Линейцы - Андрей Олегович Белянин

Если это было предупреждение, то оно изрядно запоздало. Пьяные скелеты с кинжалами, пистолетами и шашками в руках замкнули круг. Похоже, звание кунаков жениха не так уж гарантированно защищало от голодных мертвецов. К тому же на Кавказе не принято просто так пить, надо ещё и закусывать, а двуногая закуска стояла прямо тут, открыто маня живым теплом.

— Они что, на серьёзных щах, собираются нас есть?

— Да-да, напомните им ещё и про щи!

— Тьфу, я не это имел в виду! Мы же невкусные!

— А если они умеют готовить?

— Хм, заинтриговал…

Суровые обитатели Мёртвого аула между тем продолжали методично сужать круг, ощетинившись в сторону наших незадачливых героев всяческим острым железом.

— Ахметка, что за дела? — возмутился Барлога, и опомнившийся шайтан мигом сунул два пальца в рот, по-разбойничьи свистнув на всю округу.

Мертвецы недовольно обернулись в его сторону, и в этот пиковый момент их плотные ряды разметало в стороны тройным тяжёлым ударом.

— А ну, по коням, хлопцы! — Весёлый дед Ерошка гарцевал на своём флегматичном гнедом жеребце, держа буланого и вороного в поводу. — Кавалерия-от подоспела!

Дважды просить никого не пришлось: даже сами лошадки, казалось, прониклись важностью боевой задачи, без малейшего каприза позволив влезть себе на спину, а там, как писал Алексей Толстой, «шашки наголо и даёшь, сукин сын, позицию!».

Не успевшие вовремя увернуться скелеты смачно хрустели под подкованными копытами, Вася и Заур орали дурным голосом, старый казак демонически хихикал в бороду, а довольный собой шайтан, так и не успевший завершить обряд бракосочетания, визжа на одной ноте: «Холоштой, швободный, незенатый, вай, как ха-ра-шо-о!!!», крутился, словно небритая девочка-припевочка на утреннике. Вся кавалькада вырвалась на главную улицу, а там…

— Рассвет! Кажись, успели оторваться!

Когда первые бледно-золотые лучи появились из-за голубых и зелёных вершин гор, живые покойники быстрее тараканов, толкаясь и перепрыгивая друг через дружку, кинулись прятаться по своим могилам. И пяти минут не прошло, как Мёртвый аул вновь стал таинственным, но совершенно безопасным местом. Честное слово, хоть туристов на экскурсии приводи!

Два будущих историка Барлога и Кочесоков так и стояли, развернув лошадей, пока солнечный свет гарантированно не обеспечил им свободную дорогу из проклятого селения. Казалось бы, всё, вырвались, второй раз их сюда никакими пряниками не заманишь. Но они уже потихоньку научились не загадывать далеко вперёд. И это правильно, кстати…

Дед Ерошка, скептически похмыкивая, пустил своего гнедого неспешным прогулочным шагом, но только выехал к лесу, как раздался выстрел. Старый казак мгновенно схватился за ружьё, но из леса навстречу выехала его внучка. Каурая кобыла, опустив морду, фыркая, била копытом — видимо, она не любила запах пороха.

— Чего стреляла-то, Танюха?

— Абреки часового своего оставили. Уходить надо.

Чернобровая казачка без лишних слов рванула поводья. Остальные кони, также не дожидаясь команды, пустились следом.

По лесу, вдоль Линии, узкой тропинкой между куширями[28], потом спешились и пошли на четвереньках в секрет… В общем, когда все выдохнули, почувствовав себя в относительной безопасности, два студента из двадцать первого века практически кинулись целовать родную землю пещеры. Потом жарко обнялись друг с другом, выдули по кружке чихиря для успокоения нервов, и с молчаливого разрешения старого пластуна просто рухнули спать на расстеленные пастушьи бурки. Ночка у них выдалась весьма бурная, а потому бессонная…

— Даже не поели.

— А чего ж, внученька, линейцы-от наши и глаз ни разу не сомкнули с прошлой ночи. Утомились с непривычки-от. Пущай уж…

— Ты б и сам прилёг, дедуль.

— Я-то и прилягу. Ты вот сперва доложись, что там да как по службе-то? Как здоровьечко Ляксея Петровича? Что казаки меж собой балакают? Скоро ли войне той конец?

Татьяна привычно уселась рядышком, накрыв ковром седло, сняла папаху и, приступая к чистке винтовки, начала короткий, но обстоятельный рассказ. Опустив дословную передачу текста, постараемся сконцентрироваться на главном. Останки «летающего джинна» были тайно вручены генералу Ермолову, а после матерных изумлений вкупе с жаркими молитвами облиты святой водой, разбиты молотками в прах и выброшены в пропасть.

Задача для двух линейцев под присмотром деда Ерошки оставалась прежней. То есть нужно было сделать всё возможное, чтобы к подходу передовых частей русских войск всякая нечисть, что балует в здешних краях, была приведена в чувство и борзеть свыше меры не смела. А до того момента с подпоручика и его татарина глаз не спускать! Чуть что не так, нагайкой по хребту, шуток не дозволять и о проказах всяческих докладывать незамедлительно! Ну, и за хорошую службу выдать ещё сухарей полмешка, фунт солёного сала, четверть водки, сахару, крупы по возможности.

— Полагалось ещё пороху да пуль, но я не взяла. И без того кобыла усталая. Пошла в ночь, чтоб не рисковать зазря, казачки наши до первых кордонов проводили. Смотрю, вас в секрете нет. Думаю, мало ли, вдруг помощь нужна? Винтовку на плечо закинула, да и махнула вдоль Линии налегке. Слышу, издали в Мёртвом ауле шум да стрельба, а за версту до него абрек в засаде дремлет. Ну, вот и…

То, что некоторое время назад она преспокойно пришила незнакомого ей мужчину пулей в затылок, красавицу не волновало ни капли. Вообще человеческая жизнь в девятнадцатом веке ценилась не слишком высоко, а уж на театре кавказских войн тем более. И дело тут не в особой примитивности или жестокости народов — просто сама жизнь в горах была слишком тяжёлой, чтобы всерьёз ей дорожить. Но и добровольно отказываться от нее никто не хотел…

Всё равно ведь люди жили! Всякие, разные, в горниле переплавки народов, когда сами горцы (чеченцы, лакцы, черкесы, осетины, адыги, кабардинцы и другие) давно считали пришлых казаков за своих, а казаки, не теряя своеобычия, всегда перенимали от соседей всё лучшее — одежду, манеру верховой езды, вооружение, пляски. То есть действительно в достаточно короткие сроки люди становились своими в доску, на уровне кровных родственников.

И если горячий кавказец в любой момент мог схватиться за кинжал, а казак в свою очередь тоже всегда был готов к бою, то русский солдат, стоящий меж ними, часто вызывал здоровую досаду и с той и с другой стороны. Известны случаи, когда местные станичники не позволяли заезжим гвардейцам наезжать на своих кунаков-горцев, стеной вставая на их защиту. Точно так же гордый чеченец был готов умереть с оружием в руках, не отдав на расправу тейпу[29] своего гостя-казака! Ситуации были разные, люди разные, под одну гребенку всех не острижёшь, и не