Непобежденные - Илья Азаров

Такого же содержания радиограмма пошла в Севастополь командующему флотом вице-адмиралу Октябрьскому.

Радиограмма из Новороссийска командиру лидера „Ташкент“ была следующего содержания: „Оказать помощь „Безупречному“ с наступлением темноты, после чего вернуться в Новороссийск“.

Радиограмма из Севастополя приказывала: „Следовать к месту назначения“.

Вражеская авиация до захода солнца преследовала „Ташкент“, стремясь потопить его. Зенитчики сбили два бомбардировщика. С наступлением сумерек все внимание сосредоточили на море — на безмятежной, как казалось временами, водной глади; в минуты затишья море выглядело таким мирным…

И не напрасно Ерошенко дал команду усилить наблюдение за морем. Через некоторое время наблюдатели с верхнепалубных боевых постов доложили о появлении торпедных катеров. По ним сразу же открыли огонь. Комендоры сбили катера противника с боевого курса, и торпеды, направленные в „Ташкент“, прошли впереди по курсу корабля и сзади, за кормой.

„Никогда не забуду, как, стоя на левом крыле мостика, увидел две фосфоресцирующие дорожки, упершиеся в борт лидера в районе второго котельного отделения. Я сжал руками поручни, ожидая взрыва, казалось — неминуемого. И только минуту спустя понял: торпеды уже прошли перед носом корабля, который на полном ходу набежал на их след. Разумеется, я прекрасно знал, что след торпед на поверхности всегда отстает от них самих, но в те мгновения совершенно об этом забыл. Итальянские катерники чуть-чуть поторопились. Должно быть, нервничали, не очень-то уверенно чувствуя себя в засаде. А будь залп более точным, мы не успели бы отвернуть“[9].

Лидер „Ташкент“ прибыл в Камышевую бухту в 23 часа 15 минут. Противник, зная, что в бухту ночью входят корабли, интенсивно вел артиллерийский обстрел. Понтон, служивший причалом, был почти совсем притоплен, в него попало несколько снарядов.

„Ташкент“ ошвартовался.

Ерошенко с мостика наблюдал за разгрузкой боеприпасов, продовольствия. Пушки выносили на руках. Одновременно принимали раненых и эвакуированных жителей Севастополя. Выйти из бухты нужно было затемно. Мысль о гибели „Безупречного“ подгоняла людей лидера, все стремились быстрее закончить разгрузку и посадку раненых. Была еще надежда: на обратном пути подобрать в море оставшихся в живых.

Женщины шли с детьми, с небольшими узелками. Раненые поддерживали друг друга. Тех, кто не мог двигаться, переносили с берега на борт корабля на носилках. Время от времени раздавался хриплый голос боцмана Сергея Филипповича Тараненко. Он успокаивал скопившихся у сходней раненых и женщин.

Все каюты, кубрики были заполнены. На палубе и рострах, в шлюпках сидели и лежали раненые, а с борта все двигался поток измученных людей.

Старший помощник Орловский, помощник Фрозе и боцман Тараненко прилагали большие усилия, чтобы выполнить приказ командира и оставить доступ к орудиям, автоматам и кранцам.

За два часа „Ташкент“ принял на борт более двух тысяч человек. Погрузили громоздкие рулоны полотна Севастопольской панорамы.

Я помню, как в Новороссийске выносили с корабля зашитые в матросские одеяла куски полотна панорамы Ф. А. Рубо „Оборона Севастополя“.

В памяти не все сохранилось из того, что рассказывал мне тогда старший лейтенант, флагманский артиллерист ОВРа Г. В. Терновский, который был свидетелем и участником спасения полотен панорамы.

В послевоенные годы я часто встречался с капитаном 1 ранга Героем Советского Союза Г. В. Терновским. Я знал его еще по осажденной Одессе, где он проявил себя смелым и находчивым командиром постоянного корректировочного поста.

В июньские дни 1942 года Терновский на „МО-4“ ходил в Севастополь. 25 июня, находясь в районе Исторического бульвара, он увидел пожар в панораме. Во время бомбежки на панораму, помимо фугасных, сбросили и зажигательные бомбы. Накануне фугасными снарядами была пробита насквозь одна из стен. Осколками разорвавшихся внутри здания снарядов было изрешечено полотно панорамы.

Терновский, как и моряки, находившиеся вблизи панорамы, не мог безразлично отнестись к гибели выдающегося произведения искусства и бросился к зданию…

Не без труда пробился он вовнутрь, где было душно и смрадно от огня и густой пыли, летевшей с обратной стороны полотна, окружавшего сплошным цилиндром смотровую площадку. Он увидел, как моряки подрубали полотно сверху и разрезали тут же на части. Немедля включился и он в спасательную работу и вместе со всеми выносил куски полотна сквозь огонь наружу.

Воды, чтобы сбить пламя, не было. Сбивали снятой с себя одеждой. А когда один огромный кусок холста, лежавший на земле, загорелся с краев, готовый вспыхнуть, как факел, художник Дома флота Семен Аннопольский бросился на горящий холст, за ним последовали курсанты Александр Кислый и Иван Пятопалов и еще двое курсантов. Катаясь по холсту, они гасили своими телами разбегавшиеся языки пламени.

Ранены и обожжены были все, кто спасал полотно панорамы. Но люди дорожили каждой минутой, о себе не думали. Сбить пламя не удалось, пожар разрастался. Однако большую часть полотна удалось вынести.

Благодаря Г. В. Терновскому удалось назвать имена инициаторов спасения части полотна панорамы.

Одним из первых бросился к загоревшемуся зданию батальонный комиссар Александр Кириллович Карявин, комиссар курсов средних командиров береговой обороны флота. Особо отличился при спасении кусков полотна живущий ныне в Ленинграде бывший начальник курсов средних командиров береговой обороны капитан Александр Петрович Ломан. Он стал литературоведом, ведет большую исследовательскую и переводческую работу. В Ленинграде живет, как рассказывал Терновский, и А. И. Кислый. Он первым заметил пожар и доложил об этом комиссару Карявину. Ныне Кислый инженер одного из ленинградских заводов.

В спасении полотна панорамы деятельно участвовал и представитель Политуправления Черноморского флота старший политрук Н. С. Хлебников, что считаю своим долгом отметить особо. Он в числе других подписал составленный на месте пожара акт о варварском разрушении гитлеровцами ценнейшего памятника культуры.

Николая Семеновича я знал как способного, хорошо подготовленного лектора, его выступления бойцы слушали с большим вниманием. Речи и доклады Н. С. Хлебникова закаляли волю к победе над захватчиками.

Политработник Хлебников известен мне и по участию во многих операциях флота. Его большевистское слово, личный пример смелости и находчивости усиливали у военных моряков наступательный порыв.

К сожалению, не обо всех участниках спасения полотна панорамы удалось мне узнать. Но всегда, когда я бываю в Севастополе и прихожу в панораму, я вспоминаю зашитые в матросские одеяла куски полотна, доставленные лидером „Ташкент“, вспоминаю тех, кто, не щадя своей жизни, спас основную часть полотна. Бережно сохраненные куски панорамы помогли возродить замечательное произведение искусства — памятник доблести и мужества русских моряков.