Волшебный час - Сьюзен Айзекс

— Уфффф, — наконец сказал он. — Я знаю, что это очень серьезное дело, и, наверное, я буду выглядеть как последний эгоист, занятый только самим собой, но я все же дерзну задать вам один вопрос. Вы случайно не видели меня в «Линии огня»? Я играл там одного из ваших коллег.

— Видел, — ответил я. Я не специально искал этот фильм, а просто поймал его по кабельному каналу, но об этом не упомянул. — Вы очень хорошо играли.

Честно говоря, он многое схватил довольно верно: и атмосферу поддержки в отряде, и авральную работу сутки напролет, и что самое поразительное — состояние полного измождения. Но в том фильме он носил кобуру на плече — а нормальные копы так не делают, — да к тому же очень медленно, даже я бы сказал, неуклюже двигался. К моменту, когда он передергивал затвор своего пистолета, он по всему раскладу уже сорок минут как должен был числиться в покойниках. Приглядевшись к нему как следует, я понял, что он и сидеть-то как следует не умел. Только он с мужественным видом расслабленно развалился на стуле, откинувшись назад и балансируя на задних ножках, как вдруг потерял равновесие и едва не рухнул на спину. Он умудрился не упасть, но ему пришлось признать свое поражение и поставить стул на все четыре ноги, поэтому, прежде чем он нащупал точку опоры, с минуту его ступни плясали истерическое «ча-ча-ча». Бог с ними, с дорогими мускулами: любому дураку ясно, что у Ника Монтелеоне — координация чучела Франкенштейна. Воображаю себе, как во времена его детства мальчишки, набирая команду, бормотали сквозь зубы: «Ой, только не Монтелеоне!»

— Вам мой герой был понятен? — поинтересовался он. — Я имею в виду: вы ему поверили?

— Конечно.

Вообще-то, призадумавшись, я вспомнил, что в тот вечер я все крутил головой, пытаясь въехать, как же это так получилось, что у этого белого лейтенанта из Чикаго — а в кино следователи по убийствам почему-то всегда лейтенанты, — такой странный акцент, помесь речи нью-йоркского негра с Рэмбо: Ну тэ, па-донак, пушку на стол, руки за голову. Пиф-паф — и ваших нет.

— Наверное, вы думаете, что я очень самовлюбленный актер, и, может, вы и правы, но я, честное слово, умираю от любопытства: мог бы я оказаться одним из ваших коллег?

Тут я вдруг понял, чего же он хочет. Безусловного понятия. Не в качестве друга, а в качестве коллеги. Я должен был полюбить его и доказать свою любовь — в противном случае он мне не откроется. Пришлось притвориться.

— Знаете, дьявольски интересная штука вышла с этим фильмом! Вы прямо были как один из наших, — поспешил я его обрадовать. — Клянусь, вы преспокойно могли бы работать в управлении.

Тут Николя как бы оттаял всем телом. И по новой принялся за свои мужественные экзерсисы со стулом. Вытянул ноги и скрестил их перед собой. На нем были плетеные кожаные туфли вроде шлепанцев; наверное, какие-нибудь фирменные, заграничные, одному моему брату известной марки.

И, поскольку мы уже стали закадычными дружбанами, а то и партнерами, я спросил:

— Расскажите мне о просмотрах? Что вы об этом думаете? Стоило ли вообще снимать?

— Видите ли, фильм выйдет в любом случае, поэтому в общем смысл ежевечерних просмотров в том, чтобы понять, насколько ты продвинулся по сравнению со вчера. Гонят все дубли. А постановщик и монтажер сидят сзади и обсуждают — я бы сказал «шепчутся» — о том, какой дубль хорош, а какой никуда не годится, какие декорации подойдут, какое освещение лучше использовать, чтобы вытянуть конкретную сцену.

— Кто еще обычно участвует в просмотрах?

— Актеры. Иногда. Что касается лично меня, то я ужасно щепетилен во всем, что касается работы, и всегда просматриваю сцены, в которых заняты другие. Анализирую. Ну, понятно. Какое освещение в моих сценах, хорошо ли смотрится костюм, грим и тому подобное.

— А Линдси участвовала в просмотрах?

Николя собрал свои губищи в куриную гузку.

— Нет. Она всегда неслась к Саю домой поплавать в его бассейне. Это чтобы грудь в тонусе держать.

— Как же так, она не изъявляла желания увидеть, что наснимали за день? Говорят, она такая умная. Разве она, подобно вам, не проявляет щепетильности в работе?

— Хотите правду? Линдси обожает себя до безумия.

(И это говорит человек, ежедневно трясущийся за свой грим и костюм!)

— Она убеждена, что способна и так оценить собственную игру, поэтому что толку напрягаться и по двадцать раз все это просматривать? Кроме того, — Николя томно покачал головой, — если ей захочется реакции, ей достаточно после очередного дубля заглянуть в Испанские Очи. Понимаете, о чем это я? Там она и увидит отражение своей неотразимости.

— Она действительно добралась до Сантаны?

— Добралась? Она его на поводке держит, как щенка. «Голос, Виктор! Молодец. Стоять!» Для остальных — это трагедия. Первую неделю Виктор был в хорошей форме, собран, полон идей, энергии, с ним действительно работать было одно удовольствие. И уж он задавал Линдси перца, потому что необходимость в этом возникла сразу, на третий день съемок. Но Сантана уже тогда попал под прицел. Сая не устраивало, как мисс Киф играет на этот раз. Но Линдси есть Линдси, она немедленно уловила, что власть уплывает из рук. И ей понадобился новый союзник. Поэтому она вынюхала слабое место Виктора. Это ее величайший дар — найти у мужика самое слабое место.

— И какое же оно у Сантаны?

— Ну-у… Ему позволено теперь быть своим в Стране Грез, в киномире. Я поясню: Сантана — чертовски сильный кинематографист, но сейчас он занялся постановкой. Он поставил два фильма, которые были приняты «на ура», так? Он только выглядит таким… «утонченным», на самом деле он все никак не может привыкнуть к сознанию того, что допущен в кинобизнес. В глубине души он все еще не в силах осознать, что он попал из грязи в князи. И тут возникает Линдси, с ее опытом игры в классическом театре, с ее репутацией заигрывания с коммунистами и с ее полуобнаженной «Ярмаркой тщеславия». Секс-бомба. Единственные, кому «открыт доступ к телу» — это скандально известные «левые» или очень крутые личности, известные в радиусе, по крайней мере, пятидесяти миль отсюда. И вот Виктор думает: если одна и та же женщина, которая трахает известных на весь мир мужчин — латвийского романиста, министра обороны из кабинета Кастро, Сая Спенсера, — ну, если она теперь хочет трахать меня, я вынужден вступить в «высшую лигу».

— А каким образом она закадрила Сая? Какие у него были слабости?

— А, это проще простого. Сай был ultissimoинтеллектуальным снобом. А Линдси, при том, что она умудряется в каждом из своих фильмов содрать с себя всю одежду, слывет очень серьезной актрисой. Она убедила всех вокруг, что ее акт обнажения равносилен акту соблюдения достоинства на исповеди. В результате она получает блестящие отзывы во всех нужных журналах — в тоненьких, с французскими фамилиями и на газетной бумаге, и в толстых тоже. К тому же она заняла правильную позицию в отношении Никарагуа быстрее, чем кто-либо вообще успел сообразить, что нужно задуматься о Никарагуа. Ну, добавьте сюда ее природную красоту. Никакой пластической хирургии. Натуральная блондинка.