставили в изголовье и навсегда оставили в своей спальне. Туда они не разрешили входить никому. Смерть матери стала их бедой, для других она была чужою.

Баба порхала в новом доме. Здесь все сложилось так, как она хотела. И баба ни на минуту не жалела о своем новом замужестве. Ее здесь все устраивало.

Даже бывшие одежды покойной точь-в-точь подошли, не надо было ничего переделывать, подшивать, перешивать, и Катя этому несказанно радовалась.

Справлялась она по дому шутя, хозяин был ею доволен. И, казалось, во всей деревне не было пары дружнее этой.

Никто из деревенских не обратил внимания, что все трое мальчишек вскоре уехали из дома. Где они зацепились, ничего не писали. Словно сгинули. Ни словом о себе отцу не сообщали. Словно и не было их здесь никогда. Сыновья поначалу писали. Но получая скупые ответы, поняли, что в их письмах не нуждаются и бросили сообщать о себе.

Так и прервалась связь с домом.

И только Сашка держался за Анку. Ему казалось, что потеряв с нею связь, он растеряет все на свете.

Оно и немудрено. Эту семью тоже не обошли свои беды. Анна едва успела защитить диплом, как родила. Надо было на что-то жить. Но на работу не устроиться. Ребенка никуда не пристроить. Заела нужда. К отцу, она это знала, обращаться бесполезно. Он зарабатывал очень немного и помочь Анке не мог. Только привозил продукты. Иногда выручали Максим и Иван Антонович. Делились из последних копеек, оставляя себе гроши. Анна знала о том. Уж как не хотелось ей брать эти деньги, но надо было хоть как-то выживать. Она стала обдумывать свою жизнь заново.

Ушло детство. С ним потерялось что-то очень важное и дорогое, что никогда не забыть и не вернуть. Анка поняла, что став старше, она не стала умнее или опытнее. До нее дошло, что в суете жизни, она потеряла что-то главное, стала черствой, равнодушной, злой.

Нет, не стоит жалеть и сочувствовать подругам. Они первыми предают, — решила Анна, вспомнив всех девчат и особо, хитрую, ехидную Ритку. Впрочем, за каждой свои грехи имелись. В них можно было потеряться и не найти сам себя… Взять к примеру Ритку.

Утопала в роскоши баба. Мучился на копеечную зарплату Максим. У Катьки было все. У Максима ничего. Все мог предоставить Кузьмич кроме молодости. У Максима кроме нее ничего не было. Вот и встретились они ночью. Катя сразу поняла, что забеременела от Максима. Но скрывала правду. А старик понял, и Катька вынужден была уйти от него в родительский дом. Но Кузьмич долго не горевал. У него в хозяйках скоро появилась Анна — дочь Сашки. Всем бабам хочется пожить на широкую ногу. И, как ни уговаривал отец, дочь не послушалась.

— Он в возрасте, но не старик, — ответила Сашке и перешла в дом Кузьмича. Тот держался молодцом. И о прежней жене, сказал, что не хочет; растить чужих детей. Как бы там ни было Катя одна жила в старом доме. Анна блаженствовала с Кузьмичом. С бывшей подругой даже не здоровалась. Она была уверена, что старик проживет еще долго. Ведь говорил, будто в его роду мужики по сто лет жили. А сам взял, да и умер. Хотя и повода не было. Вечером гулянку устроил. Сыпал комплименты. И вдруг лег на диван и перестал дышать. А совсем недавно пел и танцевал. Пил шампанское. Тут ничего не стало нужно.

— Ну, вот и отпрыгался! — холодно заметила Анна, без жалости оглядев труп мужа.

— И к тебе пришло свое время, — она посмотрела на Сашку. Отец без слов понял ее.

И только Катя плакала в три ручья. Она слишком поздно поняла свою ошибку, какую уже не исправить никогда. Ведь с каждым днем рос живот. А как сказать, чей это ребенок? Она понимала, о том лучше молчать. И тут же вспомнила, что она не прописана в этом доме. Здесь так и остались трое сыновей и хозяин. Она уже не помнила, почему так получилось, как она прозевала. Пришлось перебираться в старый дом. Он порядком обветшал, пришел в негодность, пришлось его ремонтировать, восстанавливать. Но самое обидное, что ребята не отдали ей ни одной вещи, какие носила, все отвезли бомжам на свалку. И осталась Катя в чем была. В своей хате и халате. Все что имелось, забрали сыновья.

У бабы даже сил на слезы не было. Так ее не обманывали еще никогда. И даже подруга…

Она от обиды на могилу не ходила. Уж такая взяла досада, на всех сразу.

Хорошо хоть Максим помог, принес деньжат, поделился с получки, иначе и вовсе с голоду сдохла б.

Нет, никто больше не подходил к Катьке. Старая стала. К таким уже не сватаются. Разве совсем по бухой. Но утром, не веря в собственную придурь, убегали бегом, чтоб не слышать, что можно сочинить по пьянке.

Никто не навещал. Разве бомжи где-то заглянут. Так их истории покруче ее. От них мурашки продирают до костей, и волосы дыбом становятся. Их послушать, все равно, что штоф самогонки без закуски выпить, а такое не всякому под силу. Вот и сидит баба у окна. Все испытала в жизни. Может и в этот раз кого-нибудь занесет попутным ветром. А коли мимо, тоже нет. Баба уже ко всему привычная. Авось и ее судьба увидит. Она ж, как зебра, после черной полосы, обязательно будет белая. Только бы дождаться…